Отвечая на обвинение в протестантской критике учения отцов Церкви, он говорит: «Ересью Вы называете мою критику некоторых догматов учения Церкви, а кто сказал, что нельзя критиковать святых отцов? Нельзя критиковать учение Христа. В своей критике я опираюсь, во-первых, строго на Евангелие, во-вторых, на современную науку и только потом на святых отцов». Показательна методологическая позиция как для реформатора православия! Правда, на православном форуме его все-таки принудили сменить свою идентификацию: «Могу с Вами согласиться, поскольку понятие православный означает принадлежность прежде всего к Церкви, но крещён-то я «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28.19). В соответствии со своим толкованием Апокалипсиса я исполнил слова Христа: «выйди от неё народ Мой» (Откр. 18.4) и несколько лет ни к какой Церкви себя не причисляю, но от крещения не отрекаюсь. Согласен, что по своим убеждениям я не являюсь православным, а просто христианином. Однако, такой самоидентификации на форуме нет, а в чужой монастырь со своим уставом не входят. Поэтому согласен принять инфо «невоцерковленный верующий»». Такова была его попытка реформировать православие.
Отмечая ограниченную ценность Церковного Предания, мы нисколько не хотим отрицать большое значение Раннего Церковного Предания. Отрицать Раннее Предание равнозначно рубить сук, на котором мы сидим. Если Раннее Церковное Предание было столь поврежденным, что в нем совершенно не сохранилось евангельской истины, тогда не признав раннее происхождение книг Нового Завета можно заключить, что Писание есть плод не вдохновения Духа Святого, а результат церковной деятельности. Сегодня историчность Иисуса Христа не оспаривается даже скептически настроенными к христианству историками, но вопрос датировки новозаветных книг все еще остается спорным. Хотя Церковь в действительности не создавала образ и учение Иисуса Христа, а лишь его хранила, ее свидетельство о Нем является косвенным доказательством того, что историческая части Писания является истинной. Раннее Предание позволяет нам доказать, что Иисус исторический не только не отличается от Христа веры, предложенного Церковью, но и идентичен с Ним. Раннее Предание в силу своей тесной связи с Писанием, которое оно непосредственно отражало, просто не могло засориться человеческими предрассудками очень быстро. Зафиксированные в письменном виде книги Нового Завета не позволили процессу церковного осмысления исторических событий той эпохи от положительной роли легко перейти к отрицательной.
Итак, учение Иисуса Христа не было искажено Церковью, поскольку этому воспрепятствовал ранняя письменная фиксация книг Нового Завета, а потом и их состав. Написание же новозаветных книг еще в период существования враждебно настроенных к христианству свидетелей многих описанных в них событий, свидетельствует об открытости Христианской Церкви к дискуссии. Присутствие посторонних авторитетных свидетельств просто не позволило бы ей что-либо скрыть или выставить в другом свете, если бы она этого и пожелала. Евангелист Лука прекрасно понимал, что из всех возникающих в то время исторических книг о Христе нужно было оставить в Богодухновенной неприкосновенности лишь некоторые. Защищая истину в том виде, в котором она была доступна ему как научному исследователю и церковному писателю, он был честен перед людьми и Богом. В его Евангелии таким образом встретились друг с другом человеческая история и Божественное Откровение. Хотя Раннее Церковное Предание имеет лишь производное отношение ко второму, оно самым непосредственным образом связано с первой. Отвергнуть же эту авторитетность Предания значит позволить толковать Писание кому угодно и как угодно. В некоторых случаях, это может оказать пагубное влияние на понимание истинного смысла Библии. Хотя авторитет Писания имеет самодостаточный характер, от дополнительного подтверждения его истинности Ранним Церковным Преданием он еще более усиливается.
Наконец, несмотря на неизменность текста Нового Завета, представленного в большинстве находившихся в церковном обращении книг, все еще оставался острым вопрос закрытия канона Священного Писания. Первоначально христиане не замечали этой опасности, но претензия гностиков на обладание неизвестными им посланиями, подстегнула их к фиксации не только некоторых книг Нового Завета, но и всеобщего их состава. Если бы гностики сумели добавить к Писанию собственные книги, авторитет последнего оказался бы сильно разбавлен. В деле защиты состава Библии от небогодухновенных дополнений церковный авторитет сыграл определенную положительну роль. Вместе с установлением канона книг Нового Завета Церковь приняла решение и о составе ветхозаветных книг, не включив в общий канон апокрифы и псевдоэпиграфы, что проигнорировала современная Православная Церковь. Авторитет Раннего Церковного Предания ни в коем случае нельзя отрицать. Определенной степенью богодухновения он все же обладал. Это не отрицают и евангельские протестанты: «Собрание книг в Новозаветный Канон было совершено первохристианской Церковью, и участники этого великого дела были руководимы Духом Святым» (Мицкевич В.А. Библиология. М. 1990. – с. 22).
Итак, евангельские христиане признают каноническую и толковательную ценность лишь Раннего Церковного Предания. Между тем они возражают против православной тенденции унижать автотитет Писания посредством признания концепции «живого Предания». Эту претензию к православому богословию тактично выразился Дональд Ферберн в следующих словах: «Восток же, напротив, видит источник богословия в опыте Церкви или, в жизни, которая называется «Преданием». И задача богословия состоит в том, чтобы выразить эту жизнь во всей ее красоте и гармонии. В результате, Библия становится скорее одной из нескольких форм выражения Предания, чем источником богословия. Это не означает, что она становится незначимой. Несомненно, Библия, как утверждают православные богословы, — это главная форма выражения Предания. Но основной акцент делается не на авторитет Библии, творения отцов, или какой-либо другой источник, но на сокровенную жизнь Церкви в Духе Святом, жизнь, которая во всей полноте будет осуществлена в Грядущем Веке. Для евангельского христианина подобная идея Предания кажется невероятно сомнительной отправной точкой к пониманию христианской веры и жизни» (с. 43).
1.4. Характер апостольской преемственности.
Вопрос о характере апостольской преемственности является одним из наиважнейших в православно-протестантской дискуссии. Поскольку восточные протестанты признают духовный авторитет лишь за доктринальной частью Предания (вернее они считают подлинным Преданием передачу лишь основных христианских доктрин), то и Апостольскую преемственность они не связывают с сохранением иерархической организационной структуры Церкви. В таком случае, в их представлениях священноначалие как носитель рукоположения (хиротонии) носит исключительно доктринальные функции. Православные авторы это не отрицают, но им не ограничиваются. Например, Зизиулас пишет: «Церковь является апостольской при условии верной передачи по преемству апостольской керигмы» (цит. по: Ферберн Д. Иными глазами, с. 41). Само же представление об апостольской керигме или проповеди у православных отлично от протестантского. Разобраться в этом споре поможет лишь обращение к историческим свидетельствам раннего периода деятельности Христианской Церкви.
Как мы уже отметили выше, и до появления своего канона Писание продолжало определять жизнь Церкви наравне с Преданием, поскольку было изложено в письменном, а значит неизменном виде. В этот период проблема отсутствия стандартного свода книг Нового Завета компенсировалась при помощи авторитета Церковного Предания, а проблемы Церковного Предания разрешались при помощи авторитета, по крайней мере, бесспорной и общепризнанной части (а точнее преобладающего большинства) книг Нового Завета. По причине такого взаимодействия Писания и Предания статус церковного служителя был неразрывно связан с ними обоими. Предание, несмотря на свои незначительные погрешности, все же было способно поддержать авторитет Писания в период языческих гонений и еретических нападок на Церковь. Вот это еще не поврежденное в корне и никак не претендующее занять место Писания Предание и передавалось при помощи церковного рукоположения (хиротонии). В этот период священники были носителями верного апостольского учения, которое, впрочем, не касалось вопросов организации и богослужения.
Климент Римский выступил против ранних разделений в христианстве на уровне священнослужителей, когда новое поколение лидеров хотело сместить старое. В своем «Первом послании к коринфянам» Климент (гл. 42) недвусмысленно намекает, что избранные Христом апостолы назначили первых епископов и передали им, по крайней мере, часть своего служения: «Чин священнослужителей в церкви установлен Христом: епископы и диаконы поставлены апостолами». Он признает только «служение тех, которые поставлены самими апостолами или после них другими достоуважаемыми мужами» (гл. 44). Показательно, что Климент отождествляет епископов и пресвитеров. Далее он отмечает, что на свое служение священнослужители поставляются «по духовном испытании» с согласия Церкви (гл. 42-44). В убеждения Климента им отнюдь не вверено право раздачи или передачи благодати. Напротив, благодать и дары даются только Богом и все верующие являются служителями друг для друга, каждый в соответствии со своим духовным дарованием и призванием (гл. 38).