Смекни!
smekni.com

Философия 9 (стр. 71 из 104)

На рубеже XX—XXI вв. субъективный фактор истории все более и более смещается в сторону национальных ин­тересов, взаимодействия и соперничества религий и ци­вилизаций, что находит отражение в соответствующих типах идеологий, взаимодействующих и соперничающих в мире. В то же время не снижается острота экономичес­ких и политических противоречий, особенно по линии «богатый Север — бедный Юг». Новым моментом в дей­ствии субъективного фактора можно считать осознание тяжести глобальных проблем человечества и необходимо­сти их решения в планетарном масштабе.

Саморазвитие общества и человека имеет определен­ный вектор, который связывается с понятиями прогресса

338


и регресса. В истории философии эти понятия оценива­лись чаще всего с полярных позиций. Ряд мыслителей (Ж. Кондорсе, А. Сен-Симон, Г. Спенсер и др.) были убеждены в наличии прогресса в обществе и усматривали его критерий в росте науки и разума, в улучшении нравов. Другие (Н. К. Михайловский, П. Л. Лавров) делали акцент на субъективных сторонах прогресса, связывая его с рос­том идеалов истины и справедливости. Было высказано мнение относительно ложности самой идеи прогресса (Ф. Ницше, С. Л. Франк), о мифотворчестве как основе концепций прогресса (А. Камю). Многие связывали про­гресс в основном с духовными факторами развития обще­ства, с ростом веры в каждом человеке, с гуманизацией межчеловеческих отношений, укреплением позиций доб­ра и красоты в мире.

Соответственно регресс поднимался как движение в обратном направлении, как торжество зла и несправедли­вости, разобщение людей и подчинение их какой-то ан­тичеловеческой силе. Ж. Ж. Руссо полагал, что науки и искусства пагубно действуют на нравственность, здесь гос­подствует регресс.

В древности изменения в обществе понимались как простая последовательность событий, либо как деградация по сравнению с минувшим «золотым веком». В христиан­стве впервые появляется представление о внеисторичес-кой цели общества и человека, о «финале» мировой исто­рии и «новом небе и новой земле». У Г. Гегеля понятие прогресса обрело форму саморазвития Мирового Духа с центральной идеей теодицеи, т. е. оправданием Бога за существование зла в мире. В марксистской концепции общественный прогресс связывался с неуклонным разви­тием производительных сил общества, ростом производи­тельности труда, освобождением от гнета стихийных сил общественного развития и эксплуатации человека челове­ком. Конечной целью и критерием прогресса выступала эволюция человека как гармонично развитой личности в мире связей и отношений коммунистического общества. Регресс трактовался марксизмом как движение общества в обратном направлении, причиной чего являются реак­ционные общественно-политические силы.

339


В XX в. с возникновением глобальных проблем чело­вечества и нарастанием нестабильности в мире в целом, критерии общественного прогресса начинают изменять­ся. К. Ясперс считал, что прогресс науки, техники и про­изводства не ведет к прогрессу самого человека и «все ве­ликое гибнет, все незначительное продолжает жить». Человечество не смогло «изобрести человека» (Ж. П. Сартр) или вывести новую породу людей, способную успешно развиваться в «новом» обществе.

Поэтому понятие прогресса общества и истории все более связывается с развитием телесных и духовных харак­теристик самого человека. Так, в качестве интегральных характеристик прогрессивного развития общества и чело­века предлагаются такие критерии, как средняя продол­жительность жизни, уровень материнской и детской смер­тности, показатели физического и душевного здоровья, чувство удовлетворенности жизнью и т. п. Ни один вид прогресса (в экономической, социально-политической и других сферах жизни общества) не может рассматривать­ся как ведущий, если он не затрагивает жизни каждого человека на планете. С другой стороны, резко усиливает­ся доля ответственности каждого человека за все проис­ходящее в обществе, за движение истории в желаемом направлении. Очевидно, что это связано с понятием смыс­ла жизни и смысла истории. В трактовке проблемы смыс­ла истории возможны два подхода. Первый стремится вы­вести понятие человека из общих характеристик общества, понять его сущность как «совокупность всех обществен­ных отношений» (К. Маркс). В этом случае ход истории и ее смысл понимается как движение к закономерному будущему, где свободное развитие каждого будет услови­ем свободного развития всех. Смысл жизни человека сво­дится к работе во имя этого светлого будущего и к борьбе с его противниками. Второй подход, напротив, стремит­ся «вывести» смысл жизни общества из смысла жизни от­дельного человека, его свойств и качеств.

В философской мысли разных веков и народов просле­живается традиция, вообще берущая под сомнение поня­тие смысла жизни человека и истории. Об этом писали Гераклит и Платон, мыслители Древней Индии, Ф. Ниц-

340


ше, А. Шопенгауэр, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин и др. Немало мыслителей и деятелей культуры с разных позиций отвергали претензии науки на формулировку смысла жизни (М. Хайдеггер, А. Камю, Ф. Кафка, Э. Гус­серль). Жизнь, полагали они, прекрасна и богата сама по себе и в то же время трагична независимо от того, осоз­нается ли человеком ее смысл.

Выдающийся гуманист XX в. А. Швейцер с позиций христианского гуманизма сформулировал тезис о благого­вении перед жизнью, о святости самого феномена жизни независимо от ее содержания и смысла. Многие мысли­тели подчеркивали важность таких атрибутов жизни, как свобода и творческое самовыражение человека, без чего она превращается в бессмысленное существование. При этом нужно стремиться не к достижению каких-то точно определенных целей, а к тому, чтобы при всех поворотах судьбы «возделывать свой сад» (Вольтер). Главное в этом процессе — постоянное стремление к чему-то более вы­сокому, чем сама жизнь. Это может быть Бог или Высший Разум, служение человеку и человечеству, близким и да­леким. Жизнь человека и общества не может рассматри­ваться только как средство достижения блага для будущих поколений, как вечная жертва. Человек и его нынешняя история — подлинная и единственная цель общества, при­дающая смысл нашему существованию и определяющая, в конечном итоге, понятие прогресса.

Поэтому, соотношение понятий личность и массы в ходе истории необходимо понимать как внутренне противоре­чивую сложнейшую систему, находящуюся, как правило, в неравновесном состоянии. Личность может «плыть» в русле исторического процесса, когда ее думы и деяния соответствуют «логике истории», а может и противиться ее тенденциям. В любом случае возникает вопрос — на­сколько любая личность, каждый из нас может воздей­ствовать на ход исторического процесса или все мы мари­онетки, которых дергают за ниточки неведомые нам высшие силы. Если это так, то наше поведение уже зара­нее предопределено, и мы как актеры можем только бо­лее или менее талантливо исполнить волю великого ре­жиссера — Бога, Абсолютного Духа, Провидения и т. д.

341


Такой провиденциализм, в сущности, ведет к фатализму, оставляя человеку достаточно узкий выбор возможностей в ходе развития. С другой стороны, каждая личность не является в полной мере продуктом истории и именно этот момент делает человека уникальным существом и инди­видуальностью. Особенно это относится к историческим личностям, гениям, сутью которых является именно на­личие того, что прямо не вытекает из особенностей сре­ды их породившей. Отсюда вытекает трагедийность судеб многих гениев, их непонятость современностью и совре­менниками и упование на потомков.

Что же касается миллионов обыкновенных людей, объединенных в понятие «массы», то, разумеется, наибо­лее крупные сдвиги в истории объясняются действием этих групп. В этом смысле правы те, которые утвержда­ли, что идея становится силой, когда она овладевает мас­сами. Вместе с тем, рождение идеи, ее созревание, изло­жение в доступной массам форме — все это удел личностей. Таким образом, можно констатировать, что личность и массы — это два полюса единого целостного организма, общества, связывающего людей сетью обще­ственных отношений, интересов, взглядов и концепций.

Одним из наиболее важных аспектов современного эта­па развития общества является проблема насилия и ненаси­лия в решении социальных и личных проблем. Эта про­блема стара как человечество, ибо уже на заре истории люди столкнулись с необходимостью подавления стрессо­вых импульсов в поведении. Выйдя из недр животного мира, человек, с одной стороны, является самым непри­способленным живым существом в биологическом смыс­ле, а с другой стороны, является своеобразным «суперхищ­ником», уничтожающим себе подобных в огромных количествах. Последние исследования генома человека показали наличие у ряда людей гена «насилия», действие которого проявляется в соответствующей среде. Давно замечено, что почти вся человеческая история — история войн, конфликтов, насилия, убийств, жестокости и т. д. Мир является скорее исключением или коротким перио­дом между войнами. В концепции марксизма насилие понималось как «повивальная бабка всякого старого об-

342


щества, когда оно беременно новым». В последующей философской мысли революционное насилие либо кате­горически осуждалось (Л. Н. Толстой, М. Ганди, предста­вители пацифизма), либо превозносилось как единствен­но эффективное средство борьбы (Бакулин, бланкисты, анархисты). В. И. Ленин полагал, что в «идеале нет места насилию над людьми». XX в. до предела обострил дилем­му «насилие-ненасилие», что связано с появлением ядер­ного оружия и других средств самоуничтожения челове­чества, а также с обострением отношений между богатым «Севером» («Золотой миллиард») и остальным человече­ством («бедный Юг»). Кроме того, отмечается рост немо­тивированного насилия в отношениях между людьми и группами, распространение феномена серийных убийств и фанатизма.