А еще я писала о человеке, который жил на вершине горы недалеко от Пятигорска и дежурил ночами у самодельной радиостанции, вылавливая сигналы бедствия SOS и направляя гибнущим помощь. Не было тогда в стране никакого МЧС, и трудно даже подсчитать, сколько потерявших надежду людей спас не спящий человек в домике на горе под Пятигорском.
И писала о женщине, что боролась за сохранение крошечного сквера на склоне оврага в одном из спальных районов Москвы. Во времена, когда мало кто слышал об экологии, она в одиночку сохранила этот сквер, в нем теперь лавочки и дорожки, хотя ему опять грозит гибель от наступающих новостроек.
Эти люди, обычные люди, без денег, амбиций и должностей, просто делали маленькое доброе дело, не боясь высунуться. У них не было выгоды, в те времена не знали еще таких слов, как пиар, грант или рейтинг. Их просто задело, когда они проходили мимо. И они вдруг поняли, что могут что-нибудь сделать. И хотят.
Не существует каких-то специальных мотивов для занятий благотворительностью. Многие люди, которые работают в благотворительных организациях и точно так же рискуют собой ради других, сами не могут объяснить толком, зачем это делают и почему. Просто « задело», а потом понял, что « могу и хочу ». Вот этот шаг от «задело» к «могу и хочу» и есть шаг к благотворительности.
Тысячи раз каждый из нас проходит мимо беды, большинство из нас беда задевает. Но не многие задумываются, что они сами могут что-то сделать. Им кажется: чтобы побороть Голиафа, надо самому быть Голиафом, таким большим и сильным. А не маленьким щуплым Давидом. Но вот некоторые вдруг понимают, что что-то могут, и что-то сделать хотят. Хотят, потому что сопереживают, хотят еще и потому, что пробуют что-то совершить. Благотворить — значит творить благо. И «творить» здесь не менее важное слово.
Благотворительность в России, да и не только в России, представляют в основном в виде раздачи гуманитарной помощи. Причем для многих людей именно такой вид благотворительности и представляется единственно возможным, несмотря на то что одновременно образ «плохой» благотворительной организации — это образ раздающего гуманитарную помощь.
Корни этого мифа лежат в холодном и голодном начале 90-х годов. Я до сих пор помню полутемный подвал, заполненный картонными коробками со значками баварского Красного Креста на боках, заляпанные собесовские списки и щуплых женщин, державших из последних сил железную дверь, дрожащую под ударами ног разъяренных многодетных пап, которым не хватило гуманитарки. Я тоже была там в этом подвале, держала дверь. Меня пригласил баварский Красный Крест в качестве независимого наблюдателя. Через день я обнаружила себя в темном закутке отвечающей на жалобы стариков и многодетных семей, которым по тем или иным причинам не хватило коробки.
Тогдашняя благотворительность действительно была благотворительностью срочных мер, благотворительностью в условиях катастрофы, когда одновременно тысячи людей внезапно для себя оказались без средств к существованию. Такая благотворительность существует и сейчас и достойна всяческого уважения. Она приходит в разрушенную наводнением Индонезию, в разбомбленный Ливан, в выжженную засухой Сомали. Она приходит в минуты опасности и катастроф и в Россию. После кровавого штурма школы в Беслане меньше чем за неделю только CAF [1] , не считая Красного Креста и других организаций, получил более трех миллионов долларов пожертвований и в результате смог быстро оказать помощь десяткам семей.
Человеческое сознание — ресурсосберегающая технология. Память стирает неприятные воспоминания, снижая порог тревоги. Общественное сознание отдаляется, отгораживается от информации, напоминающей о постоянной беде, о беде, которая всегда с нами. Щедрость общества в моменты катастроф объясняется не только тем, что трагедия внезапна и бьет по нервам, но и тем, что она краткосрочна. Случилась беда, мы отреагировали, она прошла, и все вернулось к нормальной обычной жизни. Не так, если вы имеете дело с наркоманией или СПИДом. Пожертвования на постоянные программы помощи воспринимаются как ассоциирование себя с бедой, с проблемой, с чужим несчастьем. Естественная реакция ресурсосберегающего человеческого сознания — уйти, отгородиться.
Но есть несколько секретов, магических слов, которые помогают талантливым благотворительным организациям найти помощь у обычных людей.
Это — желание чуда. Не только пришедшего извне, сверху, но и спрятанное, чаще всего даже не осознаваемое желание самому совершить чудо. Мы хотим этого, практически все, просто не признаемся в этом.
Это — желание видеть немедленный результат, сделал шаг и продвинулся. Ожидание и даже требование немедленного результата — необходимое условие массовой общественной поддержки.
И это — положительные эмоции. Даже помогая смертельно больному ребенку, человек хочет испытывать положительные эмоции. Люди инстинктивно бегут от негативных чувств, от опасности расшевелить таящиеся внутри страхи и грусть. Одна из успешных кампаний по сбору средств в Великобритании — Red Nose Day (День Красного Носа). Это день, когда миллионы людей в Великобритании надевают красные поролоновые носы, а иногда и клоунские костюмы, а в пабах, клубах и на ТВ вечер бесконечного хохота, шуток, сатиры, валяния дурака. Каждый, кто покупает красный нос, делает пожертвование на благотворительность. За вечер этого дня собираются десятки миллионов фунтов в помощь голодающим детям Африки, больным церебральным параличом в самой Великобритании, беспризорникам и просто заблудшим душам. Участники Дня Красного Носа становятся причастными к чужой беде, участниками работы благотворительных организаций, но испытывают при этом исключительно положительные эмоции.
Раздача гуманитарной помощи в период катастроф, простая помощь в критический момент означает сотворение чуда. Она означает немедленный результат и почти гарантированные положительные эмоции, когда президент, премьер-министр, местный священник (нужное подчеркнуть) публично поблагодарит всех откликнувшихся. В России комфортная, вызывающая положительные чувства благотворительность пока, к сожалению, связана только с катастрофами. Однако опыт программы «Линия жизни», осуществляемой CAF, показывает, что благотворительность положительных эмоций, благотворительность радости, а не печали возможна и в России. Пусть мы еще не готовы к Дню Красных Носов, но конкурс саморучно изготовленных кукол, который соберет средства на лечение тяжелобольных детей, уже провести можем.
В российском общественном сознании благотворительность исторически связана не только с немедленным откликом на внезапные напасти, но с долгом и страданием. Мы всегда уважаем человека, отдающего другим всего себя. Но 99% населения не способны на самопожертвование подобного рода и не должны стремиться к такому самопожертвованию. Превращение благотворительности из акта самопожертвования немногих в совершение своего маленького чуда миллионами людей — путь, который предстоит пройти благотворительности в России.
Одни мои хорошие знакомые уже 15 лет занимаются реабилитацией детей, на которых все махнули рукой: государственные социальные учреждения, частные клиники, даже иногда собственные родители. Это дети с так называемыми сочетанными нарушениями, например больные детским церебральным параличом, при этом глухие и страдающие умственной отсталостью. Или, например, дауны в инвалидной коляске. Мои знакомые — профессионалы, они возятся с этими детьми, учат их ходить, говорить, ухаживать за собой, понимать других, разбираться, хотя бы немножко, в мире, что их окружает. За 15 лет они добились очень многого. Дети, которых считали необучаемыми, вдруг начинали читать. Малыши, которым отказали в праве сказать слово, произносили корявое «Спасибо». Это очень тяжелая работа, похожая по ощущениям на бесконечное катание на американских горках: вот сегодня мы добились успеха, Саша сделал пять шагов и правильно показал, где находится его куртка, а завтра Сашу привезли, у него слюни изо рта потоком, и он смотрит в пространство, не видя ничего. И, вздохнув, начинаем сначала. Маленький зеленый листик растет с трудом среди выжженной пустыни.
Мои знакомые — не сотрудники частной клиники. Родители их пациентов, как правило, не способны платить даже членский взнос, так как не могут работать. Все время уходит на заботу о тяжело больном ребенке. Мои знакомые не работают в государственном учреждении, где по нормативам положен один взрослый на 10, а то и 30 детей, где даже подаренные спонсорами игрушки не согревают равнодушный холод от выкрашенных масляной краской стен и криков нянечек полупарализованному малышу: «Расселся тут!» Мои знакомые работают в благотворительной организации. Они не раздают гуманитарную помощь, они ничего не распределяют. Они учат, воспитывают, помогают слышать, видеть, говорить и чувствовать тем, кому природа и государство отказали в этом праве.