«Василей» был далеко не единственным учреждением этого рода. В это время на востоке Римской империи усилиями клириков и мирян было основано множество богоугодных заведений; постепенно, с ростом численности этих заведений, возникали и различия в их специализации. Здесь можно выделить несколько типов. Странноприимные дома, устраивавшиеся по образцу аналогичных заведений языческой эпохи (xenones, или xenodochia), представляли собой бесплатные приюты для путешествующих и паломников; они строились в больших городах, в провинциальных центрах, а также поблизости от религиозных святынь. Иногда в них оказывали и медицинскую помощь. Одним из наиболее известных таких домов стал «ксенон», основанный придворным врачом и священником Самсоном, жившим, по всей видимости, в V веке; это учреждение просуществовало исключительно долго — до XV века. Строились также дома престарелых (gerocomeia), приюты для бедняков и нетрудоспособных (ptocheia) и приюты для сирот (orphanotropheia). Часто основатели этих учреждений попросту предоставляли для их устройства собственные дома и поместья, превращавшиеся тем самым в благотворительные учреждения.
Императорская власть, со своей стороны, поощряла создание таких учреждений и обеспечивала им всяческую поддержку. Император Юстиниан (527–565), основавший множество странноприимных домов на всей территории империи, даровал им первые официально зарегистрированные налоговые льготы и выделял дополнительные средства на строительство новых богоугодных заведений. Он также — что, может быть, еще важнее — начал высказываться в пользу административного надзора за их деятельностью. Реформируя законодательство, Юстиниан внес в него специальные положения, гласившие, что император лично заботится об этих учреждениях и проверяет, точно ли они следуют провозглашенным целям. Однако практический контроль, как правило, возлагался на церковные власти более низкого уровня. После Халкидонского собора (451) управление богоугодными заведениями осуществлялось главным образом епископами диоцеза, которые, впрочем, могли в свою очередь частично поручать эти обязанности священникам, пресвитерам или другим клирикам, чьему попечению вверялись отдельные учреждения или службы. В конце IX — начале X века императоры не устают напоминать, что благотворительные заведения находятся под их контролем, и предостерегают епископов от придания этим учреждениям посторонних функций, не имеющим прямого отношения к христианскому человеколюбию. В этих шагах уже просматривается желание создать более четкие механизмы постоянного государственного надзора и управления благотворительной деятельностью.
Разнообразие филантропических учреждений на востоке Европы прямо отражало сложность урбанизированного в своей основе византийского социума, где бедность и нужда принимали самые различные формы, а население, в отличие от западной части континента, по преимуществу сельской и переживавшей в это время экономический застой, было гораздо более подвижным. В Западной Европе, где экономическое положение ухудшалось, города становились все меньше и торговля приходила в упадок, заботу о наиболее незащищенных прихожанах приходилось брать на себя епископам, которые выделяли на нужды бедняков четверть своего дохода и часто предоставляли свои дома для организации приютов и больниц. В сельской местности важную социально-экономическую роль начали играть монастыри, принимавшие у себя путников и распределявшие милостыню среди местных бедняков. И в городе, и в деревне церковное имущество рассматривалось как «законное достояние» бедноты.
В Западной Европе периода раннего Средневековья монастыри были, можно сказать, типичными благотворительными учреждениями. Действительно, они отвечали многим признакам, по которым определяются такие учреждения в современном мире: владели земельными угодьями и другим имуществом, собирали арендные платежи, а полученные средства использовали для помощи нуждающимся, раздавая милостыню и предоставляя приют путникам и больным; кроме того, в них существовали организационные структуры, обычно подчинявшиеся уставу св. Бенедикта или св. Августина и позволявшие воплощать в жизнь благочестивые замыслы богатого жертвователя или группы благотворителей. Кто-нибудь из братии, чаще всего привратник, распоряжался одной десятой монастырского дохода, наделяя едой и одеждой бедняков, которые приходили к воротам монастыря с просьбой о помощи. В конце X — начале XI века такие раздачи стали настолько объемными, что с этого времени ими ведало особое лицо — монастырский податель милостыни. В больших монастырях для раздачи милостыни были отведены отдельные строения, причем на нее расходовалась фиксированная часть монастырского дохода (не считая, разумеется, раздачи объедков и поношенного платья). Из конторских книг аббатства Клюни видно, что на благотворительные цели обычно уходила примерно треть его доходов; главным образом эти средства распределялись среди тех, кто проживал в непосредственной близости от аббатства.
Епископы городских приходов иногда превращали часть собственного дома в пристанище для бедняков, однако уже в VII веке были основаны и первые городские приюты (hospitals), выполнявшие скорее функции странноприимных домов и богаделен, чем медицинских учреждений. Число подобных приютов стало расти в XI–XII веках, когда увеличилась подвижность населения, вновь оживилась городская жизнь и торговля. Они строились вдоль путей, по которым двигались паломники, участники крестовых походов и купцы; в частности, приюты размещались на горных перевалах в Пиренеях и Альпах, возле речных переправ, у лесных дорог. На пожертвования богатых горожан сооружались и ремонтировались каменные мосты; так, в частности, были построены несколько мостов через Рону. Порой строительством таких мостов, притом в индивидуальном порядке, занимались религиозные братства и собрания каноников. Именно собрания каноников, обычно подчинявшиеся «уставу св. Августина», занимались организацией систематической помощи беднякам и больным в городах, расположенных между Рейном и Сеной. По-видимому, их деятельность предвосхищала будущую профессионализацию этого сектора экономической жизни, закладывала основы внутреннего учета и контроля в благотворительных учреждениях.
К середине XII века экономический рост создал еще более прочные предпосылки для расцвета филантропии. В это время благотворительные учреждения создавались уже не только королями и князьями, но и менее крупными феодалами, а также богатыми купцами. Подъем городской культуры, укрепление денежного обращения повлияли и на характер представлений о человеколюбивых обязанностях христианина. Богословы XII века, изучавшие сочинения ранних отцов церкви, не уставали твердить о потенциальных угрозах, сопряженных с богатством, и на обязанность богачей заботиться о бедняках, иными словами — уделять им часть своего имущества. Как пишет Мишель Молла, «для мыслителей этого времени характерно частое употребление слов communicare, communicatio, communis, communicandus, призванных выразить идею о необходимости делиться богатством со своим ближним» [10] . Так сложилась теория естественной общности имущества, следствием которой было представление о том, что собственники являются лишь распорядителями доставшегося им богатства и что они должны приобщить к своему благополучию других.
Несравненно более глубокие перемены в отношении к богатству и бедности повлекла за собой проповедническая деятельность св. Франциска Ассизского (1182–1226), св. Доминика (1170–1221) и других монахов нищенствующих орденов, созданных этими святыми. Живя среди бедняков и проповедуя на многолюдных рыночных площадях, нищенствующие монахи не боялись открыто говорить о социальном неравенстве и о страданиях обездоленных. Они выдвинули на первый план связь между христианской любовью и справедливостью. Бедный человек, учили эти монахи, обладает внутренним достоинством, нельзя видеть в нем лишь средство, с помощью которого богач, подающий милостыню, спасает собственную душу. В XIII–XIV веках теологи и знатоки церковного права, продолжая осмысление новых экономических отношений, основанных на денежном обращении, изучая природу банковского и ростовщического дела, сурово осуждали вопиющее имущественное неравенство, характерное для городской среды. Если в раннем Средневековье главным грехом считалась гордыня (а главной добродетелью, соответственно, смирение), то в позднем Средневековье первую строчку в перечне грехов заняла скупость (а важнейшей добродетелью было признано человеколюбие, caritas). Богословы подвергли более придирчивому рассмотрению и практику подаяний, сосредоточившись при этом на серьезной проблеме — когда, как именно и кому следует давать милостыню. Еще более важная проблема, обсуждавшаяся в то время: где разумные пределы, за которыми богатство следует считать избыточным?