[3] John D. Rockfeller. Random Reminiscences of Men and Events. P. 93.
[4]
Маймонид (1135–1204) — один из наиболее авторитетных раввинов Cредневековья, философ, теолог, врач. — Примеч. перев.
[5] Решением Верховного суда США. — Примеч. перев.
[6] Ibid. P. 100.
[*] “Philanthropy and its Discontents” — раздел из дискуссионного доклада “Major Challenges to Philanthropy” («Наиболее острые проблемы благотворительности»), представленного Робертом Пэйтоном в Бостоне в 1984 году на ежегодной конференции «Независимого сектора» — форума, объединяющего более 500 благотворительных организаций. Печатается по тексту книги: Philanthropy: voluntary action for the public good / Robert L. Payton. New York: American Council on Education/Macmillan Pub. Co.; London: Collier Macmillan Publishers, 1988. Перевод с английского Натальи Малыхиной.
[7] John D. Rockfeller. Op. cit. P. 98.
[8] С этим вряд ли можно согласиться, поскольку благотворительные затраты на искусство относительно невысоки. Правда, тут возникает интересный вопрос: на что жертвуют бедные и на что богатые? Исследования показывают, что бедные ставят религию и здоровье выше искусства. Относится ли это к богатым? И много на искусство они дают потому, что могут давать много на все?
[9] Mary Midgley, Beast and Man: the Roots of human nature. Ithaca, 1978. P. 191.
10 Sheldon S. Wolin, The American Pluralist Conception of Politics. P. 228.
[10] Moral Majority — политическая организация в США, созданная в 1978 году для лоббирования интересов евангелической церкви. Главные пункты программы: защита «семейных ценностей», запрещение абортов, цензура СМИ, распространяющих «антисемейные» ценности, противодействие государственному признанию гомосексуальных браков.
[11] People for American way — политическая организация, созданная в США в 1981 году для защиты радикально либеральных требований.
Этические проблемы благотворительности с точки зрения посредника
Пабло Эйзенберг
Журнал «Отечественные записки», № 4 (31) (2006), Тема номера: Эпоха благотворительности.
Многие филантропы по опыту знают, насколько тягостное занятие — как для жертвователей, так и для посредников [1] — размышлять всерьез об этических проблемах благотворительности. Одни усматривают в филантропии добродетель, иные — дань тщеславию, но для большинства эта область остается совершенно темной и неопределенной.
Сражение в этом поле, тем не менее, перспективно, поскольку существует множество людей, потенциально открытых, готовых принять участие в благотворительной деятельности, еще не утвердившихся в предвзятых мнениях и предрассудках. Поэтому, полагаю, игра стоит свеч. И многие из нас, стоя на стороне посредников, глубоко признательны Совету фондов (Council on Foundations) и региональным объединениям грантодателей, сделавших вопросы этики предметом своего постоянного внимания.
В последние годы многие грантодатели и поодиночке, и коллективно потратили немало времени на формулирование и прояснение этических проблем, с которыми они сталкиваются.
Не касаясь тех вопросов, которые уже решены, я попытаюсь сосредоточиться на этике донорских организаций с точки зрения отдельных групп благополучателей, в особенности тех из них, которые могут быть отнесены к нетрадиционным или неинституциализованным (таких как меньшинства, женщины, малообеспеченные, нетрудоспособные), а также местных сообществ и фондов.
Этика дарителей, какой она представляется получателям, нуждается в рассмотрении по ряду причин. Это тот аспект, который, по-моему, не получил должного внимания, какового он заслуживает. На профессиональных форумах доноров, как правило, тема эта звучит приглушенно.
И рассмотрение этических проблем под этим углом чрезвычайно насущно для большинства посредников, испытывающих все более сильные чувства униженности и неудовлетворенности.
Не сказать, что на мир посредников этические проблемы не давят. Они действительно требуют безотлагательного решения. И на самом деле требуют самого пристального и незамедлительного внимания. И я надеюсь, что как дарители, так и посредники обратятся к этической стороне дела как можно раньше — может быть, на ежегодном собрании Совета благотворительных федераций (Council on Federations).
Этические проблемы, изложенные ниже, не гипотетические. Это свод реального опыта, отражающий некоторые трудности, с которыми сталкиваются филантропические организации и благополучатели. Вопросы сконцентрированы на тех аспектах, которые для нетрадиционных посредников особенно насущны.
Первый вопрос касается подотчетности и ответственности доноров перед обществом, ведь налоговые льготы, которыми они пользуются, накладывают на них публичные обязательства предоставлять исчерпывающую информацию о своей деятельности потенциальным просителям и широкой общественности.
По опыту посредники знают, что 990-я форма отчетности, представляемая в Налоговое управление США, не способствует исполнению этих обязательств. Не придает оптимизма и практика саморегулирования: на текущий момент всего лишь 600 частных фондов да горстка корпоративных благотворительных организаций предоставляют общественности ежегодные или периодические отчеты.
В свете таких неутешительных цифр многие посредники полагают, что отчетности можно добиться, если законодательным или административным путем сделать эти требования обязательными. Насколько они правы в такой оценке? Нет ли иных способов добиться более адекватной публичной отчетности?
Следующий вопрос, ввиду ограниченности ресурсов благотворительности, состоит в расстановке приоритетов. Этично ли, что наши неимущие и наиболее социально уязвимые граждане получают столь мизерный кусок от благотворительного пирога? И это при том, что в демократическом обществе придается большое значение таким ценностям, как социальная и экономическая справедливость, равные возможности, искоренение нищеты, расизма, сексуального неравенства?
В частности, в период экономической депрессии, когда основное бремя невзгод ложилось на плечи бедных и убогих, разве не следовало жертвователям пересмотреть свои приоритеты в соответствии с изменившимися нуждами общества? Не должны ли были благотворительные фонды направить более значительные усилия на поддержку самых социально незащищенных граждан, отказавшись от других целей? А если благотворительность должна быть направлена на самых обездоленных, то в какую форму ее облечь? Должны ли это быть единовременные экстренные пособия, или долговременная помощь в социальной адаптации, или и то и другое вместе?
Третий вопрос этики — ключевой для посредников — что предпочтительнее: общее финансирование или субсидирование конкретных проектов. Если учесть, что функционирование и существование многих надежных и эффективных некоммерческих организаций — как правило, адвокатских, строительных, сервисных, оказывающих услуги незащищенным группам — требуют средств, то правильно ли донорам настаивать на субсидировании только специальных проектов?
Не равносильна ли такая стратегия вмешательству в систему приоритетов действующих на месте организаций и посягательству на их независимость? Кто станет судить о том, что надо для того, чтобы локальная программа действовала успешно, — местная организация или донор?
Если, как видится донору, вопрос сводится к мониторингу и отчетности, то не является ли он проблемой всецело донора, а не посредника? Почему наказание должна нести жертва?
Деятельность многочисленных некоммерческих предприятий, которые продолжительное время получали общее финансирование, имела значительный успех. Есть ли хоть малейшее основание для подозрений некоторых посредников, что на проектном финансировании доноры иной раз настаивают для того, чтобы как-то уклониться от финансирования и проведения институционных изменений?
Ограниченность во времени донорского финансирования ставит четвертый вопрос. Разве эти границы могут устанавливаться по произволу, без учета таких критериев, как возможности благотворительной организации и острота общественных нужд? Не является ли установление жестких сроков зачастую отказом от инноваций и нежеланием рисковать?
Иначе говоря, не окажется ли более продуктивным, новаторским и передовым оказывать долгосрочную поддержку таким организациям, которые существенно меняют дело.
Пятый вопрос относится к двойным стандартам в благотворительности, когда к нетрадиционным посредникам предъявляют более высокие требования, в то время как традиционные и признанные организации поддерживаются, хотя их действия не выходят за рамки посредственности.
Почему имеют право на существование третьеразрядные оркестры, музеи, колледжи и танцевальные группы, а вполне эффективным низовым гражданским организациям, защищающим интересы нетрудоспособных, в таком праве отказывают?
Нельзя ли оценивать все организации исходя не только из общественных нужд, но также из их эффективности?
Наконец, правильно ли то, что фонды поддерживают организации, приносящие пользу только очень узкому сегменту населения — наиболее процветающим и привилегированным гражданам нашего общества?
Шестой вопрос затрагивает отношение доноров к United Way. Должны ли фонды оказывать нецелевую помощь отделениям United Way, не принимающим в свои члены те организации, которые представляют наиболее незащищенные слои населения, отделениям, которые борются только за удержание своей монополии в государственных и коммунальных реестрах организаций, даяние которым снижает общие налоговые платежи и которые не проявляют никакой инициативы и не прикладывают никаких усилий, чтобы проводить проекты по выбору донора?