Экономический рост XII века породил также новые и более разнообразные типы богоугодных заведений. Приюты обрели выраженную специализацию — в прямом соответствии с теми различными формами, какие могли принимать в новом урбанизированном мире нищета и человеческие страдания. Интеллектуальная жизнь в Западной Европе вновь оживилась, и это влекло за собой создание новых школ и университетов, также опиравшихся на пожертвования. По мере упрочения власти и влияния монархов создавались королевские благотворительные учреждения, хотя вопрос о том, считать эти учреждения государственными или частными, остается дискуссионным. Так или иначе, их возникновение было одним из шагов на пути к более жесткому государственному контролю и регулированию благотворительности. Примерно в 1190 году французский король Филипп II Август (1165–1223) приказал построить дом для раздачи королевской милостыни; этот государь содействовал также строительству лепрозориев. Святой Людовик IX (1214–70) основал целый ряд богоугодных заведений, в том числе hôpital des Quinze-Vingts, «приют трехсот», где лечили слепых [11] , и maison des Filles-Dieu, «дом сестер милосердия». Более того, он пытался поставить деятельность этих заведений под государственный централизованный контроль, поручив должностным лицам, управлявшим раздачей королевской милостыни, приглядывать и за королевскими приютами. Старший податель королевской милостыни назначал в эти приюты управителей, проверял их счетные книги и восстанавливал порядок там, где это требовалось.
В XI–XII веках новые богоугодные заведения строились повсюду в Западной Европе, причем создавали их не только монархи, но и богатые феодалы, зажиточные буржуа и религиозные братства. Особенно известными в это время были лепрозории: с одной стороны, они служили как бы постоянным напоминанием о страдающем человеколюбце Христе, с другой — отражали вполне земную заинтересованность в охране общественного здоровья. Строились и другие лечебницы: в Париже за краткое время их число возросло до шестидесяти с лишним, во Флоренции — до тридцати с лишним, в Генте — примерно до двадцати, и даже в небольших городах насчитывалась дюжина, а то и больше. Количество и величина медицинских учреждений зависели от уровня общего экономического развития города и численности его населения. В Южной Франции и на Пиренейском полуострове больниц было не так уж и мало, но они не могли похвастать большой вместимостью. В городах Англии, Священной Римской империи, Венгрии и Польши больницы и другие благотворительные учреждения начали строить позже, и число их росло не так быстро, как в Северной Италии, Франции и Фландрии.
В XII–XIII веках появились и новые коллективные формы благотворительности. Вдохновляемые проповедью нищенствующих монахов, братства мирян, ремесленные и торговые гильдии, приходские общины стали помогать слабейшим своим членам. Они собирали средства для оплаты похорон и заупокойных служб, поддерживали вдов и сирот. Одной из таких организаций было португальское «братство добрых людей Бежи», учрежденное королевским указом в 1297 году. Другие религиозные братства, например флорентийское Ор Сан Микеле, опекали больницы и ведали раздачей милостыни. В приходах возник новый тип коллективных организаций, так называемых «столов для бедноты», которые в разных частях Европы назывались по-разному: Heilige Geest Tafels («столы Святого Духа») на гентском и других фламандских диалектах, tables des pauvres во франкоговорящих регионах; иногда их называли «блюдами для бедноты», как, скажем, в Барселоне — Plats dels Pobres. Где бы ни действовали эти организации, они ставили своей целью регулярную раздачу вещей или денег (в XIV веке денежная форма милостыни все чаще вытесняла натуральную). Хотя раздача милостыни была приурочена к определенным дням церковного календаря, эти организации не видели в бедняках всего лишь участников богослужения, чья роль ограничена приятием подаяния. Напротив, они стремились по-настоящему помогать нуждающимся. Особенно важно отметить, что ими часто руководили миряне, трудившиеся на благо общества под контролем церковных иерархов. А кое-где, особенно в городах Северной Европы, эти учреждения были подотчетны городским властям, которые не только обеспечивали отчисления в их пользу из городской казны, но и устанавливали для них порядок ведения расходных книг, проверяли вносимые в них записи и расследовали случаи злоупотреблений. Таким образом, одновременно с секуляризацией благотворительности протекал и другой процесс: рост ответственности тех, кто ею занимался, перед местными властями.
Порой городские власти и вовсе брали дело в свои руки, создавая городские фонды помощи неимущим. Эти фонды во многих отношениях были прообразами современных коммунальных благотворительных учреждений. Например, в бельгийском городе Монсе городской фонд помощи, куда стекались пожертвования горожан (как прижизненные, так и по завещаниям), выполнял множество полезных функций: устраивал похороны бедняков, оплачивал учебу в школе детей из нуждающихся семей, распределял среди низших слоев населения денежное и натуральное вспомоществование и, как во многих других городах, ссужал под невысокие проценты деньгами тех, кто имел работу. В 1318 году трое граждан Монса, назначенные городской управой распорядителями фонда, обязались также взять под свой надзор городские больницы. В течение XIV века власти в городах Нидерландов и Северной Италии все чаще брали на себя ответственность за состояние больниц; позже эта практика мало-помалу распространилась в Португалии, Кастилии и Англии. В некоторых случаях городские власти создавали новые благотворительные учреждения (ими была основана примерно четверть больниц, построенных в городах Священной Римской империи); в других — содействовали слиянию и упрочению заведений, испытывавших недостаток средств. Больницы в это время становятся более специализированными, сосредотачивают усилия на лечении конкретного заболевания или на оказании помощи членам какой-либо торговой или профессиональной группы.
В XIV–XV веках начинают также размываться границы между благотворительной и коммерческой деятельностью. Банкиры в разных частях Европы дают беднякам в долг под низкие проценты — особенно часто это происходит в Италии, где возникают monti di pieta [12] , функционирующие как общественные ссудные кассы, выдающие краткосрочные займы. В 1351 году епископ Лондонский Михаил Нортберийский завещал тысячу фунтов, из которых велел выдавать годовые беспроцентные ссуды нуждающимся труженикам. Спору нет, в это время благотворительные и банковские учреждения не были должным образом обособлены друг от друга, однако точно так же не были строго разграничены светские и религиозные устремления людей, их духовная и мирская деятельность — или, скажем, государственный или частный надзор за благотворительностью. Городские власти или жертвователи-миряне часто приглашали для работы в основанных ими больницах монахов того или иного религиозного ордена; епископы и другие клирики, в свою очередь, охотно пользовались услугами мирян, поручая им управлять раздачей милостыни или «столами для бедных». Представители властей часто следили за тем, чтобы деятельность приютов и больниц подчинялась определенным правилам, или разрешали в судебном порядке споры между их обитателями и служащими. В разных городах отношения между властями и благотворителями складывались по-разному: где-то возникали конфликты, где-то они жили душа в душу. Однако общая тенденция обозначилась к XIV веку совершенно ясно: отцы города все решительнее брали богоугодные заведения под свой контроль. Происходило это главным образом под давлением ухудшающейся социально-экономической ситуации, вынуждавшей власти наиболее рационально использовать имеющиеся ресурсы, ограждать благотворительные организации от злоупотреблений их начальства и тем самым поддерживать общественный порядок.
Скверное управление больницами и приютами, многие из которых были очень скромными и плохо финансировались, еще более ухудшилось в период знаменитой чумной эпидемии, когда рентные и другие доходы резко снизились, да к тому же и сами деньги обесценились. Отчасти острота этих экономических проблем смягчалась ростом числа завещаний, в которых имущество жертвовалось на благотворительные цели. Как показывают тексты завещаний, составленных на рубеже XIV–XV веков, даже не слишком зажиточные люди очень часто оставляли свое имущество больницам и приютам, а также своим приходам или нищенствующим орденам и созданным ими учреждениям. Причиной было желание этих людей побудить как можно большее число бедняков молиться за их души. В самом деле, частные пожертвования все еще были мотивированы главным образом средневековыми представлениями о покаянии и искуплении грехов. Любимые народом проповедники то и дело призывали богатых горожан отказываться от своего добра и раздавать имущество бедным. И эти призывы находили отклик в сердцах купцов, которые зачастую вели ведомости расходов на благотворительные цели столь же скрупулезно, как сводили баланс в своих бухгалтерских книгах. Они и в раздаче милостыни видели нечто вроде контракта и взаимообмена. «Нищий, получающий материальную помощь, обязан, в качестве встречной услуги, молиться за своего благодетеля, — пишет историк Бронислав Геремек. — Эта точка зрения, согласно которой подаяние является чем-то вроде торгового контракта, не была со всей ясностью сформулирована вплоть до XII века, однако именно в ней коренится психологическая мотивация актов милосердия» [13] .