Воспользовавшись хорошим настроением командира, Володя, собравшийся было уже уходить, вернулся к столу, за которым сидел Зябрев.
- Можно мне сказать вам, Александр Федорович? Мы вот все - и Ваня, и я, и еще Толя Ковалев, - все, кто уже пионеры, мы сегодня решили, что вы нас должны послать в разведку. Мы ведь тут знаем все ходы... Сегодня даже лазили... И нас наверху не заметят совсем... И мы решили...
- Это кто же так решил? - поинтересовался кома
- Ну, мы все так решили...
- Ага, - серьезно протянул командир, - вы решили? Ну, тогда все. Зови сюда всех, кто решал.
Через минуту Володя привел в штаб Ваню Гриценко и Толю Ковалева.
- Так, - сказал командир, оглядывая всех троих мальчиков. - Вот Дубинин Володя сообщил мне, будто вы решили, что мы должны вас послать в разведку. Верно это?
- Верно, - в один голос подтвердили Ваня и Толя.
- Вы решили, а мы, значит, должны? Так? - переспросил кома Он встал и обратился к комиссару: - Ну, Иван Захарович, слезай со своего места. И ты, товарищ Лазарев, вставай. Наше дело теперь очень упростилось. За нас все решают. Нечего нам с вами и головы ломать... Прошу вас, товарищи, - сказал командир, поворачиваясь к ребятам. - Это я вам говорю, Володя, Толя, Ваня. Вот садитесь сюда. Ну, что ж стоите? Садитесь сюда.
Командир поднялся, подошел к ребятам и стал их подталкивать к табуреткам, которые стояли возле стола. Ребята слегка упирались, но сильные руки командира сграбастали их всех троих и перенесли к тому месту, где только что сидели сам командир, комиссар и начальник штаба. Затем Зябрев, все так же сохраняя серьезное выражение на лице, усадил всех на табуреты. Котло, Лазарев и Жученков уселись в стороне на койках и с любопытством следили за действиями командира.
- Ну, Дубинин Володя, - сказал Зябрев, - раз вы уже все решили, так действуйте. Вот ты, Дубинин, теперь командир, и ты отвечаешь за каждого нас, за каждую пятидесяти живых душ. Что бы ни случилось в каменоломнях, за все ты в ответе с этой минуты. За каждого человека с тебя спрос будет. И ответ тебе придется держать не только перед собственной совестью, но и перед всем народом, перед партией. Понял? Принимай дела. Вот тут все записано. Раз вы все так просто сами решили, так вам, верно, это дело проще дается, чем нам вот с товарищем комиссаром и начальником штаба.
В штаб, приподняв плащ-палатку, - висевшую у входа, заглянул Важенин. Он увидел командиров, сидевших на койках, и трех мальчуганов, которые хотя и восседали за командирским столом, но сейчас совсем не походили на начальников и, видно, не знали, куда им деваться. Важенин стал осторожно пятиться, убирая голову -под завесы, но командир уже заметил его:
- Давай, давай, Важенин, заходи!
- Товарищ командир, - сказал Важенин, входя, - там, на секторе "Киев", движение какое-то в верхней штольне. Надо бы держать усиленный пост да так дело органовать, чтобы им питание туда носили, прямо на место, чтобы никто не отлучался. А потом, хорошо бы нам оружейную мастерскую поставить. От сырости затворы заедает... Потом я еще хотел сказать, товарищ кома..
- Вот ты со всем этим к нашим пионерам обращайся, - отвечал командир, - они за нас все решать взялись...
Володя и два его приятеля сидели за столом потупив голову: уши у них горели от конфуза. Они уже не чаяли выбраться отсюда. Володя впервые наглядно представил себе, какое это трудное и непомерно тяжкое бремя - быть в ответе за стольких людей, руководить ими, решать самые большие дела и тотчас же совсем малые, знать, что на тебя надеются люди и доверяют тебе свою жнь, свою судьбу, свое дело. На одну лишь минуту и, конечно, ради шутки и поучения посадил его командир на свое место, а место это уже жгло Володю. Каково же было вот этому высокому, красивому человеку с черными блестящими глазами, который ни на минуту не снимал с себя такого бремени!
А Важенин, ничего не понимая, переводил взгляд с ребят на командира и обратно.
- Что же ты человека держишь, ответа не даешь? - спросил кома
Володя встал за столом, оправил рубашку:
- Александр Федорович... ну что вы над нами смеетесь? Мы же не командовать хотели, а в разведку только просились.
- Значит, установим первое: с командованием ты пока что не справляешься. Вот человек к тебе пришел с простым делом, а ты не можешь дать распоряжение, а решать брался.
- А откуда же я знаю, Александр Федорович, насчет того, что он спрашивает?
- Верно, и я полагаю, что тебе знать про это неоткуда. Но беда, друг мой, что и в разведке-то ты пока не очень силен, как я подозреваю. И вряд ли ты так уж все хорошо знаешь о положении на поверхности, чтобы за нас все самому решать.
- Так мы ведь только попросились.
- Позволь, позволь! Вот свидетели есть. Ты как сказал? "Мы решили, что вы должны"... Это значит - вы решили, а мы должны. Так, что ли? Нет, брат, не так! Решать командование будет. - Он шагнул к столу, протянул над ним руку и легонько ладонью смахнул Володю с его места. - А ну-ка, герои, с чужого коня среди грязи долой! Не справляетесь, вижу. Давайте уж мы сами как-нибудь будем без вас разбираться да решать.
Зябрев посмотрел в переконфуженные лица мальчиков и вдруг залился своим заразительно-раскатистым, звучным смехом. Захохотал гулко комиссар, негромко засмеялся Лазарев. И тут смех разобрал всех присутствующих. Уже начал хихикать Толя Ковалев, и неуверенно улыбнулся, а потом фыркнул Ваня Гриценко.
Но Володя вдруг оттолкнул его в сторону, резко провел подбородком по плечу, рванулся к выходу. Важенин, раскинув руки, хотел было перехватить его, но Володя мгновенно нагнулся и проскочил под локтем Важенина.
- Обиделся малый, - сказал Зябрев.
- Ничего, простит, - добавил коми
- Можете идти, ребята, - обратился командир к оставшимся мальчикам. - Скажите вашему Дубинину, чтобы зря не расстраивался. Если нужда придет - и вас отправим в разведку. Только прямо скажу: это уж в самом крайнем случае. А сегодняшний разговор вы запомните. Может быть, вам теперь яснее будет, кто должен решать, а кто обязан выполнять.
Выбежав под добродушный смех командиров штаба, Володя едва не сбил с ног часового, стоявшего у входа, и бросился по направлению к своему штреку. Ему хотелось убежать подальше, побыть одному, чтобы в темноте отошли горевшие щеки. Но за поворотом тоннеля он чуть было не столкнулся с шедшими навстречу людьми. Свет фонаря на мгновение ослепил его, он зажмурился, но тут же разглядел партан Шустова, Колышкина и еще двух, уже знакомых. Пятый, светлоглазый, совсем молодой, с лейтенантскими кубиками защитного цвета на петличках, в шинели, вымазанной белым, был незнаком. Лицо у него обросло редкой щетиной, он шел, неуверенно ступая, втянув голову в плечи, сгибаясь больше, чем требовалось, - как ходят люди, впервые попавшие в шахты. Володя прижался к стене, пропуская идущих. По обрывкам фраз, которыми обменивались партаны и незнакомец, Володя понял: случилось что-то очень важное; и он повернул обратно к штабу, куда, должно быть, партаны вели незнакомого лейтенанта. Он слышал, как Шустов говорил впереди:
- Тут спуск маленько, не зашибитесь, товарищ лейтенант.
А тот усталым, осевшим голосом допытывался;
- А долго еще идти-то? С дороги не собьемся?
- Как можно сбиться, товарищ лейтенант, тут каждая пупырочка на камне нам знакомая. Недалече осталось.
Володя бесшумно шел позади, жадно прислушиваясь к доносившимся до него словам.
Он не знал о том, какая трагедия разыгралась только что над каменоломнями
Вторую неделю отступала с боями рота морской пехоты под командой старшего лейтенанта Петропавловского. Командование поручило морским пехотинцам прикрывать отход советских войск Камыш-Буруна. Враги теснили роту со всех сторон; она была отрезана от моря и рассечена на части. Но ночью все, кто уцелел, снова собрались вместе, решив держаться до последнего патрона и выполнить приказ хотя бы по славной морской поговорке: "Погибаем, но не сдаемся!"
Недалеко от поселка Старый Карантин немцы окружили оставшихся в живых морских пехотинцев - их было всего лишь сорок два человека. Местность тут была холмистая, рытая какими-то ходами, зиявшая провалами; обороняться здесь было удобно. Но что могли поделать сорок два человека, мученные многодневными беспрерывными боями, отрезанные от своих, потерявшие надежду на спасение и теперь думавшие лишь о том, как бы с честью умереть и подороже отплатить врагу за свою гибель! Командир роты старший лейтенант Петропавловский и политрук Корнилов лежали на дне котлована, по краю которого бойцы держали круговую оборону. Возле них две женщины - военфельдшерицы Надя Юштина и Марина Савина - перевязывали одного тяжелораненых. Немцы подползали со всех сторон. Уже совсем блко, всего в двадцати пяти метрах, не дальше, застрочил немецкий автомат. Кто-то бойцов в сгущавшейся темноте швырнул на звук гранату. Раздался взрыв, пискнули в воздухе осколки. Автомат умолк, но тут же ударил другой, с противоположной стороны.
- Слушай, командир, - хрипло проговорил Корнилов. - Сергеев сообщает, что патроны на исходе. Связь с КП батальона вчера еще потеряна. Да, наверное, и батальона самого уже нет. Что думаешь делать?
- Мое мнение такое, Георгий Иванович, - негромко отозвался Петропавловский, - дело мы свое как будто на земле сделали...
- Ты что ж, на небо уже стал собираться?
- Зачем на небо? Есть еще третья возможность: не на земле, не на небе, а под землей. Помнишь, что нам в поселке Мариенталь сказали? Тут как раз где-то под нами каменоломни. В народе слух ходит, что там партаны засели. Что бы нам туда, а, политрук?
И лейтенант Сергеев с двумя моряками был снаряжен в разведку. Петропавловский еще засветло приметил, что на одном склонов котлована зияет какая-то черная дыра. Сергеев вместе с сопровождавшими его бойцами проник в нее и оказался в полуобвалившейся штольне. Решено было с наступлением полной темноты всему отряду укрыться в этой галерее и забаррикадировать вход в нее глыбами распиленного вестняка, валявшимися у входа внутри штольни.