Доложив обстановку, Володя уже собрался уходить вместе с саперами, но в дверях повернулся и опять козырнул капитан-лейтенанту:
- Товарищ капитан-лейтенант, можно просьбу одну? У меня тут мама... в общем, родная моя мать... Она в доме номер одиннадцать живет... Если, конечно, жива, то дать бы ей сообщение, что я целый... Можно будет? Скажите просто: Володя... Если, конечно, можно, товарищ капитан-лейтенант.
- Есть сказать, в общем, матери, что ее Володя целый, - согласился кома - Будь спокоен. Сделаем. Действуй!
Когда Володя вместе с саперами выходил за околицу Старого Карантина и они поравнялись с бывшим инженерским домом на окраине, маленький разведчик отпросился на минутку, обещая немедленно вернуться. Он промчался во двор, где уже давно замолк и остыл стучавший утром движок. Он вбежал через крыльцо в большую комнату, осторожно снял с елки несколько крупных сверкающих безделушек, рассовал их по карманам, содрал белые провода с маленькими цветными лампочками и намотал их на себя. Потом он бегом вернулся к саперам.
- Эге? Парень, видать, не зевает... расторопный, рядом не клади, - пошутил старший с - Весь в трофеях. Куда ж тебе это добро?
- Что я, для себя, что ли? - обиделся Володя. - У нас там маленькие есть.
- Ох ты, неужто маленькие? А я думал, как ты, не меньше!
- Во-первых, я уже как-никак учился в седьмом классе. И уже давно пионер, скоро комсомолец... А там у нас совсем малявки. x x x
Обследовав один входов в каменоломни, к которым Володя привел саперов, люди убедились, что тут потребуется не один час работы: немцы очень каверзно заминировали все подходы к заваленным лазам.
- Тут, парень, не один день копаться! - сказал старший с - Ну конечно, тропочку, чтобы аккуратно одному пройти, можно будет очистить, да там еще завал видать... Вот коли ваши бы оттуда навстречу расчищали, это бы другой разговор был.
- Так я же к ним через свой лаз могу хоть сейчас! - обрадовался Володя, которому не терпелось скорее вернуться к своим и первым сообщить об освобождении.
- А не подорвешься? - спросил с
- Я ж сюда пролез.
- Раз на раз не приходится. Ты поаккуратней смотри. А то, знаешь, в нашем деле на волосок обмишурился - навек пропал... Стой, обожди! - задержал он уже кинувшегося было бежать Володю. - Я с тобой нашего человека пошлю. Пусть пощупает дорожку. Вернее будет.
Сгорая от нетерпения, Володя осторожно следовал за высоким пожилым сапером, медленно двигавшимся за своим щупом по дорожке к лазу. Маленький разведчик высовывался -за плеча, старался заглянуть под локтями сапера, потому, что тот не велел обходить его, приказывал держаться позади.
- Ой, дяденька, вы поскорее! Да тут же ничего нет, я же давеча пролез и целый остался.
- Не торопись на тот свет, поспеешь! - невозмутимо отвечал сапер, медлительно шествуя впереди. - Держись за мной, не ширяйся в сторону.
- Честное слово, дядя, зря вы это...
- Не спеши. Не блох ловишь. Поспеешь, - отвечал сапер и осторожно водил своим щупом по дороге.
Но вот наконец и знакомый лаз.
Сапер даже не заметил его, Володя был очень доволен. Он нарочно пропустил вперед сапера, а потом неслышно прилег и скользнул в узкую расщелину.
- Ау!- крикнул он лаза.
- Ну, чего еще? - Отозвался сапер, оглянулся и стал, озираясь, ничего не понимая: Володя исчез. - Эй, не балуй, говорю! Некогда мне с тобой тут в прятки играть.
- Не спешите, дядя, не блох ловите, поспеете! - крикнул Володя, высовывая голову лаза. - А я уже дома. Заходите чай пить с парадного крыльца. Спасибо, дядя, что проводили. Только мне некогда. Наши ждут.
И он исчез.
Глава XVII
С НОВЫМ ГОДОМ!
Он бежал по узким каменным коридорам подземелья, не зажигая спичек, уже наусть зная каждый поворот. Как голубь летит к своему садку, непостижимо чувствуя верную дорогу в пространстве, как летучая мышь в полном мраке не задевает протянутых перед ней нитей, так чутьем угадывая в темноте путь, несся мальчик по вилистым подземным ходам, а если где и стукался, то не чувствовал боли от ушиба.
Впереди забрезжил вялый желтоватый свет.
- Стой! - услышал он, - Кто идет? Его окликнули с первого поста охранения. Он узнал голос Лени Колышкина, парикмахера.
- Леня, что ль?
- Ну, Леня... это там кто?
- Ленька, Ленька! Слушай, Ленечка, это я...
Из темноты штольни на пространство, слегка освещенное лучом фонаря, стоявшего за выступом, выскочила маленькая фигурка, бросилась на часового и стала тормошить его:
- Леня, бросай пост, давай со мной в штаб?! Я такое тебе скажу... до неба подскакнешь сквозь камень. Честное пионерское! Слышишь, Леня? Наши пришли, немцев повыгнали! Я уже с главным командиром повидался, все объяснил... Сейчас нас освобождать станут. Нечего тебе тут стоять. Сходи с поста!
- Слушай, ты брось... брось шутки шутить, - заволновался Колышкин, хватая в полумраке Володю за плечо. - Ты что, правду говоришь или так, дуришь?
- Да правда же, Леня, правда! Идем со мной в штаб, мне некогда, там все расскажу.
- С поста не уйду. Не имею на то права. Ты иди, беги скорей, коль правду говоришь! Напомни там, чтобы меня сменили. Ох ты, вот так штука! Не верится прямо...
Володя исчез в темноте, но тотчас снова показался на миг у фонаря:
- Ты смотри только в штаб не звони, что я сказал. Я сам скажу. Слышишь, Леня! Прошу как человека.
И он пропал во мраке штольни.
Еще два раза окликали бежавшего Володю караульные посты, и на каждом он успевал коротко сообщить об бавлении. Ему было жалко растрачивать эти драгоценные слова чудесной новости, слова, которые он уже приготовил, обдумал, сорок раз на бегу повторил про себя, чтобы они прозвучали как можно торжественнее. Он представил себе, как вбежит в штаб, оглядит всех командиров и скажет; "Товарищи командиры! Явился к вам с великой вестью. Час бавления настал..." Нет, лучше не так: "Пробил час нашего бавления! Там, над нами, наши, Красная Армия, Советская власть! Ура!" Но, так как на каждом посту он не мог удержаться и ему приходилось хоть и коротко, но все же сообщать о том, что он узнал наверху, главные, прибереженные им к концу слова начинали остывать. И когда Володя ворвался, не доложившись, в штаб, где на него строго поглядели находившиеся как раз там Котло, Лазарев и Корнилов, от волнения и от быстрого бега он вообще уже ничего не мог сказать.
- Что это ты? Вернулся уже, Володя? В такой час? - спросил, вставая, Корнилов.
- Беда, что ль, какая? - Комиссар нагнулся к нему и поднес к лицу фонарь.
- Наши там, наверху, пришли наши! Скорее! - закричал Володя, забыв все приготовленные им выражения. - Моряки там... Красная Армия... Десант был. И в Феодосии тоже... Сейчас саперы работают, и можно наверх...
Все встали. Три фонаря разом приблились к лицу мальчика. Трое командиров молча заглянули ему в глаза. Синие, красные, желтые елочные лампочки на белых проводах, которыми был обмотан Володя, отразили свет фонарей.
- Стоп! - негромко, сорвавшимся голосом проговорил Лазарев. - Не части так. Не разберу ничего. сначала, по порядку.
И, уже совсем отказавшись от роскошно приготовленного плана вещения, боясь, что ему не поверят, Володя с ученической готовностью и не будучи в силах отдышаться от радости, распиравшей его, рассказал командирам подробно о том, как поразила его утром, когда он вылез на поверхность, непонятная тишина в поселке, и как он увидел в инженерском доме елку, брошенную немцами, и как встретил моряков, и как привел саперов. Он кончил, облал пересохшие губы и выжидательно поглядел на командиров. Он уже заранее представил себе, еще когда бежал сюда, как вскочат они, услышав поразительную весть, как закричат. Но командиры молчали. Только Лазарев прокашлялся и, повернувшись к комиссару, нким голосом раздельно и тихо проговорил:
- Ну, Иван Захарович...
Комиссар молчал, медленно откидываясь и расправляя свои широкие плечи.
А Корнилов тихо пронес:
- Значит, дождались и мы...
И вдруг комиссар шагнул вперед, схватил левой рукой - в правой у него был фонарь - Володю за плечи.
- Володька, ты... мальчуган... - глухо проговорил он и крепко прижал к себе маленького разведчика.
Что-то слабенько хрустнуло. Володя испуганно отстранился, высвобождаясь. На пол посыпались серебряные скорлупки, и Володя вытащил нагрудного кармана раздавленную елочную безделушку.
- Что-то я тебе повредил? - испуганно осведомился коми
- Это я для Оли да малышам нашим с немецкой елки принес.
- Эх ты... Какой я косолапый! - окончательно смутился коми
Но будто вместе с раздавленной елочной игрушкой лопнуло и оцепенение, в котором находились сейчас эти люди, два месяца несшие ответственность за жнь почти сотни своих товарищей.
Командиры, что-то говоря наперебой, смеясь, кинулись жать друг другу руки, обниматься. Корнилов аккуратно смотал с Володи провода с лампочками и уже потом заключил его в свои объятия. И понеслась по подземным коридорам ошеломляюще радостная весть об освобождении. И долго еще Володя перелетал одного объятия в другое и оказывался то в этом штреке, то в соседнем и чувствовал на своей щеке поцелуи, слезы, а на спине - веселые тумаки от друзей-пионеров, пока не почуял жар и запах кухонной плиты и не очутился на камбузе, где его приняли в свою хватку длинные, цепкие руки дяди Манто. И все разом замолкли, понимая, что уж на этот раз дядя Яша отличится, пронеся какую-нибудь необыкновенную остроту, которую потом будут повторять годами.
Но Манто посмотрел на всех и сказал:
- Вы, конечно, ожидаете, что я вам скажу сейчас такое, что вы будете смеяться всю жнь. Но о чем я могу сказать после того, что сказал наш Володечка? У Якова Манто веселых слов хватало и хватит на все трудные случаи жни, не сомневайтесь. Но на такой случай у Якова Манто нет слов. Он молчит. Вот это и запомните.
И он, сморгнув, отвернулся, делая вид, что ему необходимо что-то поправить на плите. Все замолчали тоже. Но тут кто-то партан вдруг спохватился:
- Товарищи, который час? Надо сменяться, заступать на объекте. Дядя Яша, давай снидать, пора на вахту.
Все по привычке заторопились. Стали разбирать посуду, потому что пришел час сменять на строительстве "объекта No 1", где пробивали спасительный выход замурованных каменоломен.