- Крупные силы врага мы будем вынуждены встречать мелкими, разрозненными группами. Каждая группа действует самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Действовать надо так, чтобы фашистам померещилось, будто им противостоят на каждом участке десятки, даже сотни наших народных мстителей.
Володя сидел в сторонке и старался остаться незамеченным, так как боялся, что его отсюда выгонят. Он уже несколько раз от волнения собирался потереться подбородком о плечо, но останавливался на полдороге, захваченный дерзкой хитростью услышанного им командирского плана. Он смотрел на Лазарева, переводил глаза на Котло, но оба - и командир и комиссар - выглядели такими спокойными, держались так деловито и говорили столь неспешно, будто распределяли обычные дневные задания - кому картошку чистить или сухари перебирать. Это наполняло душу Володи безмерным восторгом и гордостью. Он был влюблен в этих сильных, справедливых, мужественных людей, знающих, что они умеют за себя постоять. Он чувствовал, что готов сам, если нужно будет, погибнуть за таких людей.
- Каждый начальник караула, - продолжал Лазарев, - несет ответственность за свой сектор обороны. Задержать врага при первой попытке к вторжению - вот основная задача постов на сегодня. Иногда стоит пропустить врага подальше, а потом отсечь в темноте. Имейте в виду, товарищи; резервов у нас нет, надейтесь только на себя. К тому же предупреждаю: нам придется еще брать у вас людей для переброски на секторы, где возникнет напряженное положение. Уточняю. Комиссар идет в караул "Москва" на центральном направлении; товарищ Корнилов - на "Волгу". Лейтенант Сергеев берет на себя "Киев". Я буду в карауле "Передовой". Начальник штаба Петропавловский остается тут, в штабе: будет поддерживать связь с караулами, информировать меня. В качестве связных использовать пионеров - Дубинина, Гриценко, Ковалева. Связным быть пока здесь, остальных ребят - на нижний горонт. Все ясно? Есть вопросы?
- Пить зверски хочется, - сказал Сергеев, - во рту сухота, плюнуть нечем.
- Хорошо, - согласился Лазарев. - Если немцы начнут штурм, выдать каждому сверх нормы по стакану воды. Сообщите Манто... Комиссар, хочешь сказать что-нибудь? Добавишь?
Котло медленно встал, слегка наклонив голову и расправляя свои широкие плечи, словно хотел подпереть ими тяжелый каменный свод, все принять на себя. И Володя, всегда немного робевший перед ним, в который раз подивился, как это может такой суровый с виду человек смотреть на людей с какой-то особой, доверчивой лаской.
Видно было, что каждый присутствующих очень дорог Котло и комиссар желает ему добра. Только массивные складки возле тяжелого, решительного рта говорили о том, что комиссар никому не простит сегодня ни малейшей слабости - никому!
- Все ясно, - сказал он, - говорить не о чем. Твердо верю, что каждый сделает все возможное, а если понадобится, то и невозможное...
Два взрыва, каких еще не слыхивали в каменоломнях, два свирепых громовых удара такой силы, словно раскололась над головой вся твердь земная, вынудили комиссара замолчать. Каменный пол заколебался под ногами. Плащ-палатка, висевшая у входа, поднялась, как от ветра. Облачко вестковой пыли влетело в помещение штаба и заволокло его мутью. Все вскочили, кроме командира.
- Ну вот, кажется, и началось, - спокойно привставая, сказал Лазарев. - Начальникам караулов можно расходиться по своим местам. Желаю успеха, товарищи!
Поправляя на ходу свои шахтерки, подвинчивая фитили в фонарях "летучая мышь", покидали штаб начальники караулов. Слабо загудел один телефонов. Лазарев поднял трубку:
- Я - центральная. Да, Лазарев. Слушаю. Так. Где? В старом шурфе? Вся стена? Сейчас вышлю. - Положив трубку, он кивнул Володе: - Беги быстро в санчасть, скажи: в старом шурфе стеной завалило Сердюкова и Носкина. Одну докториц немедленно туда. Потом пусть доложат мне. А ты сейчас же обратно. Не вздумай туда соваться. Слышал?
- Есть не вздумать соваться!
- То-то! Ну, товарищ лейтенант, я пошел на "Передовой". Держи со мной связь.
Гул еще нескольких мощных взрывов прошел по подземным галереям. Где-то глухо прогремели три-четыре отдаленных удара.
- Шурфы бомбят. Хотят отвлечь наше внимание от входов, - сказал Петропавловский. - Это своего рода артиллерийская подготовка.
Опять грохнуло. Потом где-то застучали, отдаваясь эхом в ходах и переходах подземной крепости, выстрелы. Раскатился треск залпов, затараторили пулеметы, и с этой минуты все под землей заполнилось кисловатым запахом взрывчатки, тяжелым гулом частых взрывов, дымом и пылью, разъедавшей глаза, забивавшейся в рот и ноздри.
Немцы начали генеральный штурм каменоломен.
Да, это был страшный день. Тот, кто пережил его, никогда о нем не забудет, но вряд ли сможет точно восстановить в памяти все, что пришлось испытать защитникам подземной крепости в те долгие, гибельные часы, иногда сливавшиеся в какой-то один длительный, душный, грохочущий ко..
Немцы повели наступление одновременно по всем входам. Взорвав завалы, они подтащили к входам штольни пулеметы и противотанковые пушки и открыли огонь в темноту подземелья. В шурфы полетели мины, взрываясь на глубине, разрушая каменные стенки и баррикады, возведенные партанами. Немцы не жалели взрывчатки. Из некоторых шурфов, как жерла вулкана, вылетали обратно на поверхность расколотые взрывами камни. Гитлеровцам приходилось отбегать в сторону, чтобы не оказаться жертвами собственных же мин.
Когда Володя спешил обратно санчасти в штаб, взрывные волны несколько раз сшибали его с ног или больно приплющивали к каменной стене. Во время падения он разбил стекло фонаря. Рывком взбудораженного воздуха огонек в горелке загасило. Володя двигался в полной темноте, слыша со всех сторон накатывающийся грохот штурма. Внезапно кто-то тихонько заплакал возле самых его ног. Он наклонился и почувствовал, как маленькие задрогшие руки цепляются за него во мраке.
- Я бою-у-усь... Я к маме хочу... Я потерялась... - услышал он и узнал маленькую Олю, дочку командира.
Он подхватил ее на руки и пошел, выставив локоть и плечо вперед, чтобы не ушибить девочку о какой-нибудь выступ стены.
- Ты это кто? - спрашивала Оля по пути.
- Я - Володя Дубинин.
- А-а-а... Я тебя не узнала. Темно. Я нюхала, нюхала и не узнала. Теперь все похоже пахнут: огуречиками и как лампа, когда коптит.
Медленно пророкотал далекий обвал.
- Сегодня гром гремит какой, - сказала Оля. - А дождик будет? Вот бы был, а то мы уже весь чай выпили... Мама не дает больше.
Володя вбежал в штаб, передал Олю забредшему сюда ее братишке и попросил у Петропавловского, чтобы тот позволил мальчику доставить сестренку на нижний ярус, к тетке Киле. Петропавловский разрешил и тут же дал Володе новое задание.
Надо было немедленно пробраться в "автохозяйство Любкина" и предупредить его о том, что туда двинулись гестаповцы - их заметили с одного
наблюдательных постов верхнего яруса.
- Только будь осторожен: это ведь почти на самом верху. Подбирайся потихоньку, а то можешь напороться, - предупредил Петропавловский.
Но Володя уже выбежал с пригашенной шахтеркой, которой он заменил разбитый фонарь, по направлению к далекой штольне. Он бежал, спотыкаясь, карабкаясь через рухнувшие камни. Обрез больно стукал его по плечу. Володя очень спешил. Каждое мгновение было дорого: требовалось вовремя предупредить Любкина о грозящей ему беде.
Задыхаясь от бега, он наконец выбрался в большую наклонную штольню. Примерно в полутораста метрах от входа с поверхности ее перегораживала стена, возведенная партанами. У бойниц этой стены, которые слабо просвечивали в темноте, и должны были находиться Любкин и Макаров. Володя еще дали прошептал: "Шепетовка... Шепетовка..." - и, услышав нужный отзыв: "Штык", - вскарабкался к подножию баррикады.
- Это ты, Вовка, что ли? - узнал его Любкин.
- Ну да, я. Вам начальник штаба велел передать, что к вам опять фашисты спускаются, целая рота...
- Что это, опять фрицев на автомобиль потянуло? - усмехнулся Любкин. - Ну что ж, коли кататься охота, такси свободно. Прокатим. И счетчик заведем. - И, припав к бойнице, он вложил в нее дуло автомата.
То же сделал и Макаров, его молчаливый напарник.
Володя подобрался к свободной амбразуре и заглянул в нее. Сейчас же он почувствовал, как кто-то схватил его сзади за шиворот и оттащил от стены. Он услышал над своим ухом сердитый шепот Любкина:
- А тебя сюда звали? Тебе было что приказано? Доложить и обратно. Без тебя управимся.
- Дядя Любкин, - умоляюще зашептал Володя, - я только самую малую минуточку погляжу и, если пойдут, разок пульну.
- Я вот тебя сейчас так пульну, что второго раза не попросишь!
Объемистый кулак Любкина заслонил амбразуру перед носом Володи и тут же исчез, потому что Любкин, что-то услышав, бросился к своей бойнице. Володя осторожно выглянул в отверстие амбразуры.
Впереди, не более чем в полутораста метрах от стены, черная труба штольни выходила на поверхность. На фоне ослепительно светлого неба хорошо был виден контур разбитого грузовика. Слева и справа от него оставались узкие проходы. Они отлично просматривались от баррикады. Если бы даже кошка вздумала заглянуть здесь в каменоломни, с поста Любкина ее немедленно бы заметили, но всякий, кто проник бы сюда с поверхности, ничего, кроме сплошной, все сгущавшейся в глубине тьмы, не разглядел бы.
Вдруг Володя увидел, что по обеим сторонам грузовика, четко печатаясь на фоне светлого неба, возникли человеческие фигуры. Сперва одна - слева, потом вторая - справа, а за ними еще и еще. Фигуры эти неуклюже обходили машину, протискивались в узких проходах и спускались в штольню, осторожно двигаясь по наклонному, но не крутому ходу.
- Любкин, - прошептал Макаров, напряженно всматриваясь через свою бойницу, - у тебя глаза получше... Разберись хорошенько! Обознался я, что ли? По-моему, бабы идут.