Побывав в Америке, Вебер увидел, что многие черты протестантской этики утратили связь с религией. Бережливость, трудолюбие и умеренность перестали быть средством обретения благосклонности Бога или людей. Теперь, видя, какую роль играют эти качества в достижении успеха, люди превратили их в практический рецепт материальной жизни. Историк Р.Х. Тони, исследовавший взаимосвязь между капитализмом и протестантизмом, увидел, что влияние здесь обоюдно. Протестантская этика с ее настойчивым требованием трудиться в поте лица, с ее экономностью и т.д. внесла значительный вклад в развитие капитализма. Но в то же самое время и сам протестантизм подвергся влиянию со стороны нарастающего в обществе капитализма . Тони замечает, что протестантизм впитал в себя этику капитализма, предполагающую умение рисковать и получать прибыль. Не останавливаясь на этом, Тони прямо обвиняет христианских проповедников в том, что они не вмешивались в предпринимательство и не привносили христианскую этику в экономику и бизнес:
Если проповедники и не солидаризировались открыто со взглядами «естественного человека», выраженными в словах писателя XVIII века: «торговля — это одно, религия же — совсем другое», своим молчанием они практически подтверждали именно это, то есть, что между этими двумя сферами жизни возможны противоречия. Для того времени была характерна доктрина, почти не оставлявшая места религиозным представлениям об экономической этике, ибо она предвосхищала теорию, впоследствии представленную Адамом Смитом в его знаменитом учении о «невидимой руке рынка», которое в личной экономической заинтересованности усматривало божественный промысел… Существующий порядок (если не считать недальновидных постановлений правительства, нарушающих его) был, оказывается, естественным, природным, а порядок, заведенный в природе, считался Божественным... Естественно, такой подход мешал критическому исследованию существующих экономических и общественных институтов, оставляя в ведении христианского милосердия только те части жизни, которые отводились под благотворительность, и именно потому, что эти части выпадали из огромной сферы человеческих отношений, в которой порыв к личной выгоде представлялся совершенно достаточным мотивом и нормой поведения .
Десятилетия конца XIX — начала XX века были временем философского переворота, который был вызван совмещением идей из «Происхождения человека» Дарвина и «Богатства народов» Адама Смита. Смитовская «невидимая рука рынка» объединилась с идеей «выживания наиболее приспособленного», что оправдывало новый «естественный порядок» в экономике. При таком порядке все усилия и достижения теперь считались безличным результатом слепого случая, а то и прогресса продолжающейся естественной истории человечества. Придуманная Смитом «невидимая рука» служила указанием правительству предоставить рынок его собственному волшебству и не вмешиваться в рыночные отношения. Между тем, это не более чем еще одна из мировоззренческих иллюзий, которую современный человек пытается претворить в жизнь, опять-таки, с трагическим исходом — разочарованием для миллионов людей. Это дальнейшее движение от страсти к невежеству, и результаты, которые мы наблюдаем сейчас, подтверждают этот вывод. Дерзкая и откровенно ложная выдумка, что, преследуя собственные интересы, человек каким-то чудом служит интересам остальных, была лишь пропагандистским приемом, который призван был узаконить желание умных и способных эксплуатировать политически слабых и менее способных. Эта идея существует и в наши дни, а «экономический дарвинизм» считается серьезной философией, при помощи которой некоторые оправдывают современные хищнические экономические методы и эксплуатацию окружающей среды. Идея выживания наиболее приспособленного распространяется на сферу экономики, сочетаясь с идеей господства человека над природой, как сказано в Книге Бытия. Человек — самый приспособленный, и это заведомо оправдывает любую его деятельность. Все это вкупе с развитыми технологиями развязывает руки воротилам бизнеса и промышленности, позволяя им безжалостно эксплуатировать природу, даже не задумываясь о том, чтобы, в свою очередь, позаботиться о ней. Все, что она дает нам, мы просто берем, не задумываясь о наносимом ей ущербе, не думая, что когда-нибудь этот долг придется возвращать. На ранних этапах индустриализации природа могла еще покрыть дефицит. Но прошло два столетия, и теперь она погибает, пав под натиском непреодолимой силы и размаха технического прогресса человечества. Мы вернемся к проблемам окружающей среды позже, когда будем говорить о переходе от экономики в гуне страсти к экономике в невежестве. Сначала же давайте немного проследим историю экономики в гуне страсти, под частичным влиянием саттва-гуны.
Хотя протестантская философия проложила дорогу к жизни в гуне страсти, для некоторых протестантских сект она оставалась тесно связаной с принципами саттвы. В том же самом сочинении Вебер объясняет: «Протестантский аскетизм [стал] основой нынешней цивилизации профессионалов — чем-то вроде «духовной модели», по которой строится современная экономика». Этот очерк был написан после того, как в начале двадцатого века Вебер побывал в Америке, где своими глазами увидел, насколько сильно вероисповедание влияет не только на бизнес, но и на социальную и политическую жизнь. В более ранние периоды американской истории религия пронизывала практически все сферы жизни. В колониальный период (до 1776 года) в центральных областях Новой Англии, к примеру, для того чтобы получить статус полноправного гражданина, непременным условием было и «гражданство» в церкви, которое давалось религиозной общиной, то есть, принадлежность к религиозной общине определяла гражданский статус человека. В то время человек не просто «присоединялся» к какой-либо церкви, как в наши дни. Членство он обретал только после того, как неоднократно доказывал, что достоин этого, личным поведением, в самом широком значении этого слова, а другие члены общины определяли и исследовали его моральный облик. И даже после этого ему приходилось проходить процедуру тайного или открытого голосования. Высокоморальное поведение было особенно важно и для того, чтобы решить — стоит вступать с этим человеком в деловые отношения или нет.
Писания квакеров и баптистов, до семнадцатого века включительно, учат, «что дети мира взаимно не доверяют друг другу в делах и, напротив, с полным доверием относятся к зиждущейся на религиозных побуждениях добро¬порядочности благочестивых людей». Поэтому деньги и кредиты доверяли только тем, кто после досконального рассмотрения считался праведным. Все эти меры в конечном итоге вели к процветанию протестантов, поскольку «здесь, и только здесь, [люди] могут рассчитывать на хорошее обслуживание и твердые цены» . Баптисты сделали устойчивые цены своим принципом, а методисты налагали на своих последователей еще более детальные ограничения. Им запрещалось:
1. разговаривать во время купли или продажи (торговаться или спорить);
2. торговать до того, как будут оплачены все пошлины на данный товар;
3. взимать проценты выше, чем дозволяют законы страны;
4. «копить сокровища на земле» (что значило превращать капиталовложения в «фундированное богатство» ) — то есть становиться капиталистами, жить деньгами, а не работой;
5. давать в долг, не будучи уверенным в платежеспособности должника;
6. жить в роскоши и пользоваться всякого рода излишествами.
Хорошо известно, что протестанты проповедовали безукоризненную честность, бережливость и экономность, и сами старались быть образцом этих добродетелей. Религия заставляла человека следовать мирскому призванию, с энтузиазмом трудясь в поте лица своего, поскольку отсутствие успеха в мирских делах считалось следствием либо лени, либо божьей неблагосклонности.
Награда полагалась за «оправдание» себя перед Богом, в смысле спасения — это можно найти во всех пуританских деноминациях — и «оправдание» себя перед людьми, в смысле социального самоутверждения внутри секты. Оба эти аспекта дополняли друг друга, действуя в одном и том же направлении: они способствовали освобождению «духа» современного капитализма, его специфического этоса, то есть этоса современного буржуазного среднего класса. (Курсив оригинала.)
Стремление к материальному успеху, равно как и дух современного капитализма, как определяет его Вебер — признаки раджо-гуны. Строгая приверженность принципам честности и законам, а также старание не причинить вреда другим указывают на влияние саттва-гуны. Протестантские секты стремились к успеху и прибыли, пока это не противоречило их собственным этическим установкам. А их этические установки породили, возможно, один из лучших образцов экономики в гуне страсти, под частичным влиянием благости.
Данный пример доказывает, что человеческое общество не существует в «чистом» состоянии благости, страсти, или невежества. Хотя одна гуна может быть более заметна, влияние других всегда до какой-то степени присутствует. По мере того, как мы движемся по пути Кали, качество благости постепенно слабеет, а влияние невежества нарастает, и жизнь на планете отражает происходящие изменения.