Давайте вспомним Шримад-Бхагаватам, где говорится, что жить за счет других — это одно из проявлений тамо-гуны. Если правящие классы не заботятся о гражданах — в духовном и материальном отношении — они повинны в паразитизме, т.е. продукты, произведенные гражданами, они потребляют, а предписанные обязанности не выполняют. Говоря, что правящие классы (брахманы и кшатрии в ведической культуре, а в средневековой Европе — духовенство и короли) должны заботиться о духовном развитии граждан, мы имеем в виду не то, что они должны указывать людям, во что им верить. Их обязанность — следить, чтобы граждане получали должное духовное образование и следовали универсальным, несектантским религиозным принципам, таким, какие описаны в Бхагавад-гите. Кому поклоняться — Иисусу, Мухаммеду, Аллаху или Кришне — каждый должен решать сам, соответственно уровню своего сознания.
В истории, изложенной выше и продолжающейся по сей день, перемена в организации общества породила также изменения в общественном договоре, а это, в свою очередь, поставило власть имущих в оппозицию простым людям. Предводители больше не защищали своих людей от общих внешних опасностей и врагов. Классы различались теперь богатством, и те, кто им обладал, занимали посты в правительстве, влияли на политическую власть и заставляли ее работать на себя, против простых людей. Проведя огораживание, правители общества тем самым воплотили в жизнь план, который освобождал их от всякой ответственности перед теми, кто работал на их землях и на их фабриках. В феодальном обществе феодал обязан был защищать тех, кто находился под его властью, и обеспечивать их хотя бы самым необходимым. Следовательно, для него подвластные ему люди представляли собой статью расходов, от которой он хотел бы избавиться. Поэтому власть имущие решили перестроить общество так, чтобы получать все блага и при этом ничего не тратить. Они стремились превратить королевство в государство. А для этого нужно было создать ситуацию, в которой каждый будет зависеть от них через некий безличный механизм, например, через наемный труд. Развитие государственных институтов, исключительное право на недвижимость, индустрия и бумажные деньги — все это давало им средства достичь свой цели. Одной из правящих династий были и остаются Ротшильды, которые в то время управляли Английским банком. Через свой банк они передали американским банкирам эту концепцию, изложив ее в документе, выдержку из которого мы приведем:
«….. рабство, казалось, было уничтожено военной силой [имеется в виду гражданская война в Америке]… И я, и мои европейские друзья только «за». Ведь рабство — это всего лишь владение рабочими, которое подразумевает и заботу о них. Тогда как европейский план, осуществление которого возглавляет Англия, состоит в том, что капиталисты должны управлять рабочими, лишь контролируя заработную плату.»
Густав Майерс, писавший о рабстве в Америке, подтверждает, что эта идея заключалась в том, чтобы эксплуатировать рабочих как можно больше, гораздо сильнее, чем позволяло обычное рабство. В «Истории огромных американских состояний» он писал:
. . . рабство не могло соперничать в эффективности с трудом белых… На белых можно было заработать куда больше денег, чем на неграх, поскольку их не нужно было обеспечивать жильем, одеждой, едой, пищей, обеспечивать им уход. Негры-рабы приносили прямой финансовый урон — если заболевали, получали травмы или умирали… Лучший раб — это тот, кто думает, что свободен .
В книге «Разумное общество» социальный психолог Эрих Фромм объясняет, как изменение общественного устройства повлекло за собой такое положение, при котором индивид, под воздействием безличных сил утрачивает контроль над своей собственной судьбой:
Крушение традиционного принципа человеческой солидарности привело к новым формам эксплуатации. В феодальном обществе считалось, что господину принадлежит священное право требовать услуг от всех подвластных ему, но в то же время он сам был связан обычаем и обязанностью нести ответственность за своих подчиненных, защищать их и хотя бы минимально обеспечивать их традиционный уровень жизни. Феодальная эксплуатация осуществлялась в системе взаимных обязательств, то есть, была ограничена определенными условиями.
Принципиально иной оказалась эксплуатация, получившая развитие в XIX в [под влиянием денежной экономики]. Рабочий или, скорее, его труд, стал товаром, продаваемым владельцу капитала и в сущности не отличающимся от любого другого товара на рынке; покупатель же стремился использовал купленный товар максимально. А поскольку покупали его на рынке труда, заплатив подобающую цену, то взаимность или какие бы то ни было обязательства со стороны владельца капитала, за исключением выплаты заработной платы, утрачивали смысл. Теперь, если сотни тысяч рабочих лишались работы и оказывались на грани голодной смерти, это объяснялось их невезеньем, недостатком у них способностей, просто общественным или естественным законом, изменить который невозможно. Эксплуатация утратила личностный характер, она стала «анонимной». На труд за нищенскую заработную плату человека обрекали вовсе не умысел или жадность какого-то одного индивида, а закон рынка. Никто уже не нес ответственности, никто не был виноват, но никто не мог и изменить существующие условия. Человек имел дело с железными законами общества — во всяком случае, так казалось .
Русский аристократ и общественный реформатор Лев Толстой также подтверждал, что конечный результат не мог отличаться, хотя обманутые рабы и думали, что они свободны. Он писал: «Последнее же денежное — податное — насилие самое сильное и, главное, в настоящее время получило самое удивительное оправдание: лишение людей их имущества, свободы, всего их блага делается во имя свободы, общего блага. В сущности же оно не что иное, как то же рабство, только безличное» . Поскольку отношения эти безличны, раб находится в поистине беспомощном положении. Кому жаловаться, если цепи слишком тяжелы? Против кого бунтовать? Из-за этой «безличности» он не знает, где искать врага, и его протесты поэтому становятся напрасными, не принося ему никакого облегчения. В его ситуации никто не виноват. Это просто «ход событий». Такова жизнь. Винить некого, и каждому только и остается, что безропотно примириться со своей участью. Но Толстой искусно проникает в суть этого заблуждения и выявляет источник проблемы — правящий класс. Он пишет: «Я сижу на шее у человека, задавил его и требую, чтобы он вез меня, и, не слезая с него, уверяю себя и других, что я очень жалею и хочу облегчить его положение всеми возможными средствами, но только не тем, чтобы слезть с него».
Крестьянам, согнанным с земли, нужно было найти себе какое-то пристанище. С изменением устройства общества это пристанище, предоставленное им, стало их частной собственностью. Раньше аристократы обладали исключительным правом на землю, в том числе и на общинную, и поэтому были вынуждены обеспечивать тех, кто находился под их защитой. С введением новой системы они разделили свое исключительное право владения землей с простым народом, которому отныне было также дозволено иметь свои наделы. Таким образом земля стала товаром, предметом широкого потребления. Однако пользоваться ею могли, разумеется, только те, у кого хватало на это денег. Если простому человеку платят за работу минимум, достаточный только для выживания, то денег, чтобы купить участок земли, он никогда не накопит.
Во всем мире простые люди так и не получили возможности свободного землевладения. Правящие классы по-прежнему продолжали оставаться собственниками большей части земли. К примеру, в Ирландии в 1876 году 80% земель принадлежало 616 собственникам, а в России 1,5% людей владело 25% территории этой огромной страны. Даже сегодня в Бразилии менее 3% населения владеет двумя третями пахотных земель страны, а в Англии те же две трети принадлежат всего 0,3% населения.
Наемным рабочим, просто чтобы выжить, приходилось постоянно отдавать значительную часть заработанных тяжким трудом денег богачам в виде арендной платы. Эти богатые собственники продолжали накапливать капитал с таким расчетом, чтобы увеличивать собственность, сдаваемую в аренду, и чтобы их потомки могли получать за это еще больше платы. Через какое-то время это стало образом жизни, «естественным порядком вещей».
Современное западное представление о собственности восходит к римской философии, которая провозглашала, что у каждой вещи должен быть владелец. Римляне, в отличие от представителей прочих культур древности, не признавали владельцем всего Бога; они считали, что обладателями вещей должны быть люди, причем не все подряд, а весьма и весьма узкий круг избранных. Римское право, в конце концов, выработало определение, согласно которому только «свободный» человек (т.е. римский гражданин) мог стать обладателем и владельцем чего-либо в неограниченных количествах, насколько позволят ему средства. Собственностью могли быть животные, земля и другие люди — рабы. Римские представления о частной собственности были зафиксированы в законах, и именно juris prudence считается наиболее весомым вкладом римлян в западную культуру . В частности, исключительное право на собственность и распоряжение землей — один из основополагающих аспектов современной культуры. Вхождение этих явлений в жизнь общества знаменует собой переход от саттва-гуны к раджо-гуне, значительно сузивший смысл понятий «я и мое».