делу, молодые люди как следует подкреплялись, и я говорила об этом его
священнейшему величеству, когда он завтракал в Тиллитудлеме в году от
рождества Христова тысяча шестьсот пятьдесят первом, и его священнейшее
величество изволил ответить на это, подняв и выпив за мое здоровье кубок
рейнвейна: "Леди Маргарет, вы говорите совсем как оракул горной Шотландии".
Таковы были подлинные слова его величества короля, так что ваша честь может
судить, опираюсь ли я на высокий авторитет, когда настаиваю, чтобы молодые
люди не отказывались от завтрака.
Нетрудно догадаться, что значительную часть этой речи почтенной леди
лорд Эвендел пропустил мимо ушей, так как напрягал слух в ожидании легких
шагов Эдит. Его рассеянность, вполне, впрочем, естественная, обошлась ему
дорого. Пока леди Маргарет исполняла обязанности радушной хозяйки, роль,
которую она играла с большим удовольствием и искусством, - к ней подошел
Джон Гьюдьил, прервавший ее на полуслове. Как обычно, возвещая хозяйке дома
о приходе лица незначительного, он сказал:
- Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.
- Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так
разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь
только мне свистнут.
- Да, сударыня, у него есть свое имя, - ответил Джон, - но только
вашей милости неприятно его услышать.
- Что это значит? Какую чепуху вы городите!
- Это Теленок Джибби, миледи, - сказал Джон сверхпочтительным тоном,
хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги
старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде. - Если уж ваша
милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который
пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком
Джибби, и он отправился на боевой смотр и там...
- Помолчите немного, Джон, - сказала старая леди, с достоинством
поднимаясь из-за стола, - вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану
разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам,
либо Хедригу.
- Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его
велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По
правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком,
каким был.
- В таком случае гоните его, - сказала леди Маргарет, - и прикажите
ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у
нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.
- Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.
Гьюдьил еще раз сделал попытку выяснить, в чем состояло поручение,
данное Джибби: оно действительно было исключительной важности, так как то
были несколько строк Мортона к лорду Эвенделу, извещавшие последнего о
грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно
искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где
он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная
записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с
находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в
Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение
двумя долларами.
Но судьбе, видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства
Белленден в качестве гонца или в качестве воина неизменно кончалось
неудачно. Как назло, он застрял в кабаке, чтобы проверить, хорошие ли
монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда
добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была
окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда
Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более
привычно для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся
назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в
одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы
весьма кстати.
Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и
лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая
о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за
недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и
невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили.
Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало
мертвенно-бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей
нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в
маленькую комнатку, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с
гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.
- Я очень смущена, милорд, - были первые слова, которые она смогла
выговорить, да и то с трудом. - Я, право, не знаю, что я должна сказать и
как к этому приступить.
- Если мое присутствие для вас тягостно, - мягко сказал лорд Эвендел,
- то вскоре вы от него избавитесь.
- Значит, вы решили, милорд, пуститься на эту отчаянную затею в
содружестве с этими отчаянными людьми, несмотря на свой трезвый и
проницательный ум, несмотря на настояния ваших друзей, несмотря на верную
гибель, которая вас ожидает?
- Прошу прощения, мисс Белленден, но даже ваши увещания не могут меня
удержать, раз дело идет о моей чести. Мои кони оседланы, мои слуги готовы к
походу, и сигнал к восстанию будет подан, как только я прибуду в Килсайт! И
если меня призывает моя судьба, я не стану бежать от нее. Умереть, -
добавил он, беря ее руку, - вызвав в вас сострадание, раз я не смог
добиться любви, для меня тоже немалое утешение.
- О милорд, останьтесь! - произнесла Эдит голосом, проникшим ему в
самое сердце. - Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным
событиям, которые так меня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть,
успокоятся. О, не торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте
нашей опорой и надейтесь на всесильное время!
- Слишком поздно, Эдит, - сказал лорд Эвендел. - Было бы очень
неблагородно злоупотребить вашим расположением и вашими добрыми чувствами.
Я знаю: любить меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала
образ умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и
чувстве настолько глубоком, что мне остается рассчитывать лишь на вашу
дружбу и благодарность.
В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.
- О милорд, прячьтесь, они окружили дом! - было его первое
восклицание.
- Кто они? - спросил лорд Эвендел.
- Кавалерийский отряд во главе с Бэзилом Олифантом, - торопливо
ответил Кадди.
- Прячьтесь, милорд! - повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.
- Клянусь небесами, не стану я прятаться! - вскричал лорд Эвендел. -
Какое право имеет этот мерзавец осаждать меня в чужом доме или
останавливать на дороге? Я проложу себе путь даже в том случае, если
придется сразиться с целым полком; скажите Хеллидею и Хентеру, пусть
выводят коней... А теперь прощайте, Эдит! - Он обнял ее и нежно поцеловал.
Затем, вырвавшись из рук леди Эмили и леди Маргарет, пытавшихся его
удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.
Все были в смятении; женщины, крича, бросились к окнам; отсюда они
могли разглядеть кучку всадников, из которых, видимо, лишь двое были
солдаты. Они были уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался
подъем к усадьбе; и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались
к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.
- Он может спастись, он еще может спастись! - повторяла Эдит. - О,
если бы он свернул на боковую дорогу!
Но лорд Эвендел, решив грудью встретить опасность, которая его
отважной душе представлялась меньше действительной, приказал слугам
следовать за ним по пятам и спокойно направился вниз по главной аллее.
Старый Гьюдьил побежал за оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для
охраны дома, и последовал за лордом Эвенделом. Поспешившая на тревогу
Дженни тщетно цеплялась за его платье, суля ему смерть на плахе или на
виселице "за то, что суется в чужие дела".
- Замолчи, сучья дочь, - рявкнул Кадди, - кажется, говорю тебе
по-шотландски. Разве чужое дело смотреть, как лорда Эвендела прикончат у
меня на глазах? - Сказав это, он махнул рукой и понесся вниз по аллее.
Впрочем, сообразив по дороге, что, за отсутствием Джона Гьюдьила, он
окажется единственным пехотинцем, он занял выгодную позицию за оградой,
вставил новый кремень, взвел курок и, прицелившись в хозяина Бэзила, как он
его называл, приготовился к действию.
Как только лорд Эвендел выехал из аллеи, отряд Олифанта расступился,
чтобы его окружить. Их начальник и еще трое хорошо вооруженных людей, из
которых двое были драгуны, а третий одет в деревенское платье, не
сдвинулись с места. Впрочем, крепкое сложение, хмурое злое лицо и
решительные движения третьего свидетельствовали, что он - наиболее опасный
противник из всех. И тот, кому доводилось встречать его прежде, без труда
узнал бы в нем Белфура Берли.
- За мной! - приказал лорд Эвендел слугам. - И если нам помешают,
делайте то же, что я. - Он направил коня легкою рысью прямо на Олифанта и
уже собирался его спросить, на каком основании тот загораживает ему путь,
как Олифант закричал: "Стреляйте в предателя!" - и все четверо одновременно
разрядили свои карабины в несчастного лорда. Он пошатнулся в седле, вытащил
из кобуры пистолет, но не смог выстрелить и свалился с коня, раненный
насмерть. Его слуги вскинули карабины: Хентер выпалил наудачу, Хеллидей,
смелый и решительный парень, прицелился в Инглиса и уложил его наповал. В