нужно лечить их недуги.
- И такой благородный, такой красавчик, - ввернула Дженни Деннисон,
вошедшая в зал к концу этого разговора и теперь оставшаяся наедине со своею
юною госпожой, так как майор возвратился к своим военным заботам, а леди
Маргарет отправилась готовить лекарства для лорда Эвендела.
В ответ на все эти восхваления Эдит только вздохнула; она молчала, но
никто лучше нее не чувствовал и не знал, насколько они справедливы. Дженни
между тем возобновила атаку:
- В конце концов совершенно правильно говорит леди Маргарет - нет ни
одного вполне порядочного пресвитерианца; все они бесчестные, лживые люди.
Кто мог бы подумать, что молодой Милнвуд и Кадди Хедриг заодно с этими
мятежными негодяями?
- Зачем ты повторяешь этот нелепый вздор, Дженни? - раздраженно
спросила ее юная госпожа.
- Я знаю, сударыня, что слушать про это вам неприятно, - смело
ответила Дженни, - да и мне не очень-то приятно рассказывать. Но то же
самое вы можете узнать от кого угодно, потому что весь замок только и
толкует об этом.
- О чем же толкует, Дженни? Ты хочешь меня с ума свести, что ли? -
сказала нетерпеливо Эдит.
- Да о том, что Генри Милнвуд заодно с мятежниками и что он один из их
главарей.
- Это ложь! - вскричала Эдит. - Это низкая клевета! И ты смеешь
повторять этот вздор! Генри Мортон не способен на такую измену своему
королю и отечеству, не способен на такую жестокость ко мне... ко всем
невинным и беззащитным жертвам - я разумею тех, кто пострадает в
гражданской войне; повторяю тебе: он совершенно, никак не способен на это.
- Ах, дорогая моя, милая мисс Эдит, - продолжая упорствовать, ответила
Дженни, - нужно знать молодых людей не в пример лучше, чем знаю их я или
хотела бы знать, чтобы предсказать наперед, на что они способны и на что не
способны. Но там побывал солдат Том и еще один парень. На них были береты и
серые пледы, они были с виду совсем как крестьяне и ходили туда для
рекогно... рекогносцировки - так, кажется, назвал это Джон Гьюдьил; они
побывали среди мятежников и сообщили, что видели молодого Милнвуда верхом
на драгунской лошади, одной из тех, что были захвачены под Лоудон-хиллом, и
он был с палашом и пистолетами и запанибрата с самыми что ни есть главными
из них; он учил людей и командовал ими; а по пятам за ним в расшитом
галунами камзоле сержанта Босуэла ехал наш Кадди; и на нем была треугольная
шляпа с пучком голубых лент - в знак того, что он бьется за старое дело
священного ковенанта (Кадди всегда любил голубые ленты), - и рубашка с
кружевными манжетами, словно на знатном лорде. Воображаю, каков он в этом
наряде!
- Дженни, - сказала ее юная госпожа, - не может быть, чтобы россказни
этих людей были правдой; ведь дядя до сих пор ничего об этом не слышал.
- А это потому, - ответила горничная, - что Том Хеллидей прискакал к
нам через каких-нибудь пять минут после лорда Эвендела, и когда он узнал,
что лорд у нас в замке, то поклялся (вот богохульник!), что будь он
проклят, если станет рапортовать (таким словом он это назвал) о своих
новостях майору Беллендену, раз в гарнизоне есть офицер его собственного
полка. Вот он и решил ничего не рассказывать до завтрашнего утра, пока не
проснется молодой лорд; про это он сказал только мне одной (тут Дженни
опустила глаза), чтобы помучить меня известиями о Кадди.
- Так вот оно что! Ах ты, дурочка, - сказала Эдит, несколько
ободряясь. - Ведь он все это выдумал, чтобы тебя подразнить.
- Нет, сударыня, это не так; Джон Гьюдьил повел в погреб другого
драгуна (немолодого такого, с грубым лицом, не знаю, как его звать) и налил
ему кружку бренди, чтобы выведать у него новости, и он слово в слово
повторил то же, что сообщил Том Хеллидей; после этого мистер Гьюдьил вроде
как взбесился и рассказал нам обо всем, и он утверждает, что весь мятеж
произошел из-за глупой доброты леди Маргарет, и майора, и лорда Эвендела,
которые вчера поутру хлопотали за молодого Милнвуда и Кадди пред
полковником Клеверхаузом, и что если бы они были наказаны, то в стране все
было бы спокойно. Говоря по правде, я и сама держусь такого же мнения.
Последнее замечание Дженни добавила лишь в отместку своей госпоже,
рассерженная ее упрямой, не поддающейся никаким убеждениям недоверчивостью.
Но она тотчас же испугалась, встревоженная тем впечатлением, которое
произвели ее новости на юную леди; это впечатление было тем сильнее, что
Эдит воспитывалась в строгих правилах англиканской церкви и разделяла все
ее предрассудки. Ее лицо стало мертвенно-бледным, дыхание - таким
затрудненным, словно она была при смерти, ноги так ослабели, что не могли
выдержать ее собственной тяжести, и, почти теряя сознание, она скорее
упала, чем села на одно из расставленных в зале кресел. Дженни принялась
брызгать ей в лицо холодной водой, жгла перья, расшнуровала корсаж и
употребила все средства, применяемые при нервных припадках, но ничего не
добилась.
- Господи, что я наделала! - воскликнула в отчаянии горничная. - Хоть
бы мне отрезали мой проклятый язык! Кто б мог подумать, что она станет так
убиваться, и еще из-за молодого человека? О мисс Эдит, милая мисс Эдит, не
обращайте на это внимания, - может статься, все, о чем я наболтала,
неправда, типун мне на язык! Все говорят, что он не доведет меня до добра.
А что, если войдет миледи? Или майор? И к тому же она сидит на троне, на
который не садился никто с того утра, как здесь был король! Ах, Боже мой,
что мне делать! Что теперь станется с нами со всеми!
Пока Дженни Деннисон причитала над своей госпожой и попутно не
забывала себя самое, Эдит постепенно оправилась от припадка, вызванного
столь неожиданным и невероятным известием.
- Если б он был несчастлив, - сказала она, - я никогда не покинула бы
его; и я не сделала этого, хотя знала, что мое вмешательство навлечет на
меня неприятности и даже опасность. Если б он умер, я бы горевала о нем,
если бы он был неверен, я могла бы его простить; но он мятежник, восставший
против своего короля, он изменник отечеству, он друг и товарищ разбойников
и самых обыкновенных убийц, он тот, кто беспощадно истребляет все
благородное и возвышенное, он завзятый, сознательно богохульствующий враг
всего, что ни есть святого! Нет, я вырву его из моего сердца, даже если в
этом усилии мне придется истечь собственной кровью.
Она вытерла глаза и поспешно встала с большого кресла (или трона, как
обычно называла его леди Маргарет). Перепуганная служанка бросилась
взбивать лежавшую на кресле подушку, чтобы не было видно, что кто-то сидел
на этом священном месте, хотя, наверно, сам король Карл, учитывая красоту и
молодость, а также горести той, кто невольно посягнул на его непререкаемые
права, не нашел бы во всем случившемся ни малейшего оскорбления своей
августейшей особы. Покончив с этим, Дженни поторопилась навязать свою
помощь Эдит, ходившей взад и вперед по залу в глубоком раздумье.
- Положитесь на меня, сударыня, уж лучше положитесь на меня; всякая
печаль в конце концов забывается и, конечно...
- Нет, Дженни, - ответила твердо Эдит, - ты видела мою слабость, ты
увидишь теперь мою силу.
- Но вы уже как-то доверились мне, мисс Эдит, помните, в то утро,
когда вы были так опечалены.
- Недостойное и заблуждающееся чувство может нуждаться в поддержке,
Дженни, но сознание долга находит поддержку в себе самом. Впрочем, я не
стану поступать торопливо и опрометчиво. Я постараюсь взвесить причины его
поведения... и тогда... и потом я вырву его из моего сердца навеки, - таков
был твердый и решительный ответ молодой госпожи.
Ошеломленная словами Эдит, не способная ни понять ее побуждения, ни
оценить по достоинству ее мужественную решимость, Дженни проворчала сквозь
зубы:
- Господи Боже, пусть только пройдет первый порыв, и мисс Эдит
отнесется ко всему так же легко, как я, и, пожалуй, легче моего, хотя могу
поручиться, я и вполовину не любила так моего Кадди, как она своего
молодого Милнвуда. А кроме того, совсем не так уж плохо иметь друзей и с
той и с другой стороны: ведь если вигам удастся захватить замок - а мне
кажется, это может случиться, потому что у нас мало еды, а драгуны пожирают
все, что ни попадется им под руку, - то Милнвуд и Кадди окажутся
победителями, и их дружба будет нам дороже золота. Я раздумывала над этим
сегодня утром, еще прежде, чем услышала наши новости.
Успокаивая себя таким образом, служанка вернулась к своим обычным
обязанностям, а ее госпожа, оставшись в одиночестве, принялась изыскивать
способ как бы вырвать из сердца свое прежнее чувство к Мортону.
Глава XXV
За мной, на штурм, друзья, за мной, на штурм!
"Генрих V"
К вечеру того же дня обитатели замка на основании собранных данных
убедились, что наутро все войско мятежников выступит по направлению к
Тиллитудлему. Раны лорда Эвендела, которыми занялся Пайк, оказались, в
общем, в неплохом состоянии. Их было много, но ни одна не внушала больших
опасений; потеря крови, а может быть, и хваленые средства леди Маргарет
предупредили возникновение лихорадки, так что раненый, несмотря на боль и
сильную слабость, утверждал, что может ходить, опираясь на палку. При
сложившихся обстоятельствах он не желал оставаться у себя в комнате,
полагая, что своим присутствием сможет поднять дух драгун, и рассчитывая
внести кое-какие улучшения в план обороны, так как майор Белленден составил
его, возможно, в соответствии с устаревшими положениями военного искусства.
Лорд Эвендел, служивший еще почти мальчиком во Франции и в Нидерландах,
действительно был хорошо осведомлен в фортификации и мог быть полезен