- Да, но этого не будет! - раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который Генрих мгновенно узнал и который заставил Карла IX вздрогнуть от неожиданности, а Екатерину от ярости.
- Маргарита! - воскликнул Генрих.
- Марго! - сказал Карл IX.
- Дочь! - прошептала Екатерина.
- Ваше величество, - обратилась Маргарита к Генриху, - вы обвиняете и меня, и вы правы и не правы; правы, ибо я действительно оказалась орудием гибели всех вас; не правы, ибо я не знала, что вас ждет гибель. Сама я, сударь, жива только благодаря случайности или, быть может, забывчивости моей матери. Но как только я узнала, что вам грозит опасность, я тотчас вспомнила о моем долге. А долг жены - разделять судьбу мужа. Изгонят вас - я пойду в изгнание; посадят в тюрьму - я пойду за вами; убьют - я приму смерть.
Она протянула руку Генриху, и он сжал ее если не с любовью, то с благодарностью.
- Бедняжка Марго! Ты лучше бы уговорила его стать католиком, - сказал Карл IX.
- Государь, поверьте мне, - со свойственным ей чувством собственного достоинства ответила Маргарита, - ради вас самих не требуйте подлости от члена вашей королевской семьи.
Екатерина многозначительно взглянула на Карла.
- Брат! - воскликнула Маргарита, которая поняла страшную мимику Екатерины так же хорошо, как и Карл IX. - Вспомните, что вы сами дали мне его в супруги!
Карл IX, под действием повелительного взгляда матери, с одной стороны, и умоляюще глядевших на него глаз Маргариты, с другой, некоторое время пребывал в нерешительности, но в конце концов Ормузд взял верх над Ариманом <Ормузд - в древнеперсидской мифологии - бог добра, Ариман - бог зла>.
- Сударыня, - сказал он на ухо Екатерине, - Марго права: ведь Анрио - мой зять.
- Да, - ответила сыну, тоже на ухо. Екатерина, - Да... Ну, а если бы он не был зятем? ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава 1 БОЯРЫШНИК НА КЛАДБИЩЕ НЕВИННО УБИЕННЫХ
Вернувшись к себе, Маргарита тщетно пыталась разгадать, что сказала на ухо Карлу IX Екатерина Медичи и почему на этом сразу прекратился чудовищный спор о жизни и смерти короля Наваррского.
Все утро Маргарита ухаживала за Ла Молем и отгадывала загадку, которую ум ее не мог постигнуть.
Король Наваррский остался в Лувре пленником. Преследование гугенотов достигло апогея. За ужасной ночью наступил день еще более чудовищных избиений. Колокола не ударили в набат, а вызванивали "Те Deum" <"Тебе. Бога, хвалим..." (лат.).>, но радостные звуки меди, раздававшиеся над пожарами и убийствами, казались при свете солнца еще тоскливее, чем похоронный звон в темноте предшествующей ночи. Кроме того, произошло небывалое событие: в эту ночь боярышник, обычно расцветающий весной, а в июне теряющий свой душистый наряд, расцвел снова, и католики, увидев в этом чудо, решили сделать его всеобщим достоянием и, сделав Бога своим сообщником, устроили процессию с крестами и хоругвями к Кладбищу невинно убиенных, где внезапно расцвел боярышник. Это как бы небесное благословение резни удвоило рвение убийц. И в то время, когда каждая улица, каждая площадь, каждый перекресток, когда весь город превращались в арену убийств, Лувр уже стал братской могилой всех протестантов, оказавшихся там в момент сигнала; в живых остались только король Наваррский, принц Конде и Ла Моль.
За Ла Моля Маргарита была спокойна: раны его, как она и сказала, были тяжелыми, но не смертельными, и теперь ее тревожило только одно: как спасти жизнь мужу, все еще остававшемуся под угрозой. Несомненно, первым овладевшим ею чувством было естественное сострадание к человеку, которому, как сказал сам Беарнец, она совсем недавно поклялась если и не в любви, то в дружбе. Но вслед за этим в сердце ее проникло и другое чувство - не столь бескорыстное.
Маргарита была честолюбива; Маргарита была почти уверена, что, выйдя замуж за Генриха Бурбона, станет королевой Наваррской. Хотя, с одной стороны, король Французский, а с другой - король Испанский отрывали от Наварры кусок за куском и в конце концов сократили ее территорию до половины, она могла при том условии, что Генрих Бурбон оправдает надежды и выкажет мужество, которое он обнаруживал в тех редких случаях, когда ему приходилось обнажать шпагу, стать настоящей королевой, приняв в свое подданство французских гугенотов. Своим развитым и тонким умом Маргарита все это предусмотрела и приняла в соображение. Теряя Генриха, она теряла не только мужа, но и трон.
Она сидела, глубоко задумавшись, как вдруг кто-то постучал в дверь потайного хода; она вздрогнула: ведь этим ходом пользовались только три человека - король, королева-мать и герцог Алансонский. Она заглянула в кабинет, знаками приказала Жийоне и Ла Молю затаиться и впустила посетителя.
Посетителем оказался герцог Алансонский.
Молодой человек не появлялся у нее со вчерашнего дня. На мгновение у Маргариты мелькнула мысль попросить его заступиться за короля Наваррского, но другая, страшная мысль остановила ее: брак был заключен против воли Франсуа; он терпеть не мог Генриха и сохранял нейтралитет по отношению к нему только потому, что был уверен, что Генрих и его жена остались друг другу чужими. Следовательно, любой знак внимания Маргариты к своему супругу мог не отдалить, а приблизить к груди Генриха три угрожавших ему кинжала.
Вот почему, увидев брата, Маргарита испугалась больше, чем если бы увидела Карла IX и даже королеву-мать. По внешнему виду юного принца нельзя было себе представить, что в городе и в Лувре происходит нечто чрезвычайное: он был одет, как всегда, весьма изысканно. От его одежды и белья пахло духами, чего не выносил Карл IX, но чем злоупотребляли его братья - герцог Анжуйский и герцог Алансонский. Только изощренный глаз Маргариты мог заметить, что, хотя герцог был бледнее, чем обычно, а его руки, такие красивые и холеные, словно это были женские руки, слегка дрожали, душу его переполняла радость.
Войдя, он, как всегда, подошел к сестре поцеловать ее, но Маргарита наклонилась и подставила ему для поцелуя лоб, хотя два старших брата - король и герцог Анжуйский - целовали ее в щеку.
Герцог Алансонский тяжело вздохнул и прикоснулся бледными губами к подставленному для поцелуя лбу Маргариты.
Он сел и начал рассказ о кровавых событиях этой ночи: о медленной и мучительной смерти адмирала Колиньи и о мгновенном конце Телиньи, убитого пулей на месте. Он уселся поглубже в кресле и с наслаждением, с присущей ему и двум его братьям любовью к кровавым зрелищам, принялся описывать во всех подробностях кровавую ночь. Маргарита его не прерывала.
Закончив рассказ, он умолк.
- Ведь вы, дорогой брат, зашли ко мне не только для того, чтобы рассказать все это, не так ли? - спросила Маргарита.
Герцог Алансонский улыбнулся.
- Вы хотите сказать мне что-то еще?
- Нет, - отвечал герцог, - я жду.
- Чего вы ждете?
- Разве вы не говорили, моя милая и горячо любимая Маргарита, что брак ваш с королем Наваррским свершился против вашего желания? - начал герцог, подвигая свое кресло ближе к креслу сестры.
- Конечно, говорила! Ведь я даже не была знакома с наследником беарнским, когда мне предложили его в мужья.
- Но и когда вы познакомились, вы уверяли меня, что не любите его, не так ли?
- Верно, я это говорила.
- Разве вы не были убеждены, что этот брак будет для вас несчастьем?
- Дорогой Франсуа, если брак не становится величайшим счастьем, он почти всегда становится величайшим несчастьем, - заметила Маргарита.
- Вот потому, как я уже сказал вам, дорогая Маргарита, я и жду.
- Но чего же вы ждете?
- Жду, когда вы скажете, что рады.
- Чему же мне радоваться?
- Неожиданной возможности вернуть себе свободу.
- Свободу? - переспросила Маргарита, желавшая заставить герцога высказаться до конца.
- Ну да, свободу. Вас освободят от короля Наваррского.
- Освободят? - снова переспросила Маргарита, пристально глядя на брата.
Герцог Алансонский попытался выдержать взгляд сестры, но тотчас смущенно отвел глаза.
- Освободят? - повторила Маргарита. - Ну что ж, посмотрим! Но я была бы очень рада, если бы вы, брат мой, помогли мне понять: как же думают меня освободить?
- Да ведь Генрих - гугенот! - растерянно пробормотал герцог.
- Конечно, но он и не делал тайны из своего вероисповедания, об этом знали все, когда устраивали наш брак.
- Да, сестра, но что делал Генрих с тех пор, как вы поженились? - спросил герцог, и луч радости скользнул по его лицу.
- Вы, Франсуа, должны лучше всех знать, что делал Генрих, - ведь вы с ним почти не расставались: то вы вместе охотились, то играли в мяч, то гоняли шары.
- Дни-то он проводил со мной, это правда, ну, а ночи? - спросил герцог.
Маргарита не ответила и потупила глаза.
- А ночи-то, ночи?.. - настаивал герцог Алансонский.
- Продолжайте! - сказала Маргарита, чувствуя что надо что-то сказать.
- А ночи он проводил у госпожи де Сов.
- Почем вы знаете? - воскликнула Маргарита.
- Я это знаю потому, что мне нужно это знать, - ответил юный герцог, бледнея и нервно обрывая шитье у себя на рукавах.
Маргарита начинала понимать, что сказала Екатерина на ухо Карлу IX, но сделала вид, что остается в неведении.
- Брат! Зачем вы мне это говорите? - отвечала она с превосходно разыгранной печалью. - Зачем напоминать мне, что здесь меня никто не любит и не дорожит мной, не исключая и тех, кого сама природа мне дала в заступники и кого церковь дала мне в мужья?
- Вы несправедливы, - горячо возразил герцог Алансонский, еще ближе придвигая свое кресло к креслу сестры, - я вас люблю, я ваш заступник.
- Франсуа, ведь вы должны что-то сказать мне по поручению королевы-матери? - пристально глядя на брата, спросила Маргарита.
- Да нет! Клянусь вам, сестра, вы ошибаетесь! Почему вы так думаете?
- Да потому, что вы так себя ведете: вы разрываете Дружбу с моим мужем; вы решили больше не участвовать в политических делах короля Наваррского.