- Я, конечно, вернулся бы туда, и к тому же весьма охотно, ибо у моей шпаги был великолепный клинок, но я понятия не имею, где этот дом.
- Как же так, сударь? - заметила Маргарита. - Вы понятия не имеете, где дом, в котором вы провели ночь?
- Да, и пусть меня унесет сатана, если я догадываюсь, где этот дом!
- Как странно! Ваше приключение - это целый роман!
- Совершенно верно, настоящий роман!
- Расскажите мне все!
- Это довольно длинная история.
- Ничего, у меня есть время.
- А главное, она совершенно неправдоподобна.
- Рассказывайте, рассказывайте, я как нельзя более легковерна.
- Вы приказываете, ваше величество?
- Приказываю, если это необходимо.
- Повинуюсь. Вчера вечером мы с моим другом, расставшись с двумя обворожительными дамами, с которыми мы провели вечер на мосту Михаила Архангела, поужинали у Ла Юрьера.
- Прежде всего, - самым естественным тоном спросила Маргарита, - кто такой этот Ла Юрьер?
- Ла Юрьер, - ответил Ла Моль, взглянув на Маргариту так же подозрительно, как и в первый раз, - это хозяин гостиницы "Путеводная звезда" на улице Арбрсек.
- Так, так, я вижу ее отсюда... Итак, вы ужинали у Ла Юрьера и, конечно, вместе с вашим другом Коконнасом?
- Да, с моим другом Коконнасом. Когда мы ужинали, какой-то человек вручил каждому из нас но записке.
- Одинаковой? - спросила Маргарита.
- Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: "Вас ждут на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй".
- А записка была без подписи? - спросила Маргарита.
- Не совсем: вместо подписи стояли три слова, три чарующих слова, трижды суливших одно и то же, а именно - тройное блаженство!
- Какие же это три слова?
- Eros, Cupido, Аmоr.
- В самом деле, прелестные имен! И вы получили то, что вам было обещано?
- О, гораздо больше, во сто раз больше! - с восторгом воскликнул Ла Моль.
- Продолжайте; мне страх как любопытно знать, что ждало вас на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй.
- Какие-то две дуэньи с платочками в руках объявили, что завяжут нам глаза. Как вы догадываетесь, ваше величество, мы не сопротивлялись я смело подставили головы. Одна провожатая повела меня налево, вторая новела моего друга направо, и тут мы с ним расстались.
- И что же дальше? - спросила Маргарита, видимо, решившая разузнать все до конца.
- Не знаю, куда повели моего Друга, - отвечал Ла Моль, - быть может, в ад, но меня отвели в такое место, которое я принял за самый настоящий рай.
- Из которого вас, наверное, прогнали за чрезмерное любопытство?
- Справедливо, ваше величество, вы на редкость проницательны! Я с нетерпением ждал рассвета, чтобы увидеть, где я нахожусь, но в половине пятого ко мне вошла та же дуэнья, опять завязала мне глаза, взяла с меня обещание не поднимать повязки, вывела на улицу, прошла шагов сто и еще раз заставила поклясться, что я не сниму повязки, пока не досчитаю до пятидесяти. Я досчитал до пятидесяти и оказался на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй.
- И что же дальше?
- А дальше я был в таком восторге, что не обратил внимания на четырех мерзавцев, от которых насилу унес ноги. И теперь, - продолжал Ла Моль, - сердце мое радостно забилось, когда я нашел обрывок моего пера; я его поднял, чтобы сохранить на память об этой райской ночи. Но меня мучит мысль о том, что сталось с моим товарищем.
- А разве он не вернулся в Лувр?
- К несчастью, нет. Я разыскивал его всюду, где он мог быть: и в "Путеводной звезде", и в доме для игры в мяч, и в других не менее почтенных местах, но нигде не нашел ни Аннибала, ни Коконнаса...
Тут Ла Моль грустно развел руками, плащ его распахнулся, и стал виден камзол с зияющими дырами, сквозь которые проглядывала подкладка, как в прорезях одежды щеголей того времени.
- Да ведь вас просто изрезали! - воскликнула Маргарита.
- Вот именно, изрезали, - ответил Ла Моль, не без удовольствия повышая цену опасности, коей он избежал. - Смотрите, ваше величество! Видите?
- Почему же вы не переоделись, вернувшись в Лувр?
- Потому что в моей комнате были посторонние, - отвечал Ла Моль.
- А как они попали в вашу комнату? - с величайшим изумлением спросила Маргарита. - Кто там был?
- Его высочество!
- Tсc! - остановила его Маргарита.
Ла Моль умолк.
- Qui ad lecticam meam slant < - Кто стоит рядом с носилками?>? - по-латыни спросила Маргарита.
- Duo pueri et unus eques < - Два пажа и конюший.>.
- Optime, barbari! - заметила она. - Die, Moles, quern inveneris in cubiculo tuo < - Отлично, они невежды. Скажи, Ла Моль, кого ты застал у себя в комнате?>?
- Franciscum ducem < - Герцога Франсуа.>.
- Agentem < - Что он делал?>?
- Nescio quid < - Не знаю.>.
- Quocum < - А с кем он был?>?
- Cum ignoto < - С неизвестным (лат.).>.
- Странно, - сказала Маргарита. - Значит, вы так и не нашли вашего друга? - продолжала она, видимо, совершенно не думая о том, что говорит.
- Нет, ваше величество, и потому-то, как я уже имел честь вам доложить, я просто с ума схожу от беспокойства.
- В таком случае, я больше не стану отвлекать вас от ваших розысков, - со вздохом сказала Маргарита. - Но мне почему-то кажется, что он найдется. А впрочем, ищите.
С этими словами королева приложила палец к губам. Но так как прекрасная Маргарита не поведала Ла Молю никакой тайны и ни в чем ему не призналась, молодой человек рассудил, что этот очаровательный жест не призывал его хранить молчание, а имел какое-то другое значение.
Кортеж двинулся дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан.
Против улицы Жуй он остановился.
Вчера, как раз на этом месте, две дуэньи завязали глаза ему и Коконнасу. Он повернул налево и отсчитал двадцать шагов, затем повторил этот маневр и очутился перед домом, вернее - перед оградой, за которой стоял дом; в ограде была обитая большими гвоздями дверь с навесом и с бойницами.
Дом стоял на узкой улочке Клош-Персе, протянувшейся между улицей Сент-Антуан и улицей Руа-де-Сисиль.
"Ей-ей, это здесь... Готов поклясться! - подумал Ла Моль. - Когда я выходил, я протянул руку и нащупал совершенно такие же гвозди на двери, потом спустился по двум ступенькам. Еще когда я нащупал ногой первую ступеньку, пробежал какой-то человек с криком: "Помогите!", и его убили на улице Руа-де-Сисиль. Итак, посмотрим".
Ла Моль подошел к двери и постучал.
Дверь отворил какой-то усатый привратник.
- Was ist das? < - В чем дело? (нем.).> - спросил он.
"Ага, оказывается, мы швейцарцы", - подумал Ла Моль.
- Друг мой, - с самым очаровательным видом обратился он к привратнику, - я хотел бы взять мою шпагу - я ее оставил в этом доме, - я здесь ночевал!
- Ich verstehe nicht <Не понимаю (нем.).>, - ответил привратник.
- Шпагу... - продолжал Ла Моль.
- Ich verstehe nicht, - повторил привратник.
- ..которую я оставил.., шпагу, которую я оставил...
- Ich verstehe nicht...
- ..в этом доме, где я ночевал.
- Gehe zum Teufel! <Иди к черту! (нем.)> - сказал привратник и захлопнул дверь у него перед носом.
- Черт возьми! - воскликнул Ла Моль. - Будь при мне шпага, я с удовольствием проткнул бы тушу этого прохвоста... Но раз ее нет, придется отложить это до другого раза.
Ла Моль дошел до улицы Руа-де-Сисиль, повернул направо, сделал шагов пятьдесят, еще раз повернул направо и очутился на улице Тизон, параллельной улице Клош-Персе и похожей на нее как две капли воды. Больше того: он не сделал и тридцати шагов, как снова наткнулся на калитку, обитую большими гвоздями, с навесом и бойницами и с лестницей в две ступеньки. Можно было подумать, что улица Клош-Персе повернулась задом наперед, чтобы еще разок взглянуть на Ла Моля.
Ла Моль подумал, что вчера он мог ошибиться и принять правую сторону за левую, поэтому он подошел к двери и постучал, собираясь заявить то же, что и у первой двери. Но сколько он ни стучал, на сей раз дверь даже не отворили.
Ла Моль раза три проделывал тот же самый путь и пришел к выводу, что у дома два входа, один - с улицы Клош-Персе, другой - с улицы Тизон.
Однако это рассуждение, сколь бы логичным оно ни было, не возвращало ему шпаги и не указывало, где его друг.
На минуту у него мелькнула мысль купить другую шпагу и пронзить ею негодяя-привратника, упорно говорившего только по-немецки, но ему тут же пришло в голову, что, если привратник служит у Маргариты и если Маргарита выбрала именно его, стало быть, у нее были на то основания и, следовательно, ей будет неприятно его лишиться.
А Ла Моль ни за какие блага в мире не стал бы делать что-нибудь неприятное для Маргариты.
Однако, опасаясь поддаться искушению, он около двух часов дня вернулся в Лувр.
На сей раз его комната не была занята, и он беспрепятственно вошел к себе. Надо было поскорее сменить камзол, который, как заметила королева, был основательно испорчен.
Он направился прямо к постели, чтобы вместо изрезанного камзола надеть красивый жемчужно-серый. Но, к величайшему своему изумлению, первое, что он увидел, была лежавшая рядом с жемчужно-серым камзолом шпага - та самая, которую он оставил на улице Клош-Персе.
Ла Моль взял ее в руки и осмотрел со всех сторон: это действительно была его шпага!
- Ото! Уж нет ли тут колдовства? - сказал он со вздохом и добавил:
- Ах, если б и бедный Коконнас нашелся так же, как моя шпага!
Спустя два-три часа после того, как Ла Моль перестал ходить вокруг да около двуликого дома, калитка на улице Тизон отворилась. Было около пяти часов вечера, а следовательно - уже темно.
Женщина, закутанная в длинную, отороченную мехом накидку, вышла в сопровождении служанки из калитки, открытой дуэньей лет сорока, проскользнула на улицу Руа-де-Сисиль, постучала в заднюю дверь особняка, выходившую в переулок д'Аржансон, вошла в нее, затем вышла через главный вход этого же особняка на улицу Вьей-Рю-дю-Тампль, проследовала до задней двери во дворце Гизов, вынула из кармана ключ, отворила дверь и скрылась.
Через полчаса из той же калитки маленького домика вышел молодой человек с завязанными глазами, которого вела под руку женщина. Она вывела его на угол между улицами Жоффруа-Ланье и Мортельри, попросила сосчитать до пятидесяти и только тогда снять повязку.