- В политических делах короля Наваррского?! - повторил сбитый с толку герцог Алансонский.
- Да!.. Послушайте, Франсуа, давайте поговорим откровенно. Вы сами двадцать раз признавались, что оба вы не можете подняться и хоть как-то держаться без взаимной поддержки. Ваш союз...
- Теперь стал невозможен, сестра, - перебил герцог Алансонский.
- Это почему?
- Потому, что у короля свои намерения насчет вашего мужа... Простите! Сказав: "Вашего мужа", - я обмолвился - я хотел сказать: "Генриха Наваррского". Наша мать догадалась обо всем. Я заключил союз с гугенотами, полагая, что они в милости. Но теперь их избивают, а через неделю их не останется и полусотни во всем королевстве. Я протянул руку помощи королю Наваррскому потому, что он был.., вашим мужем. Но он больше вам не муж. Что скажете на это вы - ведь вы не только самая красивая женщина во Франции, но и самый глубокий ум в королевстве?
- Скажу, - подхватила Маргарита, - что я хорошо знаю нашего брата Карла. Вчера я была свидетельницей одного из его припадков умоисступления, а каждый из них стоит ему десяти лет жизни; скажу, что его припадки, к несчастью, повторяются все чаше и, по всей вероятности, наш брат Карл проживет недолго; скажу, что недавно умер король Польский и многие поговаривают об избрании французского наследного принца на польский престол; скажу, наконец, что раз обстоятельства складываются таким образом, то совсем не время бросать союзников, которые в час битвы могут нас поддержать, пользуясь любовью целого народа и опираясь на целое королевство.
- А вы родному брату предпочитаете чужого! Это ли не измена? Да еще и пострашнее моей! - вскричал герцог.
- Объясните мне, Франсуа, в чем и как я вам изменила?
- А разве вы не просили вчера брата Карла пощадить короля Наваррского?
- Так что же? - спросила Маргарита с притворным простодушием.
Герцог вскочил и, вне себя, сделал два-три круга по комнате, потом подошел к Маргарите и взял ее неподвижную, застывшую руку.
- Прощайте, сестра, - сказал он. - Вы не захотели понять меня, так пеняйте на себя за все несчастья, какие могут случиться с вами.
Маргарита побледнела, но осталась на месте. Она видела, что герцог выходит из комнаты, но даже не пошевельнулась, чтобы удержать его. Однако едва успел он потонуть во мраке потайного хода, как вернулся обратно.
- Вот что, Маргарита, я забыл сказать вам одну вещь: завтра в этот самый час король Наваррский будет мертв.
Маргарита вскрикнула; мысль о том, что она является орудием убийства, вызывала у нее непреодолимый ужас.
- И вы не воспрепятствуете этому убийству? - спросила она. - Вы не спасете своего лучшего друга и самого верного союзника?
- Со вчерашнего дня мой союзник не король Наваррский.
- А кто же?
- Герцог де Гиз. Разгром гугенотов сделал де Гиза королем католиков.
- Сын Генриха Второго признает своим королем какого-то лотарингского герцога!
- Вы, Маргарита, не в духе и ничего не в состоянии понять.
- Должна признаться, что я тщетно пытаюсь проникнуть в ваши мысли.
- Вы, дорогая сестра, по своему происхождению не ниже принцессы де Порсиан, а герцог де Гиз так же смертей, как и король Наваррский. А теперь, Маргарита, представьте себе три вполне возможных обстоятельства: первое - что герцог Анжуйский избран польским королем; второе - что вы любите меня так, как я люблю вас; а третье... Третье - что я французский король, а вы.., вы.., королева католиков.
Маргарита закрыла лицо руками, пораженная дальновидностью этого юноши, которого никто при дворе не решился бы назвать умным.
- Значит, вы ревнуете меня к королю Наваррскому, а не к герцогу де Гизу? - спросила Маргарита после минутного молчания.
- Что было, то было! - глухим голосом ответил герцог Алансонский. - А если у меня и была причина ревновать вас к Гизу, то я и ревновал.
- Осуществлению этого превосходного плана мешает только одно.
- Что именно?
- Я больше не люблю герцога де Гиза.
- Кого же вы теперь любите?
- Никого.
Герцог Алансонский, перестав понимать Маргариту, изумленно взглянул на нее, тяжело вздохнул и вышел из комнаты, сжимая холодной рукой лоб, который, казалось, вот-вот треснет.
Оставшись одна, Маргарита задумалась. Ее положение представлялось ей ясно и определенно. Король лишь не воспрепятствовал Варфоломеевской ночи, а осуществили ее королева Екатерина и герцог де Гиз. Герцог де Гиз и герцог Алансонский теперь объединятся, чтобы извлечь из этого события как можно больше выгод. Смерть короля Наваррского явилась бы прямым следствием этого великого разгрома. Как только умрет король Наваррский, его королевство захватят. И тогда она, Маргарита, останется вдовой - без трона, без власти, а в дальнейшем ее ждет монастырь, где она даже не сможет грустить и скорбеть, оплакивая смерть своего мужа, который никогда им не был.
Тут течение ее мыслей было прервано: королева Екатерина прислала к ней спросить, не желает ли она совершить вместе со всем двором паломничество к боярышнику, расцветшему на Кладбище невинно убиенных.
Первым побуждением Маргариты было отказаться от участия в этой кавалькаде. Но, подумав, что на прогулке, может быть, представится случай узнать что-нибудь новое о судьбе короля Наваррского, Маргарита решила ехать. Она велела сказать, что если ей подадут оседланную лошадь, она охотно будет сопровождать их величества.
Через пять минут явился паж и доложил, что если ей угодно ехать, то она может спускаться, так как кортеж сейчас трогается в путь.
Король, королева-мать, Таванн и католические вожди уже сидели на лошадях. Маргарита быстрым взглядом окинула всю эту группу человек в двадцать: короля Наваррского здесь не было.
Зато здесь была г-жа де Сов, и Маргарита, обменявшись с ней взглядом, поняла, что возлюбленная ее мужа хочет что-то сказать ей.
Кавалькада тронулась в путь и по улице Астрюс выехала на улицу Сент-Оноре. При появлении короля, королевы Екатерины и католических вождей собрался народ и все нарастающей волной повалил за кортежем с криками:
- Да здравствует король! Да здравствует месса! Смерть гугенотам!
Кричавшие потрясали еще дымящимися аркебузами и окровавленными шпагами, которые свидетельствовали о доле участия каждого из них в только что свершившихся страшных событиях.
Когда процессия поравнялась с улицей Прувель, она встретила людей, тащивших обезглавленный труп. Это был труп адмирала. Его волокли на Монфокон, чтобы повесить там за ноги.
К Кладбищу невинно убиенных кавалькада подъехала в ворота со стороны улицы Шап, ныне улицы Дешаржер. Кладбищенское духовенство, предупрежденное о приезде короля и королевы-матери, ждало у ворот, чтобы приветствовать их величества хвалебными речами.
Госпожа де Сов, воспользовавшись тем, что Екатерина слушает обращенную к ней речь, подошла к королеве Наваррской и попросила позволения поцеловать ей руку. Когда Маргарита протянула руку, г-жа де Сов наклонилась и, целуя руку, всунула королеве в рукав бумажку, свернутую трубочкой.
Г-жа де Сов, казалось бы, проделала это очень быстро и совершенно незаметно, и, однако, это не ускользнуло от Екатерины, которая обернулась в то самое мгновение, когда ее придворная дама целовала руку королеве Наваррской.
Обе женщины заметили этот молниеносный, пронизывающий взгляд, но не смутились. Г-жа де Сов отошла от Маргариты и заняла свое место около Екатерины.
Ответив на обращенную к ней речь, Екатерина с улыбкой поманила к себе пальцем королеву Наваррскую.
Маргарита подошла.
- Вот оно что, дочь моя! Оказывается, вы в большой дружбе с госпожой де Сов? - по-итальянски спросила королева-мать.
Маргарита усмехнулась с самым горестным выражением, какое только могла придать своему прекрасному лицу.
- Да, матушка, - отвечала она, - гадюка подползла и укусила меня в руку.
- Так, так! - с улыбкой заметила Екатерина. - Сдается мне, что ты ревнуешь.
- Вы ошибаетесь, - возразила Маргарита, - я не ревную короля Наваррского, потому что король Наваррский меня не любит. Я умею отличать друзей от врагов. Я люблю тех, кто меня любит, и ненавижу тех, кто меня ненавидит. Иначе я не была бы вашей дочерью, матушка!
Екатерина улыбнулась, давая понять Маргарите, что если у нее и были какие-то подозрения, то они рассеялись.
К тому же в эту минуту внимание августейших особ привлекли к себе новые паломники. В сопровождении дворян-католиков, еще возбужденных резней, подъехал герцог де Гиз. Они окружали обитые дорогой тканью крытые носилки, остановившиеся перед королем.
- Герцогиня Неверская! - воскликнул Карл IX. Вот так так! Идите сюда, красавица и рьяная католичка, примите наши поздравления! Мне рассказали, кузина, что вы охотились за гугенотами из окна и одного убили камнем, - это правда?
Герцогиня Неверская сильно покраснела.
- Нет, государь, - тихо ответила она, преклоняя колени перед королем, - мне посчастливилось приютить у себя одного раненого католика.
- Отлично, отлично, кузина! Служить мне можно двумя способами: или истреблять моих врагов, или помогать моим друзьям. Каждый делает, что может, и я уверен, что если бы вы могли, вы сделали бы больше.
В это время народ, видя доброе согласие между Карлом IX и лотарингским домом, кричал во все горло:
- Да здравствует король! Да здравствует герцог де Гиз! Да здравствует месса!
- Анриетта, вы с нами в Лувр? - спросила королева-мать красавицу герцогиню.
Маргарита подтолкнула свою подругу локтем; герцогиня поняла ее и ответила:
- Если вы, ваше величество, не прикажете мне ехать в Лувр, то я туда не поеду: у нас с ее величеством королевой Наваррской есть дело в городе.
- Что же вы собираетесь там делать? - спросила Екатерина.
- Мы хотим посмотреть очень редкие и очень любопытные греческие книги, которые нашли у одного старого протестантского пастора и перенесли в башню Сен-Жак-Де-ла-Бушри, - ответила Маргарита.
- Вы бы лучше посмотрели, как с моста Мельников бросают в Сену последних гугенотов, - сказал Карл IX. - Настоящие французы должны быть там.