- Спускайтесь, государь, - сказал он.
На середине Генрих остановился; он очутился у окошка, а окошко это выходило во двор гостиницы "Путеводная звезда". Видно было, как в доме напротив бегали по лестнице солдаты - одни со шпагами в руках, другие с факелами.
Вдруг в одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою шпагу и мирно сходил с лестницы.
- Бедный юноша, - сказал Генрих, - преданное, храброе сердце!
- Ваше величество, - сказал Ла Моль, - вы можете заметить, что он, честное слово, совершенно спокоен. Смотрите, государь, он даже смеется. Он наверняка придумывает отличный выход: ведь де Муи, как вам известно, смеется редко.
- А тот молодой человек, который был с вами?
- Де Коконнас? - спросил Ла Моль.
- Да, господин де Коконнас - что с ним?
- О, государь, уж за него-то я не беспокоюсь! Увидев солдат, он сказал мне только одно: "Давай рискнем!" - "Головой?" - спросил я. - "А ты сумеешь спастись?" - "Надеюсь". - "И я тоже!" - ответил он. И я клянусь вам, государь, что он спасется. Если Коконнаса и схватят, то, ручаюсь вам, это случится только потому, что он по каким-то причинам сам даст себя схватить.
- В таком случае все улажено; постараемся добраться до Лувра, - сказал Генрих.
- Боже мой, да ничего нет проще, государь; закутаемся в плащи и выйдем - улица полна народу, сбежавшегося на шум, и нас примут за любопытных.
В самом деле, Генрих и Ла Моль обнаружили, что дверь открыта, и единственно, что мешало им выйти, - это волна народа, заливавшая улицу.
Тем не менее им удалось проскользнуть улицей Д'Аверон. Но, добравшись до улицы Де-Пули, они увидели, что через площадь Сен-Жермен-Л'Осеруа идет де Муи, окруженный конвоем во главе с командиром охраны де Нансе.
- Вот как! По-видимому, его ведут в Лувр, - сказал Генрих. - Черт возьми! Пропускные ворота будут закрыты... У всех, кто возвращается, будут спрашивать имена, и если увидят, что я возвращаюсь следом за де Муи, то решат, что я был с ним.
- Это верно, государь, - сказал Ла Моль, - но вы возвращайтесь в Лувр другим путем.
- Кой дьявол поможет мне туда вернуться, как по-твоему?
- А разве для вашего величества не существует окно королевы Наваррской?
- Господи Иисусе! - воскликнул Генрих. - Ваша правда, господин де Ла Моль. А я об этом и не подумал!.. Да, но как дать знать королеве?
- О-о, ваше величество! - почтительно кланяясь, сказал Ла Моль. - Вы бросаете камни так метко... Глава 7 ДЕ МУИ ДЕ СЕН-ФАЛЬ
На сей раз Екатерина тщательно приняла все меры предосторожности и полагала, что может быть уверена в успехе.
Около десяти вечера она отпустила Маргариту, вполне убежденная, что королева Наваррская не подозревает, - кстати сказать, это было совершенно справедливо, - какие козни строятся против ее мужа, и пришла к королю с просьбой, чтобы он пока не ложился спать.
Заинтригованный торжествующим видом матери, лицо которой, вопреки ее обычной скрытности, так и сияло, Карл принялся расспрашивать Екатерину.
- Могу сказать вашему величеству одно, - сказала Екатерина, - вечером вы избавитесь от двух злейших ваших врагов.
Король двинул бровью, как человек, который как бы говорит себе: "Хорошо, посмотрим". Свистнув большой борзой собаке, которая подползла к нему на брюхе, как змея, и положила свою красивую и умную морду на колено хозяина, Карл стал ждать.
Спустя несколько минут, в течение которых Екатерина стояла, устремив глаза в одну точку и вся превратившись в слух, во дворе Лувра раздался пистолетный выстрел.
- Что это? - нахмурив брови, спросил Карл, в то время как борзая вскочила и насторожила уши.
- Ничего особенного, просто сигнал, вот и все.
- А что он означает?
- Он означает, что с этой минуты, государь, единственный ваш настоящий враг уже не сможет вам вредить.
- Там убили человека? - спросил Карл, глядя на мать взором властителя, означавшим, что смертная казнь и помилование есть два неотъемлемых атрибута королевской власти.
- Нет, государь; только арестовали двоих.
- Ох! - пробормотал Карл. - Вечно эти тайные козни, вечно какие-то заговоры, и все без ведома короля! Черт знает что! Матушка, я уже большой мальчик, такой большой мальчик, что могу и сам постоять за себя и не нуждаюсь ни в детских чепчиках, ни в детских помочах. Поезжайте в Польшу с вашим сыном Генрихом, коли хотите царствовать, а здесь вы напрасно играете в эту игру!
- Сын мой, - отвечала Екатерина, - я вмешиваюсь в ваши дела последний раз. Но эта история началась давно, и вы все время говорили, что я неправа, а потому я всей душой стремилась доказать вашему величеству, что не ошиблась.
В эту минуту в вестибюле остановились люди; было слышно, как небольшой отряд стрелков со стуком опустил приклады мушкетов на каменные плиты пола.
Почти тотчас же де Нансе попросил позволения войти к королю.
- Пусть войдет, - поспешно сказал Карл. Де Нансе вошел, поклонился королю и, обращаясь к Екатерине, сказал:
- Приказание вашего величества исполнено: он взят.
- Как "он"? - в глубоком смущении воскликнула Екатерина. - Разве вы взяли только одного?
- Он был один, ваше величество.
- Он защищался?
- Нет, он спокойно ужинал в комнате и отдал шпагу при первом требовании.
- Кто он такой? - спросил король.
- Сейчас увидите, - отвечала Екатерина. - Господин де Нансе, введите арестованного! Через пять минут ввели де Муи.
- Де Муи! - воскликнул король. - В чем дело?
- Государь! - совершенно спокойно отвечал де Муи. - С вашего позволения я задам вам тот же вопрос.
- Вместо того, чтобы задавать такой вопрос королю, господин де Муи, - сказала Екатерина, - будьте любезны сказать моему сыну, кто недавно ночью находился в комнате короля Наваррского и в ту же ночь, воспротивившись приказу его величества, чего и можно было ожидать от такого мятежника, убил двух королевских стражей и ранил господина де Морвеля!
- Да, в самом деле, - сдвинув брови, сказал Карл, - не знаете ли вы, господин де Муи, как зовут этого человека?
- Знаю, государь. Вашему величеству угодно знать его имя?
- Признаюсь, это доставило бы мне удовольствие.
- Так вот, государь, его имя де Муи де Сен-Фаль.
- Это были вы?
- Собственной персоной.
Екатерина, изумленная такой смелостью, сделала шаг по направлению к молодому человеку.
- А как же вы осмелились воспротивиться приказу короля? - спросил Карл IX.
- Прежде всего, государь, я понятия не имел о приказе вашего величества. Кроме того, я видел только одно, вернее - только одного человека: Морвеля, убийцу моего отца и господина адмирала. Тогда я вспомнил, что полтора года назад вот в этой самой комнате, вечером двадцать четвертого августа, ваше величество обещали мне, лично мне, наказать убийцу, но так как с тех пор произошли важные события, я подумал, что королю помешали осуществить его намерения. Увидав Морвеля прямо перед собой, я был убежден, что мне послало его само небо. Остальное известно вашему величеству: я ударил его шпагой, как убийцу, государь, и стрелял в его людей, как в разбойников.
Карл ничего не ответил; дружба с Генрихом заставила его с некоторых пор смотреть на многое с другой точки зрения, не с той, с какой он видел дотоле, и нередко - с ужасом.
Королева-мать уже давно отметила у себя в памяти слова о Варфоломеевской ночи, срывавшиеся с уст ее сына, - слова, в которых чувствовались угрызения совести.
- Но зачем вы пришли в такой час к королю Наваррскому? - спросила Екатерина.
- Ну, это долго рассказывать, - ответил де Муи. - Но если у его величества достанет терпения выслушать...
- Достанет, - сказал Карл, - говорите, я хочу вас выслушать.
Екатерина села и устремила на молодого вождя тревожный взгляд.
- Мы слушаем, - сказал Карл. - Сюда, Актеон! Собака улеглась в той позе, в какой была до привода арестованного.
- Государь! - заговорил де Муи. - Я приходил к королю Наваррскому как депутат от моих собратьев, ваших верноподданных протестантского вероисповедания.
Екатерина сделала знак Карлу IX.
- Не беспокойтесь, матушка, - сказал тот, - я не упускаю ни слова. Продолжайте, господин де Муи, продолжайте. Так зачем вы приходили?
- Предупредить короля Наваррского, - продолжал де Муи, - что его отречение лишило его доверия гугенотской партии, но что в память его отца Антуана Бурбона, а главное, в память его матери, мужественной Жанны д'Альбре, имя которой всем нам дорого, протестанты считают тем не менее своим долгом выказать ему уважение и просить его, чтобы он отказался от своих прав на наваррскую корону.
- Что он говорит? - воскликнула Екатерина; несмотря на все свое самообладание, она не в силах была вынести без стона этот неожиданный, сразивший ее удар.
- Ай-яй-яй! - произнес Карл. - Но эта самая наваррская корона, которую без моего позволения примеривают чуть ли не ко всем головам в королевстве, по-моему, отчасти принадлежит и мне.
- Государь! Гугеноты больше, чем кто-либо, признают право сюзеренитета, о котором сейчас упомянул наш король. И потому они надеялись уговорить вас, ваше величество, чтобы вы сами возложили ее на ту голову, которая вам дорога.
- Я? На голову, которая мне дорога? - переспросил Карл. - Смерть дьяволу! О какой голове вы говорите, сударь? Я вас не понимаю!
- О голове его высочества герцога Алансонского. Екатерина побледнела как смерть; она пожирала де Муи горящими глазами.
- А мой брат Алансон об этом знает?
- Да, государь.
- И он готов принять эту корону?
- При условии, что на это согласитесь вы, вате величество, - за этим-то он и направил нас к вам.
- О! Эта корона и впрямь как нельзя лучше подойдет нашему брату Алансону! - сказал Карл. - А мне это и в голову не приходило! Спасибо, де Муи, спасибо! Когда у вас будут появляться подобные мысли, добро пожаловать в Лувр!
- Государь! Вы были бы давно извещены об этом проекте, если бы не эта несчастная история с Морвелем, из-за которой я опасался, что впал в немилость у вашего величества.