Эта мысль немного успокоила его.
Так прошло десять минут - целая вечность мучительной тревоги, прожитая мгновенье за мгновеньем, и каждое из этих мгновений несло с собою все, что порождает в воображении человека безумный страх - целый мир видений.
Герцог Алансонский де выдержал, встал и прошел через переднюю - здесь уже начали собираться его придворные.
- Привет вам, господа! - сказал он. - Я спущусь к королю.
Чтобы обмануть снедающее его волнение, а может быть, чтобы подготовить себе алиби, герцог в самом деле спустился к брату. Зачем он шел к нему? Он и сам не знал... Что он мог сказать брату?.. Ничего! Не к Карлу он шел, он бежал от Генриха.
Он спустился по винтовой лестнице и увидел, что дверь короля приоткрыта.
Стража пропустила герцога, не останавливая: в дни охоты этикет отменялся, и вход был свободен.
Франсуа прошел сначала переднюю, потом гостиную, потом опочивальню, не встретив никого; он подумал, что Карл, наверно, в Оружейной, и отворил дверь из опочивальни в Оружейную.
Карл сидел за столом, спиной к двери, в которую вошел Франсуа, в большом кресле с резной остроконечной спинкой.
Он, видимо, был погружен в какое-то занятие, которое захватило его целиком.
Герцог подошел к нему на цыпочках; Карл читал.
- Прекрасная книга, ей-ей! - неожиданно воскликнул он. - Я много слышал о ней, но не знал, что она есть во Франции!
Герцог Алансонский прислушался и сделал шаг вперед.
- Проклятые страницы! - сказал король, поднеся палец к губам и нажимая им на страницу, которую он прочитал, чтобы отделить ее, от следующей, которую он собирался прочитать. - Можно подумать, будто кто-то нарочно склеил все страницы, чтобы скрыть от человеческих глаз чудеса, которые заключены в этой книге!
Герцог Алансонский рванулся вперед.
Книга, над которой склонился Карл, была та, которую он оставил у Генриха!
У него вырвался глухой крик.
- А-а! Это вы, Алансон? - сказал Карл. - Добро пожаловать! Подойдите и посмотрите на самую прекрасную книгу о соколиной охоте, которая когда-либо выходила из-под пера человека.
Первым движением герцога Алансонского было вырвать книгу из рук брата, но адская мысль пригвоздила его к месту, страшная усмешка пробежала по его белым губам, и он, словно ослепленный молнией, провел рукой по глазам.
Мало-помалу он пришел в себя, но не сделал ни шагу ни вперед, ни назад.
- Государь! Как попала эта книга в руки вашего величества? - спросил герцог Алансонский.
- Очень просто. Сегодня утром я поднялся к Анрио посмотреть, готов ли он, но его уже не было дома, - верно, бегал по псарням и конюшням; однако вместо него я нашел там это сокровище и принес сюда, чтобы почитать всласть.
Король опять поднес палец к губам и опять перевернул строптивую страницу.
- Государь! - пролепетал герцог Алансонский, у которого волосы встали дыбом и который почувствовал какое-то страшное томление во всем теле. - Я пришел сказать вам...
- Дайте мне кончить главу, Франсуа, а потом говорите все, что вам будет угодно, - ответил Карл. - Я прочел уже пятьдесят страниц - иными словами, я просто пожираю эту книгу.
"Он принял яд двадцать пять раз, - подумал Франсуа. - Мой брат уже мертвец!".
И тут он подумал, что, пожалуй, это перст Божий, а отнюдь не случайность.
Франсуа дрожащей рукой вытер холодный пот, струившийся у него по лбу, и, исполняя приказание брата, принялся ждать окончания главы. Глава 10 СОКОЛИНАЯ ОХОТА
Карл продолжал читать. Побуждаемый жгучим интересом, он пожирал глазами страницы, а каждая страница, как мы уже сказали, то ли от того, что книга долго лежала в сырости, то ли по совсем другим причинам, прилипла к следующей странице.
Герцог Алансонский угрюмо смотрел на эту страшную драму, развязку которой смутно предвидел он один.
"Ох, что же это будет? - рассуждал он сам с собой. - Как? Я уеду, я отправлюсь в изгнание, я побегу за воображаемым троном, а Генрих при первом известии о болезни Карла объявится в каком-нибудь укрепленном городе милях в двадцати от столицы, будет стеречь добычу, которую нам посылает случай, и может одним махом очутиться в Париже, так что не успеет король Польский получить известие о смерти брата, как произойдет смена династии. Это недопустимо!".
Это были те самые мысли, которые пересилили первое невольное чувство ужаса, побуждавшее Франсуа остановить Карла. Это был тот рок, который, казалось, неизменно охраняет Генриха и преследует Валуа и против которого Франсуа решил пойти еще раз.
В одно мгновение весь план его действий по отношению к Генриху Наваррскому изменился. Ведь оставленную книгу прочел Карл, а не Генрих; Генрих должен был уехать, но уехать обреченным. Однако если рок спас его еще раз, необходимо было, чтобы Генрих остался здесь, ибо Генрих - узник Венсенна или Бастилии - не так страшен, как король Наваррский во главе тридцатитысячного войска.
Итак, герцог Алансонский дал Карлу кончить главу; когда же король поднял голову, он сказал:
- Брат мой! Я ждал, ибо так приказали мне вы, ваше величество, но ждал с величайшим сожалением, потому что должен был сказать вам одну чрезвычайно важную вещь.
- Э! К черту! - ответил Карл, бледные щеки которого начали мало-помалу багроветь - то ли от чрезмерной страстности, с которой он читал, то ли от начавшего действовать яда. - К черту! Если ты пришел говорить со мной все о том же, ты уедешь так же, как уехал король Польский. Я освободился от него, освобожусь и от тебя, и больше об этом ни слова!
- Но я, брат мой, хочу поговорить с вами не о своем отъезде, а об отъезде другого человека, - объявил Франсуа. - Вы, ваше величество, задели самое глубокое, самое деликатное мое чувство - мою любовь к вам как брата, мою верность как подданного, и я стремлюсь доказать вам, что я-то не изменник.
- Ну? Какой-нибудь новый слух? - произнес Карл, облокотившись на книгу, положив ногу на ногу и глядя на Франсуа с видом человека, вопреки своему обыкновению, запасающегося терпением. - Какое-нибудь обвинение, изобретенное сегодня утром?
- Нет, государь. Это дело вполне достоверное, это заговор, который только моя смехотворная щепетильность не позволяла мне вам открыть.
- Заговор? - переспросил Карл. - Посмотрим, какой там еще заговор!
- Государь! - продолжал Франсуа. - Пока вы будете охотиться с соколами у реки и в долине Везине, король Наваррский поскачет в Сен-Жерменский лес, где его будет ждать группа друзей, и убежит вместе с ними.
- Так я и думал, - ответил Карл. - Еще одна чудная клевета на моего бедного Анрио! Послушайте, вы когда-нибудь оставите его в покое?
- Вашему величеству не придется долго ждать, чтобы убедиться, - клевета или не клевета то, что я имел честь сказать вам.
- Каким образом?
- Таким, что наш зять сегодня вечером убежит. Карл встал с места.
- Вот что, - сказал он, - в последний раз я соглашаюсь сделать вид, что верю вашим вымыслам; но предупреждаю и тебя, и мать - это в последний раз.
- Позвать ко мне короля Наваррского! - приказал он, возвысив голос.
Один из стражников двинулся было, чтобы исполнить приказание, но Франсуа остановил его жестом.
- Это плохой способ, брат мой, так вы ничего не узнаете. Генрих от всего отопрется, даст знать своим, те будут предупреждены и разбегутся, а мою мать и меня обвинят не только в игре воображения, но и в клевете.
- Чего же вы хотите в таком случае?
- Чтобы вы, ваше величество, во имя нашего родства, послушались меня, чтобы во имя моей преданности, в которой вы убедитесь, вы не, торопили событий. Действуйте так, государь, чтобы истинно виновный - тот, кто в течение двух лет изменял вашему величеству в мыслях, чтобы потом изменить на деле, - был наконец признан виновным на основании неопровержимых доказательств и наказан по заслугам.
Карл ничего не ответил; он подошел к окну и отворил его: кровь приливала ему к мозгу.
Затем он быстро обернулся.
- Хорошо! Как поступили бы вы сами? - спросил он. - Говорите, Франсуа!
- Государь! - отвечал герцог Алансонский. - Я приказал бы оцепить Сен-Жерменский лес тремя отрядами легкой кавалерии, с тем, чтобы они в условленное время, например в одиннадцать часов, двинулись в путь, сгоняя всех, кто окажется в лесу, к павильону Франциска Первого, который я, как бы случайно, назначил местом встречи Для обеда. Затем я сделал бы вид, что следую за своим соколом, а заметив, что Генрих удаляется, поскакал бы к месту сбора, где он был бы схвачен вместе со своими сообщниками.
- Мысль хороша, - сказал король. - Пусть ко мне позовут командира моей охраны.
Герцог Алансонский вынул из-за камзола серебряный свисток, висевший на золотой цепочке, и свистнул.
Карл подошел к командиру и шепотом отдал ему распоряжения.
В это время его большая борзая Актеон схватила какую-то добычу и, делая бесконечные резвые скачки, начала таскать ее по комнате и раздирать своими прекрасными зубами.
Карл обернулся со страшным проклятием. Добычей, которую схватил Актеон, оказалась драгоценная книга о соколиной охоте, коей, как мы уже сказали, существовало лишь три экземпляра в мире.
Наказание соответствовало преступлению.
Карл схватил арапник, и свистящий ремень тройным кольцом обвился вокруг животного. Актеон взвизгнул и залез под стол, покрытый огромным ковром и служивший ему убежищем.
Карл поднял книгу и с радостью увидел, что не хватает только одной страницы, да и на той был не текст, а гравюра.
Он аккуратно поставил книгу на полку, где Актеон не мог ее достать. Герцог Алансонский смотрел на него с беспокойством. Ему очень хотелось, чтобы книга, выполнившая свою страшную миссию, теперь ушла из рук Карла.
Пробило шесть часов.
Это был час, когда король должен был спуститься во двор, запруженный лошадьми в богатой сбруе, мужчинами и женщинами в богатых костюмах. Сокольничьи держали на руке соколов в клобучках; у нескольких доезжачих висели через плечо рога, на случай, если королю надоест охота с ловчими птицами и он захочет, как это не раз бывало, поохотиться на косулю или лань.