- Ваше величество, - сказала Маргарита. - Несмотря на все ваши замечания, проникнутые материнской любовью и наполняющие меня чувством радости и гордости, я все же возьму на себя смелость доказать вашему величеству, что король Наваррский действительно мне муж.
Екатерина вздрогнула от гнева и, наклонившись к Маргарите, сказала:
- Это он-то вам муж? Разве одного церковного благословения достаточно, чтобы стать мужем и женой? Разве брак освящается только молитвами священника? Он вам муж! Если бы вы, дочь моя, были госпожой де Сов, вы бы могли дать мне такой ответ. Мы ждали от него совсем другого, но Генрих Наваррский с тех самых пор, как вы оказали ему честь, назвавшись его женою, передал все права жены другой. Идемте сию же минуту! - повысив голос, продолжала Екатерина. - Пойдемте со мной: этот ключ откроет дверь в комнату госпожи де Сов, и вы увидите...
- Тише, тише, умоляю вас! - сказала Маргарита. - Во-первых, вы ошибаетесь, а во-вторых...
- Что во-вторых?
- Вы разбудите моего мужа...
Сказавши это, Маргарита с томной грацией встала и, распустив полы пеньюара с короткими рукавами, обнажившие ее точеные, истинно царственные руки, поднесла розовую восковую свечу к постели, раздвинула полог и, улыбаясь, показала матери гордый профиль, черные волосы и приоткрытый рот короля Наваррского, лежавшего на смятой постели и, видимо, спавшего глубоким, мирным сном.
Екатерина, бледная, с блуждающим взглядом, отшатнулась так, как будто у ее ног разверзлась бездна, и даже не вскрикнула, а глухо простонала.
- Как видите, вы плохо осведомлены, - сказала Маргарита.
Екатерина взглянула на Маргариту, потом на Генриха. В ее лихорадочно работавшем мозгу этот бледный, вспотевший лоб, эти глаза, обведенные чуть темными кругами, связались с улыбкой Маргариты, и Екатерина в немой ярости закусила свои тонкие губы.
Маргарита дала матери с минуту полюбоваться этой картиной, производившей на нее впечатление головы Медузы, затем опустила полог, на цыпочках подошла к матери и села на стул.
- Вы что-то сказали? - спросила она.
Флорентийка в течение нескольких секунд вглядывалась в молодую женщину, стараясь убедиться в ее искренности, но в конце концов острота взгляда Екатерины как бы притупилась о твердое спокойствие Маргариты.
- Ничего, - сказала она и большими шагами вышла из комнаты.
Едва шаги ее затихли в глубине потайного хода, как полог кровати снова раздвинулся, и Генрих Наваррский, со сверкающими глазами, с дрожащими руками, тяжело дыша, бросился на колени перед Маргаритой. На нем были только короткие с пуфами штаны и кольчуга, так что Маргарита, хотя и от души пожимала ему руку, увидев его наряд, не смогла удержаться от смеха.
- Ах, сударыня! Ах, Маргарита! - воскликнул он. - Я в неоплатном долгу перед вами!
Покрывая ее руки поцелуями, Генрих от кистей мало-помалу переходил все выше...
- Государь, - мягко отстраняясь, сказала Маргарита, - разве вы забыли, что в эту минуту бедная женщина, которой вы обязаны жизнью, тоскует по вас и страдает? Направляя вас ко мне, - продолжала она шепотом, - госпожа де Сов принесла в жертву свою ревность, а может быть, она жертвует и своей жизнью, - ведь вы лучше всех должны бы знать, как страшен гнев моей матери.
Генрих вздрогнул и, встав с колен, собрался уходить.
- Нет, подождите! - с очаровательной кокетливостью остановила его Маргарита. - Я все обдумала и успокоилась. Ключ был дан вам без дальнейших указаний, так что этот вечер вы можете провести у меня.
- Я и проведу его с вами, Маргарита, только будьте добры забыть...
- Тише, тише, государь! - шутя повторила королева слова, которые десять минут назад она сказала матери. - Вас слышно из кабинета, а так как я еще не совсем свободна, государь, то попрошу вас говорить не так громко.
- Верно, верно, - произнес Генрих, посмеиваясь и слегка хмурясь. - Я и забыл, что, по всей вероятности, не мне суждено закончить эту увлекательную сцену. Этот кабинет...
- Пройдите туда, государь, - предложила Маргарита, - я хочу иметь честь представить вам храброго дворянина, раненного во время избиений, когда он бежал в Лувр предупредить вас, ваше величество, что вам грозит опасность.
Королева подошла к двери кабинета. Генрих последовал за женой.
Дверь растворилась, и Генрих в изумлении остановился на пороге, увидав какого-то мужчину в этом кабинете, полном всевозможных неожиданностей.
Но еще больше был озадачен Ла Моль, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с королем Наварры. Заметив это, король насмешливо взглянул на Маргариту, но она невозмутимо выдержала его взгляд.
- Государь, - сказала Маргарита, - я боюсь, что даже в моих покоях могут убить этого дворянина, преданного слугу вашего величества, а потому отдаю его под ваше покровительство.
- Государь, - вступил в разговор молодой человек, - я тот самый граф Лерак де Ла Моль, которого вы ждали и которого рекомендовал вам несчастный господин де Телиньи, которого убили на моих глазах.
- Верно, верно! - сказал Генрих. - Королева Наваррская передала мне его письмо. Но не было ли у вас еще и письма от лангедокского губернатора?
- Да, государь, мне приказали вручить его вашему величеству тотчас по приезде в Париж.
- Почему же вы этого не сделали?
- Я приходил в Лувр вчера вечером, но вы, ваше величество, были так заняты, что не могли принять меня.
- Это правда, - сказал король, - но ведь вы могли бы попросить кого-нибудь, чтобы мне передали письмо.
- Губернатор, господин д'Ориак, велел мне отдать письмо только в собственные руки вашего величества. Господин д'Ориак уверял меня, что в этом письме содержатся известия чрезвычайной важности, и он даже не решался доверить его простому гонцу.
Король взял у Ла Моля письмо и прочитал его.
- В самом деле, - сказал он, - мне советуют покинуть двор и уехать в Беарн. Господин д'Ориак - католик, но он принадлежит к числу моих друзей, и, будучи губернатором, он, вероятно, знал, что должно произойти. Почему же вы мне не отдали письмо три дня назад?
- Потому что, как я уже имел честь доложить вашему величеству, несмотря на то, что я спешил, я смог прибыть в Париж только вчера.
- Досадно, досадно! - пробормотал король. - Сейчас мы уже были бы в безопасности - либо в Ла-Рошели, либо где-нибудь на равнине во главе двух-трех тысяч всадников.
- Что было, то прошло, государь, - вполголоса заметила Маргарита, - не стоит досадовать на прошлое и терять на это время, сейчас нужно подумать о том, как наилучшим образом устроить наше будущее.
- Значит, на моем месте вы бы еще на что-то надеялись? - спросил Генрих, не спуская испытующего взгляда с Маргариты.
- Конечно. Я бы смотрела на это дело как на некую игру, в которой из трех партий я пока проиграла только первую.
- Ах, если бы я был уверен, что вы играете в паре со мной!.. - прошептал Генрих.
- Если бы я вознамерилась играть на стороне ваших противников, по-моему, я давно могла бы это сделать, - возразила Маргарита.
- Вы правы, - заметил Генрих, - я неблагодарен, и вы справедливо заметили, что еще можно все исправить, и исправить сегодня же.
- Увы, государь, - произнес Ла Моль, - я желаю вашему величеству всяческих удач, но сегодня с нами нет адмирала.
Генрих Наваррский улыбнулся своей хитрой мужицкой улыбкой, которую при дворе не понимали до тех пор, пока он не стал Французским королем.
- Однако, государыня, - заговорил он, внимательно разглядывая Ла Моля, - если этот дворянин останется здесь, он будет постоянно стеснять вас, да и сам то и дело будет подвергаться всевозможным опасностям. Что вы собираетесь с ним делать?
- Государь, я с вами вполне согласна, но не можем же мы вывести его из Лувра! - возразила Маргарита.
- Да, это было бы трудновато.
- Государь, а не мог бы господин де Ла Моль найти себе приют у вашего величества?
- Увы, государыня! Вы все время обращаетесь со мной так, как будто я еще король гугенотов и у меня есть мой народ. Но ведь вы знаете, что я уже наполовину католик и что никакого народа у меня нет.
Любая женщина, кроме Маргариты, поторопилась бы сразу заявить: "Да ведь и он католик!" Но королеве хотелось, чтобы Генрих сам попросил ее о том, чего она желала получить от него. А Ла Моль, видя сдержанность своей покровительницы и не зная, куда ступить на скользкой и опасной почве французского двора, тоже промолчал.
- Вот как! - заговорил Генрих, перечитав письмо, привезенное Ла Молем. - Провансальский губернатор пишет мне, что ваша матушка была католичкой и что отсюда его дружба с вами.
- Вы что-то говорили мне о вашем обете переменить вероисповедание, - сказала Маргарита, - но у меня в голове все перепуталось. Помогите же мне, господин де Ла Моль! Ваше намерение как будто совпадает с желаниями короля Наваррского.
- Да, но вы, ваше величество, так равнодушно отнеслись к моим объяснениям по этому поводу, что я не осмелился...
- Но ведь меня это ни в малейшей мере не касается! Объясните все это королю.
- О каком обете идет речь? - спросил король Наваррский.
- Государь, - сказал Ла Моль, - когда меня, безоружного, полумертвого от ран, преследовали убийцы, мне вдруг почудилось, будто тень моей матери с крестом в руке ведет меня в Лувр. Тогда я дал обет, что, если моя жизнь будет спасена, я приму веру моей матери, которой Бог в эту страшную ночь позволил встать из могилы, чтобы указать мне путь к спасению. И вот я нахожусь под покровительством французской принцессы и короля Наваррского. Мою жизнь спасло чудо; мне остается исполнить мой обет, государь. Я готов стать католиком.
Генрих нахмурил брови. Будучи скептиком, он прекрасно понимал людей, отрекающихся от религии по расчету, но относился недоверчиво к людям, отрекающимся от нее по убеждению.
"Король не хочет взять на себя заботу о моем подопечном", - подумала Маргарита.
Очутившись между двух огней, Ла Моль смутился и оробел. Он чувствовал себя смешным, сам не зная, почему. Маргарита с женской деликатностью вывела его из неловкого положения.