Изменение представления о Боге.
Пророческая – Иисусова линия в Библии из главы в главу все более наращивает необходимость перевода Бога с небес на землю. К. Г. Юнг в книге «Ответ Иову» указывал, что Яхве с самого начала Библии хотел стать человеком. Но удалось ему это только в Новом завете. Уже в Ветхом завете была поставлена задача опосюсторонивания божественной потусторонности, но лишь в Новом завете она была решена. В Новом завете, особенно в Нагорной проповеди, много раз говорится, что «приблизилось царство небесное». Эту мысль впервые высказал Иоанн Креститель и затем много раз Иисус. Через явление Иисуса-богочеловека как форму этого приближения была решена методологическая задача перевода небесной божественной абстракции в человеческую культурную форму, произошла ликвидация неодолимой пропасти между всеобщим, понимаемом через смысл Бога (должное), и всеобщим, понимаемым через смысл человека (реально существующее, сущее). Через этот переход была решена и другая, еще более важная методологическая задача: произошла ликвидация пропасти между всеобщим (смыслом Бога, смыслом идеала, смыслом высшей нравственности) и единичным (частным, отдельным, уникальным, нацеленным на творчество, переосмысление). Возникла логика оправдания поиска нового, реформ. Но через явление Иисуса «царство небесное» не вошло в человека, а приблизилось к нему. Оно не стало человеческим, оно стало богочеловеческим. То есть в методологии анализа появилось представление о неком третьем, альтернативном, небесно-земном качестве культуры. Возникла триада смыслов, включающая 1-традиционное божественное, 2-традиционное человеческое и 3-новое, богочеловеческое, то есть божественное, способное нести человеческое, и человеческое, способное нести божественное. Через новозаветное приближение к человеку «царства небесного» появилась новая мера божественного – богочеловечность, то есть некоторая условная срединность, определенная нацеленность божественного и человеческого на культурный синтез в качественно новых, неведомых ранее формах культуры.
Если традиционные смыслы божественного и человеческого тысячелетиями были связаны с церковью, то смысл богочеловеческого с самого своего рождения был свободен от этой связи. Медиационный сдвиг в интерпретации божественного через протест против засилья традиции в религии, через антицерковный бунт привел к формированию условного богочеловеческого смыслового пространства между представлениями о потустороннем Боге и посюстороннем человеке. Не на святых небесах и не на грешной земле, а именно в этом рефлексивно-экзистенциальном, небесно-земном пространстве «между», в смысловой сфере между историческим небом и исторической землей, в условной середине стало формироваться новое богочеловеческое основание человеческого в человеке – способность к индивидуальному пониманию смыслов любви, творчества, веры.
Изменение представления о человеке.
Но не только ветхозаветный Бог изменился в Библии. Изменился и ветхозаветный человек. Всеобщее Бога никак не могло бы слиться с всеобщим человека и начать формировать смысл нового, альтернативного всеобщего, если бы человек не встал на путь самоизменения и встречного движения к Богу, если бы он не искал Бога. Пророки и псалмопевцы не только славили Бога. Их слова это нарастающая мечта увидеть Бога, встретиться с ним, предстать перед его судом лично. «О, если б ты разверз небеса и сошел!»[30] - в этом восклицании Исайи, адресованном Богу, суть личностных изменений, происходивших в ветхозаветном человеке. Человек, поставивший вопрос об опосюсторонивании божественной потусторонности – уже формирующаяся личность. Это человек-бунтарь, самозванец, избавляющийся от тотемного мышления. Он уже не только заботится о ритуале, правилах, обрядах, церкви, иерархии, каноне. Он заботится, прежде всего, о личной встрече с Богом. А это значит, что он способен отказаться от безусловного подчинения коллективным обрядам, соборной церкви, канонической общепринятости, иерархии, если они ему мешают выразить себя индивидуально. Библия, особенно Новый завет, содержит мощный гуманистический потенциал в том смысле, что опосюсторонить божественную потусторонность мог только человек, ощутивший себя личностью, то есть вставший над соборно-коллективистской традицией с позиции первоценности индивидуальных отношений.
Ветхозаветный человек, через линию пророков и Иисуса выступивший против своей ветхозаветности, это уже другой человек. Человек, самозвано опосюсторонивающий потусторонность, совершающий переход от отказа видеть в Боге Сына человеческого[31] к признанию того, что Бог это Сын человеческий[32], уже новый человек. Он в своем сознании, в культуре сформировал некую богочеловеческую смысловую сферу между потусторонним Богом и собой-посюсторонним человеком и, меняя себя-сложившегося, пытается в эту «сферу между» проникнуть через новое основание – ценность своей независимости от коллективистской, соборно-авторитарной традиции. Он рвется в эту смысловую середину через свой протест против засилия архаики, через свое представление о Боге не как покровителе племени, а как о Боге-личности, независимом от какой бы то ни было сложившейся в племени его социальной роли, каких-либо заветов. Он, так же, как и его Бог-личность, прорывается туда через свое представление о себе не как о представителе своего племени, а как о личности, свободной от какой бы то ни было сложившейся социальной роли, заветов.
Представление о богочеловеке как о личности.
Богу покинуть небеса не просто. Чтобы стать богочеловеком на земле, Бог должен преодолеть сопротивление церковно-религиозной инерции, массового сознания в культуре, приковавших его к святым небесам. Но и человеку, чтобы нести богочеловеческое в себе, тоже надо преодолеть инерцию церковной религиозности и массового сознания в культуре, приковавших его к греху на земле. Бог, чтобы повернуть ценностный вектор к человеку, то есть превратиться из статичного в динамичного, должен вырваться за рамки традиции. И человек, чтобы изменить свой статус из виновного в невиновного и поднять уровень своей динамики (веры, любви, творчества), должен бросить вызов традиции. И Бог, и человек должны выйти за рамки охранительной статики – догмата, канона, иерархии. Борьба против засилья традиции, правила, привычки, устава, начальника, партии, церкви в культуре формирует личность. И Бог, и человек, пытаясь сформировать богочеловеческое синтетическое смысловое пространство, по существу, решают типологически одну и ту же задачу – сформировать в себе личность. Оба ищут одну и ту же богочеловеческую точку, через которую можно было бы понять себя как личность. Бог, ставший личностью, и человек, ставший личностью, встречаются в смысловой середине – в медиационной личности Иисуса-богочеловека. Культурологическая логика Иисуса-богочеловека-условной середины становится фокусом становления личности в мировой культуре и новозаветный гуманизм – способом ее осмысления.
Новый Завет это результат медиационных сдвигов в элитарной культуре древних евреев в представлениях о Боге (всеобщем) и человеке (единичном). Через логику феномена Иисуса в древнем Израиле возникла возможность формирования личности. Эта возможность в свою очередь формировала другую возможность – выйти за рамки традиции и одновременно через первоценность новых форм культуры, рождающихся из способности к переинтерпретации смыслов любви, творчества, веры, искать новую, богочеловеческую меру этого выхода. Новозаветно-гуманистическое содержание медиационных сдвигов в культуре древних евреев имеет общекультурное, мировое, всеобщее значение, потому что создает логику нового типа культуры.
Конечно, медиационный сдвиг в сознании древних евреев сам по себе еще не гарантировал того, что древнееврейская и мировая культуры пойдут по пути, указанному этим сдвигом. В каких-то странах достижения древнееврейской культуры упали на благодатную почву, в каких-то – нет. Гуманистический потенциал Нового завета оказался настолько необходимым и достаточным для Западной Европы, что лег в основу логики гуманистических движений Ренессанса, Реформации, Просвещения. Медиационная логика этих движений формировала новозаветно-гуманистическую европейскую личность, освобождающуюся от тотемного мышления. Методологические семена, посеянные сдвигами в культуре древних евреев, проросли и в русской художественной литературе XIX – XXI вв. Первые ростки новозаветно-гуманистической методологии появились в творчестве Пушкина и Лермонтова.
Значимость идеи богочеловека для развития западной и русской культур.
Значимость идеи богочеловека для мировой культуры проявляется через культурологическую критику послебиблейского исторического опыта, в основном, в иудео-христианской культурной зоне..
Понятие «богочеловек», «богочеловеческое» как сложение качеств Бога и человека в Иисусе Христе возникло в трудах теологов Александрийской (II-IV вв.) и Антиохийской (IV-V вв.) греческих богословских школ и затем стало общепринятым в теологии, истории, философии и культурологии в христианской культурной зоне. Это сложение было вызвано необходимостью объяснить в Иисусе взаимодействие двух природ – божественной и человеческой (в христианской догматике - communicatio idiomatum - общение свойств). Однако с самого начала это сложение с культурологической точки зрения может быть понято двояко: 1- как механическое, не меняющее потусторонней природы божественного и посюсторонней природы человеческого в Иисусе-богочеловеке, и 2 – как порождающее новое качество, новый синтез потустороннего и посюстороннего в богочеловеческом, третьем, условную середину как новый, третий смысл.