Как раз в то же время ему поручили специальное задание: он должен был нести знамя своей группы на выступлении в честь партийного съезда в Нюрнберге. Его очень обрадовало такое доверие. Когда же он возвратился, мы с трудом поверили своим глазам. Он выглядел очень усталым, а на лице отражалось большое разочарование. Мы не ожидали услышать от него какие-то объяснения и все же узнали, что молодежное движение, которое представлялось ему идеальным, в действительности оказалось совершенно иным. Присущие ему муштра и единообразие проникали во все сферы личной жизни. А он всегда полагал, что каждый мальчик должен развивать данный ему талант. В его бесхитростном воображении и в личном мировосприятии каждый член организации должен был обогащать свою группу. Однако в Нюрнберге все делалось по единому образцу. Разговоры о лояльности шли день и ночь. Но о какой лояльности могла идти речь, если нельзя было быть честным по отношению к самому себе? .. Боже мой! В душе Ханса происходил явный сдвиг.
Вскоре после этого он пришел домой, столкнувшись с еще одним запретом. Один из молодежных руководителей отобрал у него книгу его любимого писателя Стефана Цвейга*, которая была, как ему сказали, запрещена. Почему? Ответа не последовало. Нечто подобное он слышал и о других немецких писателях, книги которых очень любил. Цвейг был даже вынужден бежать из Германии, так как проповедовал пацифистские идеи.
* Цвейг Стефан (1881 — 1942) — популярный немецкий очеркист и писатель-романист. Еврей по национальности, принадлежал к либералам. Речь в данном случае шла о книге «Звездные часы человечества». (Примеч. авт.)
Все это вело к открытому разрыву.
Незадолго до этого Ханса назначили знаменосцем. Вместе с ребятами своей группы он собственноручно изготовил великолепный флаг с неким мифическим существом в середине. Флагу придавалось особое значение: его предполагалось вручить самому фюреру. Мальчишки принесли клятву этому флагу, который воспринимали как символ своего товарищества. Но однажды вечером, когда было назначено построение в связи с ожидавшимся прибытием какого-то высокого начальства, произошло нечто непредвиденное. Визитер неожиданно потребовал отдать ему флаг, добавив:
— Вам не нужен специальный флаг. Пользуйтесь флагами, предназначенными для всех.
Ханс был обескуражен. С каких это пор? Разве руководитель отряда не знал, какое значение имел этот флаг для группы? Разве флаг не был чем-то большим, нежели просто куском материи, который можно менять по чьей-то прихоти?
С флагом в этот раз стоял один из ассистентов Ханса, двенадцатилетний паренек. Приезжий руководитель снова потребовал отдать ему флаг, но знаменосец стоял неподвижно. Ханс знал, что происходило в душе парнишки, и понимал, что флаг он не отдаст. Когда же визитер в третий раз угрожающим тоном потребовал отдать ему флаг, Ханс потерял контроль над собой, вышел из шеренги и, подойдя к нему, ударил по лицу. Больше он не был знаменосцем.
(Шолль Инга. Белая роза. Франкфурт, 1961.)
Родители отрекаются
Юность была и остается беспомощной. Решения ее лидеров не признаются родителями. Сколь безнадежными, сколь отчаянными были все дискуссии по вопросам воспитания молодежи за прошедшие десять лет! Измученный идеалист, бывший демократический министр народного образования Саксонии Рихард Зайферт написал в 1933 году статью, в которой говорил о прекрасном будущем школы в национал-социалистском государстве, школы, освободившейся, наконец, от политики и способной заниматься специфическими вопросами обучения. Слепец, обманывавший не только людей, но и самого себя!
А родители?! Их беспокоит только «счастье» их детей, их рост, а потом и карьера. Но и они разделяются на две основные группы. Одна делает все возможное, чтобы не навредить детям, порой даже скрывая собственные идеалы и отношение к жизни. Другая отдает их, как говорится, на откуп различным нацистским организациям, тем более что, не будучи членом одной из них, нельзя рассчитывать на получение хорошего образования и профессии, а в последующем и подходящей должности. Вместе с тем молодежи свойственно патологическое стремление к форменной одежде и знакам различия, поскольку она всегда была и есть идеалистически и революционно настроенной. Существенно и то, что нынешняя молодежь начинает изображать из себя «стариков», воспринимая военную выправку и высокомерие, быстро продвигается по служебной лестнице и овладевает жаргоном национал-социалистской верхушки и старых борцов. Многие из них проходят подготовку для шпионской деятельности, доносов и террора. Родители же, поскольку учителя превратились в функционеров, для которых свобода совести преступна, смотрели на все происходящее молча, сокрушенно пожимая плечами. Они даже уклонялись от элементарных родительских обязанностей и скрывали от детей истинную информацию о положении вещей. Они считали, что детям нельзя жить в условиях противоречий между семьей и государством (школой). В действительности такие родители были слишком трусливы, некомпетентны и бестолковы, чтобы решать проблемы образования и уж тем более создавать своим детям разнообразные жизненные ситуации, развивать у них нравственное чувство и понимание трагизма бытия, а также вырабатывать решительность и принципиальность в жизненных проблемах. Они просто были пассивны и смиренны, предоставляя детям возможность идти собственной дорогой. В результате значительная часть молодежи росла заброшенной, обманутой, в унынии и без настоящих родителей. Неудивительно, что это «лидеры» беспрепятственно побуждали молодежь выступать против «старомодных» родителей и поступать по собственному усмотрению. Миллионы семей переживали глубокий раскол, непонимание и даже открытую неприязнь. Культ Гитлера разрушал семью, возвеличивая клан. Никогда ранее семейные узы, родительские привязанности и черты не становились столь поверхностными. После крушения военной машины молодежь с глубокой болью и большим раздражением, но и с радостью должна будет сначала восстановить все богатство и красоту прошлого, очерненного и запачканного лжелидерами. Только после этого она сможет осознать масштабы урона, нанесенного нашему престижу, — людям, которые, подвергаясь гонениям и притеснениям, боролись за право молодежи наслаждаться свободой мысли и получать необходимые знания. Резня евреев сопровождалась уничтожением многих тысяч стариков, безнадежно больных и людей с психическими расстройствами. Во всех сферах жизни, в том числе в сфере милосердия, настоящая любовь, благоговение и даже трепет перед смертью были превращены в пыль под сапогами СА и СС. «Целомудренно» функционировавший аппарат всеобщего «благоденствия» был более не нужен. Тогдашняя молодежь знала лишь институты власти, форменную одежду, знаки различия и идолопоклонство как суррогат настоящей религии.
(Эстрайх Пауль. Из жизни педагога: (Автобиография). Берлин, 1947.)
Скептицизм и соучастие
После того как Гитлер сделался рейхсканцлером, положение дел в Германии стало меняться. Было много сделано для улучшения условий жизни трудящихся масс. Повсюду строились новые здания и сносились трущобы. Люди получали работу, все меньше безработных собиралось у газетных и пивных киосков и около кинотеатров, споря и возмущаясь. Народ стал одеваться лучше, появилась возможность покупать достаточно продуктов для семьи.
Наживка понемногу срабатывала. Даже те, кто до того выступал против Гитлера, стали его сторонниками. Различные молодежные клубы были закрыты, а вместо них появился гитлерюгенд. Масонство было строго запрещено. Прежние товарищеские и студенческие организации партия прибрала к рукам. Не осталось почти ничего не национал-социалистского.
С течением времени давление на тех, кто не вступил в партию, все более возрастало. И люди эти чувствовали себя париями. Наконец, отец разрешил мне вступить с тяжелым сердцем и после долгих раздумий — в гитлерюгенд, сам же стал членом НСДАП. Тот факт, что у него были расшатаны нервы и довольно часто случались приступы астмы, позволял ему не принимать активного участия в общественных делах.
Мое же положение было совершенно иным. Я, как и все девочки моего возраста, должна была два раза в неделю ходить на обязательные вечерние занятия. Мы были обязаны, кроме того, присутствовать на всех публичных мероприятиях, а также молодежных встречах и спортивных состязаниях. Субботы и воскресенья были заняты экскурсиями, походами с ночевкой в палатках и маршами, во время которых мы несли на спинах тяжелые поклажи. Вообще-то все это проходило довольно весело, различных занятий было более чем достаточно, что отрицательно сказывалось на наших успехах в школе. Для домашних дел времени просто не хватало.
Вечерние занятия проводили молодые девушки, ненамного старше нас. Эти активистки союза немецких девушек обучали нас песням и всякой всячине, требуя от нас высокой дисциплины, что им, однако, удавалось с трудом. Летом нас выводили из помещений и заставляли часами заниматься строевой подготовкой на воздухе. Мы маршировали, как солдаты по плацу, а девицы-руководительницы отдавали команды не хуже полковых унтер-офицеров.
Естественно, в нас впихивали национал-социалистскую идеологию, забивая нам голову. В большинстве случаев молодые руководительницы сами толком не знали того, о чем говорили. С самых ранних лет нас готовили к предстоящему материнству, внушая, что мать в глазах наших любимых вождей и национал-социалистского правительства была самой важной личностью общества. Мы были надеждой Германии, и наша задача заключалась в рождении и воспитании детей — нового поколения сыновей и дочерей, которые понесут далее традиции тысячелетнего рейха.