137 Подробное историческое описание жизни Крокетта можно найти в книгах: Shackford J.A. David Crockett, the Man and the Legend. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1956; Derr M. The Froniersman. The Real Life and the Many Legends of Davy Crockett. N.Y.: W. Morrow and Co, Inc., 1993. О Крокетте-легенде, составляющей американской фольклорной традиции писали: Blair W. Davy Crocket. N.Y., Coward-McCann, 1955; Rourke С Davy Crockett. N.Y.: Harcourt, Brace, 1934; Shapiro I. Yankee Thunder: The Legendary Life of Davy Crockett. N.Y.: Julian Messner, 1944.
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
8 7
защите крепости Аламо, как гласила легенда, а был взят мексиканцами в плен и уже потом ими расстрелян. Изложенные факты, прозрачные и как будто недискуссионные, никак не умаляли героизма Крокетта, тем не менее вызвали возмущение «широкой общественности» и бурную дискуссию в академической среде.
«Обыкновенный человек с необыкновенным стилем» (так характеризует Крокетта современный исследователь Р. Хок138) если не создал, то чутко уловил в американской атмосфере стиль общения, обреченный на популярность.
Жизнь, помноженная на текст
Дэвид Крокетт родился в 1786 г. на территории тогда еще не провозглашенного и даже не названного штата Теннесси, вырос в ненадежных и опасных условиях «границы»: его дед и бабка были убиты индейцами, дядя в молодости провел у них в плену больше года. Семья часто переезжала с места на место, отец то и дело менял занятия: промышлял охотой, пытался завести мельницу, содержал пивную — все без особого успеха. Пятый (не последний) сын в многодетной семье, Дэви не мог помышлять об образовании, а прославиться, как он напишет потом в автобиографии, «имел шанс разве что случайно»139. Простодушная, но и не без хитрецы, гордость за собственные достижения, которыми он никому и ничему, кроме себя, не был обязан, пронизывает повествование от первой до последней страницы. «Вослед прочим историкам и биографам я должен известить публику о том, что на свет появился сам собой, как и все люди», — объявляет автобиограф в первых же строках (на этой струне самоутвердительного, но не чуждого иронии пафоса он играет до конца). Жить «сам собой», вне родственного и домашнего круга, он тоже начал сызмала, «как и всякий янки». «Терпя нужду и, надо думать, нимало не подозревая в сыне будущего конгрессмена и все такое прочее, отец меня, совсем малолетку, из дому прежде никуда не выезжавшего, определил в работни-
138 Hauck R.B. Crocket. A Bio-Bibliography. Westport, Conn: Greenwood
Press, 1973.
139 The Life of David Crockett, the Original Humorist and Irrepressible Backwoodsman. An Autobiography, To which is Added an Account of his Glorious Death at the Alamo while Fighting in Defense of Texan Independence. N.Y.: A.L. Burt Co., Publishers, 1902. P. 4 (далее ссылки на это издание с указанием страниц в тексте).
8 8
Т. Бенедиктова. «Разговор по-амер
икански,
ки к одному старику-голландцу — теперь мне предстояло отправиться пешком за четыреста миль в компании чужих людей, которых я до того вечера даже в глаза не видел» (с. 9). Так выглядит начало жизни архетипического американского героя. Заброшенность «в люди», в среду посторонних мало чем отлична, в переживании Крокетта, от одинокого противостояния дикой природе. Обе ситуации, варьируясь, повторяются в истории его воспитания — и та и другая обязывают к мобилизации и состязательному напряжению всех жизненных сил. Работа у «старика-голландца» оказывается малопривлекательной, и юный Крокетт вскоре возвращается (самовольно) домой. Тут ему и выпадает возможность получить школьное образование. Длится оно четыре дня, на пятый, провинившись в драке и не желая (гордец!) терпеть учительскую или родительскую порку, Дэви опять становится вольным путешественником, на манер не придуманного еще Гека Финна. Жизнь на дороге сопряжена с неопределенностью, рисками и опасностями, которых самоуверенному подростку по большей части удается избежать («кто рожден, чтобы быть повешенным или избранным в Конгресс, ни за что не утонет», — бодро обобщает автобиограф). В жизнеописании этот этап его жизни количественно занимает немного места — он важен лишь тем, что фиксирует опыт добровольной «безотцовщины», одиночества, радикальной предоставленное™ себе («среди незнакомцев — оно похуже, чем в пустыне») как существенный и даже «судьбоносный». В жизни взрослого Крокетта этот опыт еще «аукнется» многократно, воплощаясь в характерные стереотипы поведения.
Бегло очертив историю собственных детства и юности, автобиограф переходит к описанию «свершений». В 1813 г., будучи уже отцом семейства, он в составе добровольной милиции родного штата Теннесси и под водительством генерала Эндрю Джексона участвует в операциях по вытеснению индейцев. Милицейский контракт будет им возобновлен в 1814-м и еще раз в 1816 г., а к 1817-му он получит даже полковничий чин. Впрочем, природная задиристость не расположила его к военной карьере, и в завершение рассказа об этом периоде своей жизни Крокетт признает, что «рад покончить с рассказом о войнах, да и читатель поди тоже рад: ничего в них интересного нет». «Интересное» в жизни Дэвида Крокетта начинается в том же 1817 г., когда, по сути дела, случайно, назло местному политикану, решившему было использовать его как пешку в политической интриге, «наш герой» неожиданно для себя баллотируется на пост мирового
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
89
судьи в городке Лоренсбург. Будучи избран, он оказывается в новой для себя ситуации, сталкивается с немалыми трудностями (выписывание ордеров на арест он, по причине слабого владения пером, вынужден перепоручить помощнику-констеблю), но справляется с ними и даже входит во вкус. В 1821 г. и затем снова в 1823-м, победно обойдя «богатых и ученых» конкурентов, политик-самоучка («джентльмен из тростников», как его называли) избирается в законодательное собрание штата Теннесси. В 1825 г. он выдвигает свою кандидатуру в Конгресс, терпит поражение, два года спустя предпринимает новую попытку и — получает желанное кресло в палате представителей. В следующем, 1828 г. Крокетт ссорится с давним соратником и патроном Эндрю Джексоном (в это время уже президентом США), теряет в связи с этим его поддержку, зато к нему как к «перебежчику» начинает проявлять повышенный интерес антиджексоновская оппозиция — партия вигов. Очередные выборы в Конгресс в 1831 г. оказываются для Крокетта неудачными (в чем он, естественно, видит происки мстительных джексоновцев-демократов), но в 1833-м он вновь «на коне», в Конгрессе, и подумывает о дальнейшем продвижении к первому посту в государстве. Автобиография, написанная и изданная им в 1834 г., как раз и призвана была содействовать этим амбициозным замыслам. Президентские претензии Крокетта были, конечно, малоосновательны (в политике он был скорее эффектен, чем эффективен), их, надо думать, небескорыстно поддерживали в нем виги, на чьи партийные деньги выходили в свет и ранние публикации под его именем, и первые выпуски «Альманахов». Увы, несмотря на свои и чужие усилия, Крокетт осенью 1835 г. проигрывает очередные выборы в Конгресс и 1 ноября, расставшись с не поддержавшими его теннессийскими избирателями, отправляется на «новую территорию»: «А напоследок я им сказал, что политики с меня пока хватит и пошли они все к черту, а сам я двину в Техас» (с. 240). Как окажется, — навстречу скорой гибели: 6 марта 1836 г. при взятии мексиканцами крепости Аламо.
За 20 лет в публичной политике этот великолепный самоучка «осилил» с десяток избирательных кампаний, в иных побеждая (в том чисде трижды — на выборах в Конгресс США), в иных нет, но в результате стал при жизни легендой и первым кандидатом на роль национального героя. Этому способствовали не оригинальные идеи (их не было вовсе) и не громогласно воспетые военные и охотничьи подвиги (хотя достижения на обоих поприщах, бесспорно, имели место).
90
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
Покорили широкую американскую аудиторию крокеттовская манера и тактика общения, запечатленные в автобиографических текстах как открытый для подражания образец.
По рождению, воспитанию, жизненному и речевому стилю, наконец, последовательно выдерживаемому социальному амплуа Крокетт — «человек границы»: независим, предприимчив, отважно-бесцеремонен, активно использует чувство юмора как оружие нападения и психологической защиты. Он всегда настороже, в любой миг готов контратаковать неведомую опасность, привычно опираясь лишь на собственные силы, смекалку и изворотливость. Среди городской толпы герой автобиографии испытывает ощущение одиночества, столь же, если не более, пронзительное, что и среди лесов или тростниковых зарослей. Описывая триумфальное турне по северо-восточным штатам (предпринятое им на пике популярности), Крокетт, в принципе не склонный к рефлексии или сантиментам, записывает, например, следующее: «Я отправился на пароход, и было мне как-то одиноко. От одной мысли, что я окажусь среди чужих людей, в местах, где десятки тысяч спешат мимо и даже не подозревают о том, кто я такой, и им никакого до меня нет дела, и заняты они только собственными удовольствиями или собственными делами, я почувствовал себя совсем маленьким, так что, если кто из читающих эту книгу много о себе воображает, пусть- ка отправится в большой город, тогда и поймет, что цена ему — не больше енотовой шкурки...» (с. 161).
Легендарный Крокетт дивится собственной непостижимой известности и среди бурно приветствующей его толпы чувствует себя в иные моменты по-детски потерянным: «Я был несказанно изумлен, слыша, как вовсе чужие люди кричат мне \"Ура!\", и чувствовал себя донельзя странно. Для меня это было неожиданно, я ведь и не думал привлекать к себе внимание. Однако надо же было соответствовать, и вот я ступил на пристань и был тут же окружен со всех сторон... Я подумал тогда, что предпочел бы бродить по лесу с ружьем и собаками, чем находиться среди этого столпотворения» (с. 163). Окружающая среда, равно природная и социальная, здесь предстает как стихия, которая шлет человеку вызовы, а он, отвечая на них, отстаивает себя и утверждает. В то же время собственная слава, известность, популярность воспринимаются Крокеттом-автобиографом с простодушием, отчасти показным, деланным, как обстоятельство, которым можно по праву гордиться, но которое невозможно объяснить. «Я знаю, что как я ни безвестен, а имя мое немало нашумело в