126.
Emerson R.W. English Traits. N.Y.: АМС Press, 1903. Ch. VII. P. 116—
47 Отъезд в Америку был в большинстве случаев шагом, предпринимавшимся индивидуально, на свой страх и риск; случаи коллективной иммиграции бывали сравнительно нечасто, и даже в этих случаях групповая лояльность, узы традиции или «крови» редко выдерживали испытание временем.
Введение. Разговор в контексте культуры
29
общественного и частного богатства человек пребывает в дшоржо:Ж0Ж^оМу^ении, благодаря которому он всегда готов к любым действиям и которое возвышает его над остальным человечеством. Для американца жизнь — это партия в игре...»48
За завидную свободу игровой «самодеятельности» приходилось платить — и недешево. «Те, кто разрывает узы крови и исповедует верность лишь на основе добровольного выбора, должны принять нестабильность как жизненный факт» — так современный кул!угу\"ролог (автор работы о метаморфозах идеи братства в Америке) формулирует устойчиво-актуальную для своей культуры психологическую дилемму49. Эмоциональная и психологическая незащищенность человека, не поддержанного родственно-соседским кругом и традицией, пребывающего в одиноко-неопределенном состоянии, как отдельно взятое звено рассыпавшейся цепи50, способствовала генерированию энергии, но она же порождала и гнетущую тревожность. Помимо любопытства, готовности к эксперименту, всегдашней настороженности, расчетливости, бравады и лицедейства, амхр.ик,анская модель поведения включала в свой состав и острую ностальгию по недоступной интимности общения, и страх перед ней. Воспитание и цивилизация в Америке, сетует по этому поводу герой романа У.Д. Хоуэл-лса, «должны бы устанавливать более тесные отношения между нами и нашими ближними, но они лишь тем дальше нас разводят! Каждый замкнут в непроницаемом одиночестве! Мы понимаем друг друга в какой-то степени, если оказываемся в сходных обстоятельствах, но если они различны, никакие слова не в силах одолеть нашу немоту и взаимное непонимание»51 .
Определяя жизнь как.деятельность, а деятельность прежде всего как обменную, человек привычно приспосабливал свое поведение к поведению других людей, в то же время заведомо представляя свои отношения с ними как состязательные. Идеальная модель разговора в описании Эмерсона выглядит
48 ТоквилъА.де. Демократия в Америке. М: Прогресс. 1994. С. 290—291. 4\' McMlliams W.C. The Idea of Fraternity in America. Berkeley: University of California Press, 1973. P. 102.
50 «Аристократическое устройство представляло собой цепь, связывавшую между собой по восходящей крестьянина и короля; демократия разбивает эту цепь и рассыпает ее звенья по отдельности» {Токвиль А. де. Указ. соч. С. 374).
51 Howells W.D. The Minister\'s Charge, or The Apprenticeship of Lemuel Barker. Bloomington: Indiana University Press, 1978. P. 37.
именно как состязание, участники которого, сотрудничая, стремятся превзойти друг друга: «Человек завершил повествование — как замечательно! Как исчерпывающе! Он словно заставил нас взглянуть на все новыми глазами! Он заполнил собою все обозримое пространство. Увы! По ту сторону появляется другой человек и описывает круг вокруг того самого круга, который мы только что провозгласили пределом сферы. И вот уже наш первый оратор не исключительный человек, а просто-напросто первый оратор. Его единственный путь к самоутверждению — тотчас провести круг вне круга своего антагониста»52.
Идеал общительности, кристаллизующийся постепенно в «торговой», демократической, повышенно мобильной и конкурентной среде, естественно опирался на культ направленно действующего, эффективного слова. На протяжении всей истории США _fjHTOj5HKa была не только предметом гордости53, но и естественной составляющей общественного быта, способом вовлечения самых широких слоев населения в общенациональную жизнь. «Во времена деспотизма нечего и пытаться пробудить чувства и воображение народа, — вещал патриотически настроенный оратор, — но только благодаря им общество в состоянии двигаться вперед. Если ваши речи разбудят воображение народа и его чувства, вы сможете поднять людей на добровольные действия во имя великих общественных целей»54.
Американский народ, со своей стороны, был благосклонен и отзывчив к ораторскому слову., Ежегодные речи по поводу Дня независимости 4 июля публиковались в газетах I и популярных сборниках, нередко заучивались наизусть. \' Послушать прения сторон в^сщебндм заседании съезжалось зачастую все население округи, как на театральный спектакль. \'\' Влияние политической, судебной, торговой риторики на
52 Эмерсон Р. Эссе; Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. М.: Худож. лит., 1986. С. 224.
53 Некто С.Л. Кнапп в «Лекциях по американской литературе» (1829) утверждал с гордостью, что в Афинах с XIII по III век до нашей эры бьшо не более.цдщйесдхи.нехи.Р.ехвьщающихся ораторов, между тем как в Америке менее чем за полвека их появилось гораздо больше, — еще бы если законодательное собрание каждого из 24 штатов насчитывало в среднем 150 человек, которые на протяжении двух или более месяцев в году только и делали, что ораторствовали (см.: Бурсшин Д. Указ. соч.
С. 399).
54 Лекция Д. Дрейка «Рассуждения об истории, особенностях и перспективах Запада» (1834) цит. по: Бурстин Д. Указ. соч. С. 393.
повседневную речевую практику отмечалось в Америке многими, хотя оценивалось по-разному. К примеру, Джосайя Хол-ланд, основатель системы тоггулярньгх лекториев, получивших гназвание _«ДмшЖан9кий лицей», видел свою задачу именно в распространении риторических образцов: в «совершенствовании» их посредством обиходного разговора, в привитии американцам вкуса к обсуждениюi, крупных общественных проблем и отвращении их от «легкомысленной болтовни или мелочных пересудов, которые в наших селениях занимают многих, при том что осуждаются всеми»55. Зато Токвиль отнюдь не приходил в восторг от этого обстоятельства, сетуя на то, что даже обыденная беседа в Америке «инфицирована» риторикой: о какой интимности контакта может идти речь, если американец говорит с вами, будто взывая к собранию, и, разгорячась, готов обратиться к единственному собеседнику во множественном числе: «Джентльмены!»56. Нью-йоркский «патриций» Вашингтон Ирвинг и вовсе уничижительно отзывался о «говорильной лихорадке», которая, как он считал,
55 Цит. по: Schachtman T. The Inarticulate Society. Eloquence and Culture in America. N.Y.; Boston, 1995. P. 162.
Нельзя отрицать того, что усилиями таких деятелей, как Холланд, средний американец (с учетом, разумеется, расового и тендерного ограничения: речь шла исключительно о белых мужчинах) активно обживал пестрое и насыщенное социально-коммуникативное пространство. Историк Р. Браун, анализируя дневник, который вел в .начал;е_ч1.84Д;Х„-годов двадцатилетний филадельфийский стряпчий, показывает, что тот регулярно посещал два дискуссионных клуба, лекции по философии, медицине, химии и географии, политические митинги, протестантские проповеди, а также, из любопытства, католические и иудейские богослужения; свободное время он проводил в барах, бильярдных, в лавке местного сапожника, где «около полудюжины людей встречались каждый вечер, чтобы скоротать час-два за рассказами о всяких чудесах», или в аптеке, где «каждый вечер сходилась компания, чтобы посмеяться и обсудить разные вопросы». Любопытно, что особенно поучительным для себя этот не лишенный амбиций юноша считал^ «столкновениеумов», происходившее в большинстве обозначенных ситуаций общения \"(Brown R.D. Knowledge is Power: The Diffusion of Information in Early America. N.Y.: Oxford University Press, 1989. Ch. 9; Choosing One\'s fare: Northern
Men in the 1840s).
56 Впрочем, имел место и обратный процесс — внедрение разговорного стиля в ораторскую практику: так, в начале XX в. Д. Карнеги писал: «Современная аудитория, будь то пятнадцать человек или несколько тысяч, собравшиеся под обширным шатром, хочет, чтобы оратор изъяснялся непосредственно, по-приятельски, в той же общей манере, что он использовал бы в разговоре с любым из них наедине» (Carnegie D. Public Speaking. N.Y., 1926. P. 94).
обрела в Америке характер эпидемии. Состязательно-мани-пулятивная речь проникла даже в сферы, традиционно далекие от экономики или политики, грозя «поразить собой всякое общение, посягая даже на священные узы семьи и родства. Нет покоя за пиршественным столом, ненадежен уют домашнего очага, улыбка радушия исчезает с лиц, узы общего благорасположения рвутся по причине постоянных вмешательств этого злобного духа ссягерничества, который прячется в искрометной чЯпёТжмется у камина, ворчит исподтишка в дружеском кругу, заражает своим присутствием всякое занятие и всякое удовольствие»57.
В повести Германа.Мелвилла <<Шарлатан» (1857) засвидетельствованное Токвилем и Ирвингом положение вещей обобщается символически и предстает как центральная характеристика американской жизни. Отложив более пристальный анализ повести до соответствующей главы, сошлемся лишь на один выразительный эпизод. На палубе парохода под названием «Fidel» («верный, надежный»), плывущего по Миссисипи, два незнакомца, в которых читатель имеет основание заподозрить мошенников, рассуждают об^абщитедыдасти как о коренном и определяющем свойстве человеческой натуры. Под солнцем американской демократии, единодушно соглашаются оба, оно расцветает как никогда пышно. «Не кажется ли вам, что радушие, сердечность, благорасположенность (geniality) в наши дни на подъеме?» — патетически вопрошает один из собеседников. «Бесспорно, — отвечает другой, — и я этому радуюсь от души. Ничто так не свидетельствует о росте духа гуманности. В былые времена, не столь человеколюбивые, — во времена амфитеатров и гладиаторов — радушие ютилось по большей части у очага или за пиршественным столом. Но в наш век, век акционерных обществ и питейных заведений, для всех равно открытых, это драгоценное качество стало подобно бесценному золоту в древнем Перу, из которого, по сведениям Писарро, изготовлялись и кухонные горшки, и короны инков»58.