162 Harris N. Op. cit. P. 56.
163 Ibid. P. 284.
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
119
только на пароме) имел процент с каждого купленного у них билета. В назначенный день было организовано несколько сеансов, поэтому, когда одни направлялись на шоу, другие уже возвращались с него. При встрече двух паромов пассажиры того, что шел в обратном направлении, прокричали тем, кто еще только предвкушал экзотическое зрелище, что ожидания их напрасны, что обещанное — чистый блеф, а «охота» — надувательство: перепуганных животных и гонять-то не надо, они сами трусят прочь при первой возможности. Однако люди, получившие разоблачительную информацию, не были, против ожиданий, ни огорчены, ни расстроены, — о чем не без самодовольства повествует Барнум-автобиограф, — напротив, они пришли в восторг и прокричали троекратное «ура» в честь ловкача, сумевшего завлечь их на «прогулку в никуда» (с. 148—150).
Почему человек, осознав, что в числе многих оказался обманут, не только не испытывает возмущения, но еще и выражает радость и даже кричит «ура»? «В конце концов, розыгрыш — изощренная форма оказания внимания, — интерпретирует эту их реакцию К. Рурк. — Разве кто-нибудь прежде давал себе труд надурить их столь масштабным образом?»164. Эта версия ответа убедительна165, но не единственно возможна. Реакцию одураченных зрителей можно «прочесть» и так: да, я попался на удочку, в ловушку ловкого расчета, оказался до смешного предсказуемым в своем желании бесплатно получить полноценный товар, но разве я сам не могу посмеяться над своей предсказуемостью, преобразовав, таким образом, обман в обмен? Тем более что день выдался солнечный и морская прогулка сама по себе удовольствие, — вполне достаточное основание для того, чтобы, не погружаясь в горестное самосозерцание, примериться мысленно к роли манипулятора и переоценить мошенничество как игру.
В приведенном эпизоде ясно видна природа розыгрыша как надувательства «со сдвигом». Изначальное доверие (фик-
164 Rourke С. Op. cit. P. 393.
165 В более общем виде ту же мысль, что и Рурк, высказывает Ж. Бод-рийяр. Он считает, что реклама обеспечивает новый вид связи между индивидом и обществом, в котором «риторический дискурс и даже информационный дискурс о достоинствах товара» сравнительно несущественны, зато «индивид чувствителен к скрытым мотивам защищенности и дара, к той заботе, с которой \"другие\" его убеждают и уговаривают» (Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. С. 138).
120
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни...
121
ция принималась за «натуральную» ситуацию) сменяется разуверением. При этом, не меняясь по сути, ситуация радикально переоценивается — разом и теряет, и выигрывает — в глазах адресата. Обман доверия обескураживает, но горечь компенсируется, даже с лихвой, удовольствием от участия в игре. Я готов смириться с тем, что игра со стороны партнера не бескорыстна, что она служит оправданию уже сделанной мною покупки (в данном случае билета на паром) или побуждению меня к новым. Более важно другое: поскольку я осознаю характер примененного ко мне игрового приема, постольку превращаюсь (в собственных глазах и самым лестным для себя образом) из простака — в знатока, из статиста — в партнера, из жертвы — в участника. С этой новой точки зрения мои деньги и время уже не потеряны, а вложены: за них я получаю удовольствие, связанное с переживанием свободы, с эмансипацией от необходимости.
Приведем еще один эпизод из числа рассказанных в автобиографии Барнума. Столкнувшись с тем, что посетители его Музея, единожды купив дешевый билет, норовят провести там целый день, препятствуя входу новых «клиентов», хозяин заведения прибег к хитрости. В одной из точек обычного маршрута у двери был поставлен указатель с надписью: «То the Egress» (с. 140). Рядовой посетитель воспринимал эти слова как обещание какого-то нового, еще невиданного зрелища: слово «egress» для большинства звучало загадочно, но сама его форма наводила, надо полагать, на мысль о существе женского пола: может быть, восточная красавица? бородатая женщина? гадалка?.. Ступив за дверь, человек неожиданно для себя оказывался на улице. И чаще всего не обижался или не обижался сильно: уже использовавшийся в аналогичных ситуациях расчет безотказно срабатывал и в этом случае. После первого неприятного шока жертва получала возможность посмеяться над доверчивым автоматизмом своего поведения и тем самым возможность из объекта шутки стать субъектом, потенциально равным шутнику («Я знаю, что он знал, что я пойму...»). Посмеявшись над собой как частью одураченной «массы», я могу претендовать на привилегированную позицию равноправно-индивидуального «агента» рыночной игры. Но в то же время понимаю, что в составе «массы» я — источник власти и денег, во мне заинтересованы, мне льстят, ради меня прилагают усилия и творят чудеса изобретательности.
Автобиографии на выбор
Если псевдоверсии автобиографии Дэви Крокетта — пародии, подражания, продолжения и т.д. — появлялись большей частью уже вослед оригиналу и отнюдь не из-под его пера, то Барнум на собственное, еще не существующее жизнеописание умудрялся самолично сочинять пародии-бурлески. Себя как «знаменитость» (celebrity)166 он творил посредством «самодельного» интертекста, предвосхищая тем самым механизм создания будущих звезд Голливуда.
Еще весной 1841 г., более чем за десяток лет до публикации автобиографии и за несколько месяцев до начала кампании с русалкой, Барнум выпустил в свет «Приключения авантюриста», подписанные именем Барнаби Дидлум. В сочинении, напечатанном выпусками в нескольких номерах нью-йоркской газеты «Atlas», он довольно точно и детально описывал собственные первые шаги в шоу-бизнесе, в частности уже тогда скандально знаменитую историю с Джойс Хет, — разоблачал предшествующее надувательство, готовясь приступить к новому.
Что такое Барнаби Дидлум, вдохновенный хвастун и шутник? Отчасти сам Барнум. Отчасти ироническая автопародия. Изобилующие в повествовании помпезные монологи трудно воспринять иначе, вот для примера: «Восславьте меня — поставьте мне памятник — удостойте римского триумфа — я достоин этого — я единственный в своем роде — у меня нет равных, у меня нет соперников — я король Надувал — король среди принцев»167. Откровенный вымысел и не вызывающие сомнений факты (в том числе подлинные цитаты из газетных публикаций) в «Приключениях» перемешаны и трудноразличимы. Тем более что иные эффектные анекдоты позже перекочевали в «официальные» автобиографии Барнума и таким образом «стали» фактами, даже если не были ими изначально.
С этой своей ранней личиной, так убедительно сконструированной и такой обаятельной при всей этической
166 Первое употребление слова «celebrity» применительно к человеку, а не состоянию широкой известности относится в Америке к 1849 г. (см. об этом: Moran J. Star Authors. Literary Celebrity in America. London; Sterling, Va.: Pluto Press, 2000. P. 26).
167 Цит. по: Adams В. Е Pluribus Barnum. The Great Showman and the Making of U.S. Popular Culture. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1997. P. 4.
122
Т. Бенедиктова. «Разговор по-американски»
сомнительности, Барнуму пришлось, между прочим, всерьез «разбираться» впоследствии. В зрелые годы, озаботившись построением более солидной репутации, он потратит немало усилий на разубеждение публики, на доказательство того, что он — не «Дидлум» вовсе (в частности, не автор, а чуть ли не жертва розыгрыша с Джойс Хет!). Стоит заметить, что этот поздний Барнум, благонамеренный, чинный, старательно дозирующий экстравагантность жестикуляции и стиля письма, выглядит куда скучнее собственной «ранней версии».
Уже непосредственно накануне публикации автобиографии в том же в 1855 г. в свет вышла еще одна анонимная автопародия — «Автобиография Петита Банкума, лицедея». С ироническими подковырками и легким переиначиванием имен, но в целом опять-таки очень точно и подробно в книжке описывалась ранняя жизненная история и карьера Барну-ма-как-Банкума. Само повествование выдержано в иронической тональности, а в финале содержится призыв ознакомиться с подлинной, серьезной и во всех отношениях достойной автобиографией Барнума, которая вот-вот должна появиться на книжном рынке.
Читателю «Жизни Ф.Т. Барнума», когда она наконец увидела свет, автобиограф не поскромничал сообщить в предисловии, что право на публикацию книги оспаривали 57 издательств. Заявление сопровождается оговоркой: «Это факт, но даже если бы это было не так, недурно звучит как публичное заявление»168. Оговорка эта не случайно вынесена в качестве эпиграфа к настоящей главе: успех всей карьеры Барнума зиждился именно на этой риторической операции, повторяемой вновь и вновь, в разных контекстах, — на преобразовании удивительных «фактов» в «публичные заявления» и невероятных или маловероятных «публичных заявлений» — в «факты». В сочетании они являли собой предмет и средство коммерции: реклама бежала впереди товара, то превознося его с пафосом, то ехидно высмеивая — обоими способами продвигая в поле рыночной коммуникации.
В 1865 г., параллельно с очередным переизданием автобиографии, Барнум опубликовал еще одну странную книгу — «Надувалы мира», посвященную разоблачению всевозможных шарлатанов: иллюзионистов-обманщиков, медиумов, гипнотизеров, псевдолекарей, спекулянтов и т.д. к пестрому племени которых относился, безусловно, и сам. Случаи об-
168 Цит по: Saxon A.H. F.T. Barnum The Legend and the Man. N.Y.: Columbia University Press, 1989. P. 9.
Часть I. «Игра в доверие» как школа жизни.