Обособление запретов в виде самостоятельных предписаний при разрешительном регулировании обусловлено главным образом необходимостью усиления регулирующего и идеологического воздействия права, с тем чтобы с большей отчетливостью указать на социально-политическое содержание правовых установлений (таковы, в частности, запреты ст.ст. 24, 63, 74, 75, 77 и др. КЗоТ РСФСР, вносящие большую четкость в охрану трудовых прав рабочих и служащих).
Существенно различаются и юридические функции запретов. При'дозволительном регулировании запрещй!-ющие предписания обладают непосредственным юридическим действием. В сфере же отношений, где функционирует разрешительное регулирование, непосредственным юридическим действием наделены управомочивающие нормы (а все то, что ими не предусмотрено, то не дозволено, т. е. запрещено).
Насколько важно учитывать различие этих юридических функций запретов, свидетельствует юридическая практика. Так, дозволительный характер регулирования взят за основу судебными органами при решении вопроса о доказательствах, подтверждающих недействительность сделок. В определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР от 17 апреля 1970 г. по иску Э. Т. Тилиб к М. Э. Викул отмечается, что «в законе не содержится запрета подтвер-
106
ждать показаниями свидетелей, как и другими средствами доказывания.., фиктивность договора.., если заинтересованное лицо обращается в суд с иском о признании договора недействительным по этому основанию»1.
Но дело не только в особенностях запрещающих предписаний, их функциях в 'правовой системе. По-видимому, следует четко различать запрещающее предписание и запрет. Запрет по своим свойствам скорее является принципом2, выраженным в совокупности запрещающих, а также охранительных и управомочивающих нормативных предписаний.
3. Необходимым элементом первичного звена социалистической правовой системы являются специализированные нормы.
Правда, специализированные нормы в отличие от регулятивных и охранительных носят дополнительный характер. Они не являются самостоятельной нормативной основой для возникновения правоотношений. При регламентировании общественных отношений они как бы присоединяются к регулятивным и правоохранительным нормам, образуя в сочетании с ними единый регулятор.
Но если рассматривать специализированные нормы с позиции структуры советского права, то их функции в правовой системе оказываются более существенными и .значимыми. Рассматриваемые нормы — не только продукт глубокой функциональной специализации права, но и средство, при помощи которого выражается высокоразвитый характер советской правовой системы, «поддерживается» ее функционирование на этом уровне.
В первую очередь должны быть отмечены специализированные нормы общего характера:
общие закрепительные предписания (направленные
1 «Бюллетень Верховного Суда СССР» 1970 г. № 3, стр. 33.
2 Интересно, что в приведенном выше определении Судебной
коллегии Верховного Суда СССР дозволения и запреты, выражен
ные в рассматриваемых порядках правового воздействия, охарактери
зованы в качестве принципов регулирования. В нем говорится: «Содер
жащийся в ст. 17 Основ гражданского судопроизводства Союза ССР
и союзных республик принцип, что отдельные обстоятельства могут
быть установлены судом с помощью строго определенных средств
доказывания, распространяется лишь на случаи, прямо предусмот
ренные законом (ст ст 46, 287 ГК. Латвийской ССР)» («Бюллетень
Верховного Суда СССР» 1970 г. № 3, стр. 34).
107
на фиксирование в обобщенном виде определенных элементов регулируемых отношений);
декларативные нормативные положения (нормы, в которых сформулированы правовые принципы, а также задачи данной правовой совокупности);
дефинитивные нормативные положения (нормы, закрепляющие в обобщенном виде признаки данной правовой категории).
В литературе был высказан взгляд на то, что общие образования в праве являются по большей части выражением технико-юридических приемов. «Выделение в кодексе общей части, — пишет О. С. Иоффе, — весьма оправданный и практически удачный, но все же не более, чем прием законодательной техники. Соответствующие нормы могли бы быть распределены по другим разделам кодекса С применением метода взаимных отсылок, хотя такой метод гораздо менее удобен, чем образование Общей части. Но самая возможность его применения свидетельствует о том, что эти нормы, как бы их ни группировать, юридических институтов не образуют, а входят в состав .всех других институтов данной отрасли права или, по .крайней мере, их большинства»1.
Конечно, по своему происхождению (генетически) нормы общих частей кодексов, все иные общие подразделения коренятся в 'конкретных правовых институтах, представляют собой чаще всего «выведенные за скобки» единые повторяющиеся моменты в их содержании и в этом смысле имеют производный характер. Верно также, что формулирование общих норм связано с применени-,ем средств и приемов юридической техники. Однако общие нормы — не только «удачный прием юридической техники». Они являются выражением нормативных обобщений в праве, придающих системе новое качество, показателем уровня ее интеллектуального, «конструктивного» содержания. Если попытаться распределить общие нормы по конкретным институтам, то это повлечет за собой не простое перемещение нормативных положений, а во многих случаях устранение их общего характера и, следовательно, обеднение содержания права, утрату им
1 О. С. И о ф ф е, Структурные подразделения системы права (на материалах гражданского права), «Ученые записки ВНИИСЗ», вып. 14, стр. 48—49.
108
качества, присущего развитой правовой системе1. Вот почему некоторые общие нормы совершенно не поддаются распределению по конкретным институтам (например, нормы, определяющие круг регулируемых данным кодексом отношений, нормы-принципы, нормы о правосубъектности и др.).
По сути дела, общие нормы представляют собой такие подразделения правовой системы, в которых реально воплощается существование правовых общностей. Будучи составной частью первичного звена права, они в то же время являются носителями особенностей структурных общностей — правовых институтов, их объединений, отраслей права.
Именно общие нормы выражают процесс интеграции правового материала. Выполняя функцию «цементирующего средства» в структуре права, они своим содержанием выявляют юридическое своеобразие правовых общностей и, следовательно, сам факт реального существования подразделений следующих, более высоких уровней.
Обособляя структурные общности в системе права, общие нормы вместе с тем выполняют и иную функцию. Они представляют собой реальные нормативные предписания, выполняющие регулятивные функции.
В большинстве случаев общие нормы действуют в сочетании с конкретными предписаниями2. Как правильно подметил В. Н. Кудрявцев, «более абстрактные и более /конкретные правила поведения в современных условиях сосуществуют одновременно, представляя собой довольно сложную систему»3.
Вместе с тем юридическая практика свидетельствует
1 Надо заметить, что простое перемещение общей нормы из
общей части кодекса в главы, регламентирующие конкретный инсти
тут (с применением метода взаимных отсылок), действительно, не
удачный технико-юридический прием. Но в этом случае общая нор
ма остается и не растворяется в конкретных институтах, не входит
в их состав. Для того чтобы войти в состав конкретных институтов,
она должна быть «расформирована» как общая для отрасли или
подотрасли и представлена в виде конкретизированного предписа
ния, вписывающегося в содержание и структуру данных институтов.
2 См. II. Д. Дурманов, Советский уголовный закон, стр. 73,
109—110.
3 В. Н. Кудрявцев, Две книги об уголовном законе, «Совет
ское государство и право» 1969 г. № 10, стр. 160.
109
о том, что возможно и самостоятельное применение общих норм, которое хотя и связывается с конкретными предписаниями, но связывается по-особому: компетентные (судебные) органы ссылаются на них, обосновывая неприменение конкретных норм. Так, в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 22 апреля 1965 г. по делу Мамедова недопустимость возложения уголовной ответственности обосновывается ссылкой на общие положения ст. 3 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. По делу было установлено, что Мамедов, в прошлом руководящий работник, рекомендовал на должность кладовщика Багирова, который затем совершил хищения. Верховный Суд Азербайджанской ССР осудил Мамедова за злоупотребление служебным положением, указав в приговоре на то, что в результате действий Мамедова, связанных с назначением на должность кладовщика, наступили тяжкие последствия — хищения крупных сумм. «Между тем, — говорится в определении после ссылки на ст. 3 Оонав, — Мамедов никаких общественно опасных деяний не совершил. Осуждение же его за те последствия, которые наступили в результате преступных действий Багирова, с которым, как установлено приговором, Мамедов в преступной связи не состоял, является объективным вменением, чуждым советскому уголовному праву»1.