Юридические источники советского государственного права и прежде всего конституция одновременно являются источниками всех других отраслей права. Этот, давно признаваемый в советской юридической науке факт как раз и объясняется ведущей ролью государственного права в советской правовой системе. Более того, под рассматриваемым углом зрения, видимо, требует переосмысливания и природа некоторых отраслевых нормативных юридических актов. Так, общесоюзный отраслевой сводный кодифицированный акт — Основы соответствующей области законодательства — обладает повышенной юридической силой даже среди законов (которые сами по себе являются актами высшей юридической силы). Как объяснить такое особое положение Основ в системе законодательства? Не означает ли их высшая юридическая сила среди актов, и так уже обладающих высшей силой,
1 Б. К. Бегичев, поддерживая такую «двойную» характеристику конституционного права на труд, пишет: «В том, что конституционное право на труд рассматривается, с одной стороны, как предпосылка конкретных правоотношений, а с другой — как особое субъективное право, нет никакого противоречия. Нужно только учитывать особенности, существующие между отраслями права; и прежде всего своеобразное положение государственного права» (Б. К. Бегичев, Трудовая правоспособность советских граждан, стр. 111).
?48
что Основы, будучи отраслевыми источниками права, представляют собой в то же время (хотя бы в потенции, по своей основе) акты, имеющие государственно-правовую природу? К этой мысли и склонилась С. В. Поленина, высказавшая предложение о «придании Основам любой отрасли законодательства значения конституционного -акта»1.
Итак, специфическая черта советского государственного права состоит в том, что закрепляемые им принципы, субъективные права и обязанности, а также свойственные ему источники как бы проникают, «просачиваются» во все отрасли права, воздействуя тем самым на главные элементы советской правовой системы. Государственно-правовые отношения «присутствуют» в иных отраслевых правоотношениях, в той или иной степени «примешиваются» к ним.
В связи с отмеченной чертой государственного права есть известный резон в мнении, в соответствии с которым эта отрасль не имеет резко очерченных границ. «Если конституционные нормы, — пишет В. Ф. Коток, — составляют ядро каждой отрасли права, то нельзя требовать от конституционного права резких и точных границ размежевания с другими отраслями права»2. Однако отсутствие «резких границ» вовсе не означает, что у государственного права нет собственного предмета регулирования. Государственное право имеет строго определенный предмет регулирования ( о нем уже говорилось ранее), но значение, особенности регламентируемых государственным правом общественных отношений таковы, что они обусловливают всеобъемлющий, всепроникающий характер государственно-правового регулирования и в соответствии с этим отсутствие («резких границ» при
1 С. В. Поленина, Система советского гражданского зако
нодательства и основные тенденции ее развития, автореферат докт.
дисс, стр. 31. Вместе с тем автор убедительно показала, что дей
ствующие Основы гражданского законодательства имеют значение
первичного акта—исходной базы всего гражданского законодатель
ства, акта, которым устанавливаются важнейшие, наиболее принци
пиальные нормативные положения отрасли в целом (см. С. В. П о-
Ленина,Взаимосвязи нормативных актов в системе советского
гражданского законодательства, «Советское государство и право»
1972 г № 8, стр. 68)
2 В. Ф. Коток, Содержание конституционного права, «Совет
ское государство и право» 1971 г. № 2, стр. 111,
249
сопоставлении его содержания с содержанием других отраслей.
3. Своеобразные функциональные связи существуют между запретами и советским уголовным правом.
Эти функциональные связи строятся различно в зависимости от того, выражены ли запреты в виде конкретных предписаний (при дозволительном регулировании) или же функционируют в виде принципов — общих запретов.
Если конкретные запрещающие предписания, как правило, входят в состав институтов отраслей регулятивного типа — административного, финансового, земельного, гражданского права и т. д., то общие запреты по своим главным юридическим особенностям тяготеют к типу государственно-правовых норм.
Наиболее важные функциональные связи существуют между советским уголовным правом и общими запретами.
Советское уголовное право — это такая материальная профилирующая отрасль, которая довольно резко отличается от других профилирующих отраслей тем, что в своем непосредственном содержании выражает правоохранительную функцию1, является наиболее ярким и сравнительно «чистым» воплощением охранительной подсистемы советского права. В рассматриваемом отношении общие запреты (не нарушать социалистическую собственность, не нарушать честь, достоинство гражданина и др.) выполняют такую же функциональную роль, как и общие нормы (принципы) государственно-правового типа; они лежат в основе конкретных охранительных уголовных предписаний, в определенной мере интегрируют и направляют их развитие. В науке советского уголовного права, на мой взгляд, еще недостаточно оценена эта интегрирующая и направляющая роль общих запретов, не менее значительная, чем роль объектов непосредственной уголовно-правовой охраны (впрочем, быть может, вместе с объектами и интересами они образуют единые социальные механизмы регулирования).
Но исчерпываются ли только этим функциональные
1 См. В. Г. Смирнов, Функции советского уголовного права, изд-по ЛГУ, 1965, стр. 16 и след,
250
связи между общими запретами и нормами уголовного права? Думается, нет.
Основываясь на общих запретах социалистического правопорядка, нормы советского уголовного права в то же время имеют существенное значение в установлении и формировании этих запретов. В принципе справедлива мысль А. А. Пионтковского, полагающего, что уголовный закон «сам непосредственно вводит и устанавливает правовые нормы и правоотношения»1. По мнению М. И. Ковалева, уголовное право, в частности, конкретизирует и подкрепляет установленные государством гарантии охраны жизни, здоровья, чести и достоинства человека2.
Устанавливая уголовную ответственность за определенное поведение, уголовный закон темсамым провозглашает запрещенность такого рода поведения. Сам факт существования охранительных уголовно-правовых предписаний придает общим запретам специфическую окраску, предопределяет особые, уголовно-правовые формы их выражения (таковы, например, нормы, запрещающие вести пропаганду войны, расовой ненависти и пренебрежения к другим народам, распространять клеветнические измышления о мероприятиях Советской власти и др.). Можно предположить, что уголовный закон — более богатое и многогранное явление, нежели просто источник уголовного права. Будучи формой выражения и закрепления уголовно-правовых охранительных предписаний, он в то же время, по-видимому, выступает в качестве средства, при помощи которого в правовую систему вводятся общие запреты, имеющие по своей основе государственно-правовую природу3.
По-иному строятся функциональные связи между советским уголовным правом и конкретными запрещаю-
1 «Курс советского уголовного права. Часть общая», т. 1, «На
ука», 1970, стр. 12—13.
2 См. М. И. Ковалев, Советское уголовное право, вып. 1,
Свердловск, 1971, стр. 97.
3 Необходимо обратить внимание на то, что общие запреты,
как правило, «растворены» в нескольких уголовно-правовых пред
писаниях. Думается, нет оснований считать, что существует особый
запрет «не причинять легких телесных повреждений», особый — «не
причинять тяжких телесных повреждений», особый — «не совершать
неосторожного убийства» и т. п.
251
щими предписаниями. Такие предписаний свойственны дозволительному регулированию (при котором в данной области отношений дозволено все, что прямо не запрещено в конкретных предписаниях). Здесь запрещающие нормы непосредственно вводятся иными отраслями —■ административным правом, финансовым правом, земельным правом и т. д. Конечно, уголовный закон придает отраслевому запрещающему предписанию уголовно-правовой оттенок, большую определенность, повышенную властно-императивную силу. Но нетрудно заметить, что в принципе функциональные связи в рассматриваемых случаях характеризуются обратной зависимостью: сама уголовная ответственность в определенной степени обусловлена наличием запретов, установленных другими отраслями1.
В областях отношений, для (Которых характерен дозволительный порядок регулирования, обнаруживается тенденция усиления контактов, взаимодействия между уголовным правом и отраслями, устанавливающими запреты. «Современной тенденцией при совершенствовании уголовного права, — пишет В. Н. Кудрявцев, — является все более тесная связь его с нормами других отраслей права»2. Необходимость упрочения этой связи требует того, чтобы юридические запреты, с которыми уголовное право связывает возможность ответственности, формулировались в виде отдельных, самостоятельных,