308
ления, восприятия и т. п., влияет на отбор форм поведения, который производится в этом диалектическом круговороте. Эти формы поведения, в свою очередь, обеспечивают дальнейший отбор ситуаций, в которых участвует человеческое тело, и характеристик его поведения. Этот диалектический процесс заключает в себе смыслы (meanings)3.
Вместо того чтобы ссылаться на стимулы, которые вызывают реакции, Мерло-Понти замечает, что нельзя идентифицировать стимул отдельно от реакции, — в качестве примера можно взять хотя бы болезненные стимулы. Более того, стимул в действительности является одновременно «и физическим событием, как оно есть, само по себе, — с одной стороны, и ситуацией, как она есть "для организма", — с другой, и только впоследствии оформляется в нечто определенное в реакции» (р. 129). Иными словами, при формировании поведения важны не физические свойства стимулов, а то, что объект или событие значат для человека. Хорошее вино может означать великолепные вкусовые ощущения для ценителя вин и дьявольскую жидкость для мусульманина. Физические свойства вина, такие как относительное содержание воды, алкоголя и эфирных масел, не оказывают прямого влияния на этот диалектический процесс восприятия.
И, точно так же, как стимул можно рассматривать с двух различных сторон, это можно сделать и по отношению к реакции. «Сумма фактически произведенных движений» имеет «объективное отношение к физическому миру», тогда как те же самые движения, когда они предстают в виде «так называемого поведения», имеют «внутреннюю структуру (articulation), которая образует кинетическую мелодию, наполненную смыслом» (р. 130). То есть движения просто как движения материалистичны и лишены смысла, а движения как поведение (во взаимодействии со стимулом, предположительно наделенным смыслом) — это часть осмысленного мира, того мира, который дан нам в опыте. Стимул и реакция «внутренне соединены через принадлежность к структуре» (р. 130), что предполагает скорее циклический процесс, чем линейную причинно-следственную связь. Не стимул вызывает реакцию, но стимул и реакция взаимодействуют друг с другом, давая начало непрерывно изменяющимся смыслам.
Книга Мерло-Понти «Феноменология восприятия» (Phenomenology of Perception) нацелена более на обеспечение базиса для его философии, чем на со-
здание модели для психологии. Тем не менее в ней можно найти много такого, что имеет отношение к психологии; кроме того, подобно «Структуре поведения», эта работа твердо опирается на доступные в то время исследования в области психологии, психопатологии и клинической медицины (в особенности, травм головного мозга) и во многих местах ее положения подкреплены подробными ссылками на эти исследования.
Он отвергает метод «заключения в скобки» Гуссерля, потому что опыт контакта с миром первичен, и восприятие дает нам этот первичный опыт, пусть и искаженный ограниченными возможностями перцепции. Так как мы обязательно должны пользоваться телом, имеющим свое определенное положение в пространстве, мы всегда видим вещи в этой ограниченной перспективе. Поэтому область того, что мы можем узнать, всегда ограничена. Тем не менее именно восприятие, настаивает Мерло-Понти, открывает нам «окно» к смыслам (meanings). Оно обеспечивает путь к пониманию диалектического взаимодействия сознания и мира. В основе восприятия лежит направление внимания. В объективистском мире, замечает Мерло-Понти, у нас не было бы никаких средств для того, чтобы выделить один объект или одну ситуацию, а не другой объект или другую ситуацию. Однако опыт внимания (the experience of attention) выделяет для нас фигуру из того, что прежде было фоном. И мы видим птицу на дереве — фигуру, тогда как раньше мы видели только дерево, фон. Направление внимания обеспечивает единство новых смыслов, но оно не создает новых смыслов и даже не предусматривает их возникновение. Новые смыслы возникают в процессе восприятия, как это происходит при внимательном рассматривании куба (впервые описанном в книге «Структура поведения»). В ходе феноменологической редукции человек обнаруживает, что никак не может увидеть куб как нечто, имеющее шесть сторон и равные углы. Вместо этого куб «представляется нам в виде серии профилей, каждый из которых заявляет о кубе во всей его цельности, но не обнаруживает его» (Brannon, 1967, р. 29). То, что мы на самом деле видим, зависит от контекста, такого как освещение, угол зрения и расстояние до наблюдателя. Но никогда куб не предстает для нас пространственной фигурой, имеющей шесть сторон. Это возможно только в совершенно отстраненном сознании. Переопределяя и распознавая объект и сознание его через
3 Гуссерль говорил о нашей смыслообразующей активности (meaning-making activity) как об «интенциональной стреле сознания». В основе ее формирования лежат два источника: внутренний горизонт нашего сознания с его областью смыслов (meanings) и внешний горизонт объектов и смыслового контекста, в который они встроены. Хотя Мерло-Понти для обозначения этих взаимоотношений применял концепцию диалектики, Квант (Kwant, 1966) утверждает, что к концу своей жизни он заменил диалектику, как некую форму дуализма, взаимообратимостью и взаимозаменяемостью или взаимосообщением между различными способами реагирования: между осязанием и зрением, восприятием и речью, — и даже взаимообратимостью между разными людьми. Далее, «взаимообратимость проявляет себя в отношениях между миром и человеком: человек — это часть мира, но такая часть, которая содержит в себе целое... Здесь дается интерпретация человека и мира» (р. 90-91).
309
опыт, в котором они оба появляются, человек действует феноменологически.
Вместо того чтобы рассматривать восприятие как физиологическую функцию тела, Мерло-Понти говорит, что тело обеспечивает условия для восприятия объектов и извлечения смыслов из этого восприятия. Объект — это структура для сознания, а сознание всегда направлено на какой-то объект. Сознание объекта и структура для сознания, которую дает объект, не могут существовать друг без друга4. Таково диалектическое взаимодействие. Каждая из сторон подразумевает наличие другой, своей противоположности. Тело приобретает завершенность только вместе с сознанием. Объект, таким образом, противоположен телу и существованию, которому тело придает устойчивую структуру. Смысл — настолько же принадлежит телу, насколько и объекту: по выражению Мерло-Понти, «j'en suis», — «я есть с этим». Джорджи (1975), защищая ту же идею, говорит: «Обтекаемость форм является свойством самолета, так же как и свойством моего восприятия, когда я смотрю на самолет» (р. 207). Это не значит, что одно объективно, а другое субъективно. Обе точки зрения объективны, — каждая по-своему.
Согласно анализу ощущений, проделанному Мерло-Понти, каждый из видов ощущений — вкус, зрение, слух, обоняние — привязан к своей отличной от других структуре поведения, причем эти структуры не могут заменять друг друга, но могут взаимно глубоко проникать друг в друга. Мы смотрим на барабан и видим его громкость. Мы читаем афоризм и видим его мораль. Мы видим прочность в стальном бруске и тяжесть в огромном валуне; мы слышим огонь в «зажигательном» джазе*; мы слушаем музыку с живым ритмом и чувствуем прилив энергии. Перцептивный синтез происходит на уровне тела, а не на уровне мышления или интерпретации. Мы смотрим на мир двумя глазами и видим единую картину не потому, что образы трансформируются нейронами, не потому что мы мысленно объединяем две картины или реинтер-претируем две картины как одну, а вследствие организации человеческого тела как взаимодействующего с окружающим миром. Межмодальные сенсорные события (слышимый огонь в звуке джазовой трубы) предполагают участие перцептивного синтеза, подобного тому, который имеет место в случае внутримо-дальных перцептивных событий (когда мы смотрим двумя глазами и видим один предмет). Чувственное восприятие (sensing) требует участия всего тела, но в особенности — связанной с ним сенсорной модальности. Нет никакой надобности в интерпретаторе — нейронном или интеллектуальном. Вместо этого существует единство зрительной интенционалыюсти с видимым объектом. Мерло-Понти говорит о «корнях разума в теле и в мире» (1964b, p. 103), в противопо-
ложность концепции восприятия как результата механистического воздействия стимулов на органы чувств, или разума как интерпретирующего агента, помещенного внутри тела. Вероятно, высказывание по поводу цвета, приведенное ниже, также описывает ту глубокую взаимозависимость тела и его мира, которую подчеркивает Мерло-Понти: «цвета... сами по себе представляют различные модальности нашего сосуществования с миром» (1964b, p. 5).
Для понимания восприятия очень важен вопрос о перцептивных константностях. Возьмем, например, константность величины: почему взрослого человека на расстоянии мы видим не маленьким, а таким же по размеру, как и тогда, когда этот человек находится рядом? Согласно Мерло-Понти, так происходит не потому, что некое отстраненное сознание или мозг реинтерпретирует величину объекта с изменением расстояния до него. Причина в том, что в восприятии, как оно проживается нами, мы обладаем опытом восприятия взрослого человека одних и тех же размеров на разных расстояниях относительно соответствующего фона. Подобным образом Мерло-Понти (1964а) трактует и другие виды константности восприятия.