148
занных комплексов, называемых «пограничными состояниями» и «нарциссизмом», и своей неспособности успешно их лечить, используя традиционный психоанализ. Нарциссические индивидуумы демонстрируют очень нестабильную самооценку и очень чувствительны к разочарованиям и неудачам, на которые они реагируют интенсивным чувством стыда, гневом и депрессией (Mann, 1996). Люди с пограничными состояниями — это неудачники, которые имеют нестабильные отношения (хотя при этом не терпят одиночества), имеют низкую самооценку, а также могут употреблять наркотики или алкоголь и вести беспорядочную половую жизнь. Когда Кохут пытался прислушаться к их точке зрения, он пришел к выводу, что они не предаются сексуальным или агрессивным фантазиям или борьбе с желаниями и влечениями, а просто стремятся улучшить чувство «я».
Среди традиционных психоаналитиков было широко распространено мнение, что нарциссические расстройства (а) развиваются из интрапсихического конфликта между неодолимыми влечениями и механизмами, защищающими от них, и (б) не поддаются лечению психоанализом. Кохут, напротив, считал, что проблемы (а) проистекают из неудовлетворительных отношений с заботящимся, обычно с матерью, которые вызвали дефицит чувства «я», и (б) их следует лечить как расстройства «я».
Предложенный Кохутом конструкт «я» (self) тесно связан с тем, что он назвал «я-объектом», под которым понимается заботящийся, обычно мать. Я-объект является объектом, поскольку в случае человека он действительно обособлен от индивидуума; но, с субъективной точки зрения, я-объект — это часть функционирования «я» индивидуума. Я-объекты возникают в трех типах отношений как результат попытки человека удовлетворить нарциссические потребности. Они появляются, когда ребенок (а) идеализирует достоинства и ценности родителей; (б) добивается самоуважения посредством признания, одобрения и восхищения со стороны родителей; (в) формирует чувство общности с окружающими с помощью сверстников. Все это является примерами переноса я-объекта, когда индивидуум стремится утолить свои потребности. Когда терапевт удовлетворяет потребности «я», он становится я-объектом. Я-объект Кохута заменил инстинктивные влечения Фрейда.
Сначала ребенок воспринимает заботящегося о нем взрослого как продолжение собственной системы «я», когда заботящийся взаимодействует с ребенком посредством визуального контакта, вокализации и телесных движений. В первые два месяца жизни заботящийся становится частью «я» ребенка. Символическая игра, которая имеет место в возрасте от полутора до четырех лет, возвещает о новой стадии развития я-объекта. Ребенок рассматривает я-объект как часть игры, даже если я-объекта в данный момент нет рядом. Когда ребенок ведет разговор с самим собой (внутренний диалог), я-объект становится реципиентом, пусть даже им, по-видимому, является сам ребенок. Игра
образует стержневое «я» вокруг рассказов и других видов притворства, которые помогают его формировать. Если родитель реагирует на действия ребенка благожелательно, родитель и другие люди становятся частью единой системы «я» ребенка.
Когда реакция родителя на ребенка несовместима с опытом последнего, родитель становится обособленной сущностью (entity) во внешнем мире, а не частью «я» и внутреннего мира ребенка. Для этого внешнего мира создается другой паттерн, включающий языковые формы и четко обозначенные цели. Взаимодействуя с внешним миром, ребенок сохраняет мир «я» обособленным и отдаленным.
«Я» — это собственный внутренний опыт человека. Посредством него индивидуумы постоянно структурируют свои чувства, представления, воспоминания и т. д. как ощущение «себя». Рождающееся «я» обеспечивает указания в отношении целей, которых люди стремятся достичь в своей жизни. Психологически здоровый человек старается следовать курсу этой программы. На протяжении всей жизни «я» требует я-объектов, но они являются скорее функциями, чем людьми. Подобные функции могут быть социальными, межличностными и религиозными, реализуемые супругом, работодателем, наставником и / или терапевтом. Но я-объект — это всегда внутренний процесс, а.не просто межличностные отношения.
Лечение нарциссизма, Кохут и Вольф (Kohut & Wolf, 1978) говорят нам, что неудовлетворенные нарциссические потребности детства требуют насыщения, давно откладываемого удовлетворения. Но потребности скрыты за «крикливой уверенностью» и «стеной стыда и ранимости» (р. 423). Аналитик должен показать пациентам, что они постоянно ищут похвалы из-за нереализованных потребностей своего детства и что их гнев проистекает из чувств безнадежности и беспомощности, а также из их неспособности настоять на удовлетворении своих потребностей. По мере того как пациент постепенно осознает и признает эти состояния, он начинает изучать потребности, открыто и с пониманием себя. И когда вытеснение нарциссических потребностей детства прекращается, он может снова их вытеснить, ощущая при этом минимальное сопротивление. Если аналитик может добиться открытого признания этих потребностей, они постепенно превратятся из жажды власти в нормальную уверенность в себе и из претенциозности — в нормальные идеалы.
Кохут (Kohut, 1979) приводит случай с «мистером Z», в котором он применял ортодоксальный анализ пять раз в неделю в течение четырех лет, а затем, через пять с половиной лет, применил свою процедуру анализа «я», которую он разработал за это время. Анализ «я», как и ортодоксальный анализ, происходил пять раз в неделю в течение четырех лет. При итоговом сравнении двух серий сеансов бросаются в глаза различия. В ортодоксальном анализе «мистера Z» Кохут описывает симптомы как свиде-
149
тельствующие о «явной претенциозности и высокомерии, которые были обусловлены воображаемой эдиповой победой», хотя ниже «барьера вытеснения» была «тревога кастрации и депрессия, вызванные фактическим эдиповым поражением». Ортодоксальное лечение привело к поверхностному успеху, но пациент вернулся из-за продолжающихся проблем.
Вторая серия сеансов выявила более сложную ситуацию. Пациент демонстрировал «явное высокомерие, изоляцию "старшего"», обусловленные продолжающимися попытками объединиться с идеализированной матерью. Пока пациент оставался в подчинении у матери, она стремилась удостоверить его превосходство над отцом. На сознательном уровне пациента характеризовали «низкая самооценка, депрессия, мазохизм, (оборонительная) идеализация матери», а ниже барьера вытеснения — «(необоронительная) идеализация отца, гнев против матери, самоуверенная мужская сексуальность и эксгибиционизм». Терапия проходила в виде двух стадий. На первой «мистер Z» увидел свой страх разъединения с матерью и, следовательно, потери того «я», которое было ему известно. Вторая стадия довела до сознания «гнев, уверенность, сексуальность и эксгибиционизм независимого «я»», которые были вытеснены. Все это поставило его лицом к лицу с «травматической сверхстимуляцией и страхом дезинтеграции». Кохут сообщает об успешном завершении анализа «я» «мистера Z».
Сравнение Кохута с Фрейдом. Сравнивая Фрейда и Кохута, Орнштейн (Ornstein, 1996) находит, что Фрейд рассматривал младенца как участника непрерывного конфликта с миром, тогда как Кохут полагал, что младенец уже приспособлен к жизни в гармонии с миром. Расстройства «я» Кохут считал скорее недостатками развития, чем фрейдовскими конфликтами.
Хотя Кохут заменил психосексуальное развитие Фрейда развитием «я», он не отрицал конструкт эдипова конфликта. Он считал, что ребенок вступает в эдипову фазу развития с чувством вины и тревогой. Слабое и фрагментированное «я» не может успешно разрешить конфликт. Напротив, ребенок со здоровым, сцементированным «я» — и со здоровыми я-объектами, которые принимают его эдиповы желания с эмпатическим пониманием и признанием, — успешно справится с трудностями. Фактически, опыт вызывает еще большую консолидацию «я». В целом, если я-объекты подкрепляют врожденный потенциал ребенка, а не навязывают собственные ожидания, они будут способствовать расцвету талантов ребенка. Когда у «я» нет возможности развить свой потенциал, роль аналитика состоит в том, чтобы понять опыт пациента и дать интерпретации, которые «запустят рабочий процесс, воссоздающий в анализе ситуацию, которая обеспечивает растянутое
во времени воздействие на пациента оптимальных фрустраций, улучшающее развитие. Именно эта возможность, редко предоставлявшаяся пациенту в детстве, предлагается еще раз при анализе» (Kohut, 1984, р. 210). Опираясь на теоретические формулировки Кохута и его успех в лечении, его последователи создали Международный совет по психологии Я (International Council for Self Psychology).
Приложение к студентам. Теория Кохута была перенесена на отношения студентов с их наставниками (Mehlman & Glickauf-Hughes, 1994). Наставник (mentor) студентов становится я-объектом. В здоровых отношениях перенос я-объекта носит временный характер, когда студент интернализует функции наставника как идеализированную фигуру и источник самооценки. В менее здоровых отношениях преподаватель (professor) удовлетворяет не все потребности студента, и тот испытывает чувство неудовлетворенности. Когда студент страдает избыточным нарциссизмом, его потребность в одобрении не может быть реализована, поэтому он испытывает сильное разочарование, понижает самооценку и даже впадает в депрессию. Авторы считают, что терапевты, работающие со студентами колледжей, должны признать элементарные потребпости, связанные с переносами я-объекта, с тем чтобы помочь разрешить проблемы с наставниками и повысить самооценку студентов.
Пересмотр. Среди новых направлений можно отметить растущее признание того, что я-объект — это не объект и не «я», а субъективность отношений (Bacal, 1995). Понятие интерсубъективности (intersubjectivity) облегчает продвижение психологии Я к более полной реляционной системе (Stolorow, 1995). С этой точки зрения, вместо того чтобы изучать я-переживания, терапевты все больше изучают отношения я-объекта с аналитиком как средство обеспечения развития и совершенствования «я». В то же время понятие переноса я-объекта избавляет аналитика от теории инстинкта и препятствий, которые она создает на пути лечения (Basch, 1995). Психоанализ становится эмпатико-интро-спективным подходом, включающим интерсубъективность. Кернберг (Kernberg, 1992) придает огромное значение чувствам. Он полагает, что они являются строительными кирпичиками влечений. Чувство сексуального возбуждения дает начало влечению либидо, а гнев — агрессивному импульсу. Объектные отношения, питаемые чувствами, также способствуют влечениям, тем самым расширяя фокус и перенося его с телесных функций на социальные.