Смекни!
smekni.com

Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии (стр. 162 из 168)

3 Очевидно, Куо не был знаком с работой Хайнда (Hinde, 1966), который отверг доктрину инстинктов, объединив сравнительную психологию и этологию, тем самым добавляя развитие к этологии и делая ее эпигенетической, антиин­стинктивной и холистической.

336

происходить на горизонтальных уровнях — напри­мер, между генами, клетками, организмами и кон­текстами — или на вертикальных — между геном и клеткой или организмом и культурой. Гены явля­ются не независимыми причинами, доказывает он, а частью процесса развития и испытывают влияние со стороны других уровней системы. Причины про­истекают не из какого-то одного уровня, а из отно­шений между уровнями; и анализ изменчивости, который в своих усредняющих процедурах игнори­рует индивида, — «это не то же самое, что анализ причин» (р. 139).

Тем не менее учебники по психологии развития, которые исследовал Готтлиб, как правило, придер­живаются традиционного взгляда на генетику пове­дения и анализ изменчивости. В этих учебниках за­крепляется неправильное использование биологи­ческого понятия, в то время как даже в биологии оно не принимается в форме линейной причин­ности.

Поработав с методом «отверстия в яйце» Куо и другими процедурами сбора данных, Готтлиб (Gottlieb, 1997) заключил, что «инстинктивное» поведение, такое как крики птиц, регулируется пренатальными взаимодействиями — взаимными влияниями, — которые включают в себя уровни ге­нов, нейронов, поведения и среды. Причинность — это совместное действие этих структурно-функци­ональных отношений, а не какое-то линейное собы­тие, состоящее в том, что гены являются причиной поведения, или что поведение является причиной формирования структур. Термин «врожденный» относится не к генетической детерминации, а к де­ятельности, специфичной для вида, не зависящей от непосредственного научения, но зависящей от опыта в широком смысле. Фактически поведение может способствовать эволюционным изменениям. Популяция животных (включая людей), которая начинает жить в новом месте, должна адаптиро­ваться и изменить свое поведение. Внутри популя­ции подобное изменение ведет к использованию ресурсов, благоприятствующих большей силе или

ловкости, или остроте зрения, а это меняет анато­мию и физиологию. Это изменение, в свою оче­редь, может в конечном счете привести к измене­ниям в генетическом составе популяции. Происхо­дят изменения во всей системе развития. Некоторые латентные гены становятся активными. Посколь­ку в полном наборе генов (геноме) экспрессию по­лучает только крохотный процент генов, потенци­ал для активизации остальных огромен. Одним из примеров подобной активизации является рост зуба у птицы, когда на ее эпителиальные клетки воздействуют измененные условия развития. Даже когда происходит мутация генов, они не могут сами по себе изменять признаки, ибо являются только частью системы развития. Готтлиб называ­ет свой поход к психобиологии «нисходящим» (от поведения к генам), в отличие от «восходящего» (от генов к поведению) подхода, который ищет объяснения поведения и его изменений в генах. Он заявляет, что должны быть приняты во внимание интеракции, взаимные влияния, проходящие через все уровни — гены, нейроны, поведение и среду.

Ояма (Оуата, 1985), который также ратует за отказ от дихотомии между генами и средой, пола­гает, что традиционную дихотомию можно сохра­нить, поскольку она, по-видимому, «вносит боль­ше ясности, больше согласованности, больше по­следовательности» (р. 9). Возможно, некоторое сопротивление этому подходу вызвано сравнитель­ной легкостью приписывания результатов генам или среде, или инстинкту, вместо того чтобы рас­сматривать сложные взаимодействия между собы­тиями. Келлер (Keller, 1983, 1985) и Спэниер (Spanier, 1995) сходятся в том, что проблема за­ключена в мужском доминировании в науке и в патриархальной перспективе мужчин, которая от­крывает вид на некий иерархический командный центр и не позволяет заметить взаимодействие. Каким бы ни было основание для дихотомий и до­пущений линейных причин и следствий, вероятно­стно-эпигенетическая психология считает, что вза­имодействия имеют место.

337

Глава 14. Оглядываясь назад и подводя итоги

Часть VII. Ретроспективный обзор

ПРИЧИННОСТЬ И СИСТЕМЫ

психологии

Одна из форм классификации, используемая для сравнения систем психологии, предполагает опреде­ление того, где следует локализовать источник при­чинности. Согласно ей, мы имеем четыре категории систем: (а) органоцентрические — источник причин­ности заключен в организме; (б) энвайроцентричес-кие — источник причинности лежит в окружающей среде; (в) социоцентрические — источник причинно­сти находится в социальной группе и (г) нецентри­ческие — причинность не имеет какого-либо одного источника, но заключена в отношениях или в поле событий. Большинство систем так или иначе попа­дают в одну из этих категорий, но некоторым из них все же свойственна неопределенность, проявляюща­яся в расхождениях при изложении их разными сто­ронниками системы или в отсутствии четкой пози­ции относительно локуса причинности, которая не представлена ни имплицитно, ни эксплицитно.

Наибольшей неопределенностью отличаются че­тыре системы: (а) энвайронментальная психология, (б) диалектическая психология, (в) феноменологи­ческая психология и (г) прямой реализм. Энвай­ронментальная психология довольно неконкретна в определении локуса причинности; она изучает, глав­ным образом, влияние среды на людей, но определяет себя в терминах взаимных отношений. Если она яв­ляется интеракциональной, каковой она пытается выглядеть, тогда ее следует отнести к категории не­центрических систем, вместе с общественной психо­логией (с которой она имеет много общего). Если она

ближе к допущению Баркера, согласно которому по­ведение — это функция среды, тогда она должна вхо­дить в категорию энвайроцентрических систем. Ди­алектическая психология иногда склоняется к био­логическому редукционизму, и в таких случаях она попадает в разряд органоцентрических систем. Фе­номенологическая психология сохраняет определен­ную приверженность психической причинности, обусловленную ее теологическим наследием; в этом смысле она органоцентрична. Прямой реализм орга-ноцентричен в том смысле, что он признает психо­аналитические инстинкты, но в остальном он обна­руживает явные признаки нецентрической системы. Кроме того, социальный конструкционизм представ­ляет собой специализированную форму энвайроцен-тризма, поскольку поставленное в нем во главу угла социальное сообщество, определяющее все, что мы можем знать о чем-либо, является частью среды; эту систему можно с полным правом отнести и к энвай-роцентрической категории. Как бы то ни было, в табл. 14.1 шестнадцать систем, рассматриваемые в этой книге, разбиваются на четыре категории.

Таблица поражает тем, что такое большое количе­ство систем относится, по крайней мере преимуще­ственно, к разряду нецентрических. Это может ука­зывать на то, что немалое число психологов ока­зались неудовлетворенными традиционными органоцентрическими системами и что их наблюде­ния за психологическими событиями независимо привели их к схожей альтернативе. Однако в США общее влияние этой группы очень незначительно, и большинство систем известно относительно немно­гим психологам, и следовательно, те лишены воз­можности рассматривать их в качестве альтернатив-


340

ных подходов. Теория экологического восприятия Гибсона является наиболее известной системой и оказывает небольшое, но заметное влияние. В Евро­пе самой влиятельной из этих систем является, по-видимому, экзистенциально-феноменологическая психология.

ХАРАКТЕРИСТИКИ КАЖДОЙ КАТЕГОРИИ ПРИЧИННОСТИ

Органоцентризм

Теория. Органоцентризм уходит корнями в рационалистическую философию континентальной Европы, получившую развитие в XVIII в. — особен­но в Германии, Франции и Шотландии. В своей примитивной форме он восходит к анимистическим верованиям охотников и собирателей, которые поме­щали психологические события в сердце или каком-то ином телесном органе. Греки классического перио­да заменили анимизм более совершенным натурализ­мом, а Аристотель сформулировал нецентрическую психологию. Но органоцентрическая психология вернулась в виде патристической теологии и продол­жает существовать поныне в ссылках на психе, ви­тальную и разумную душу, разум, мозг, сознание и «я», а также в конструктах обработки информации. Опираясь на рационалистов, пользовавшихся влия­нием в континентальной Европе, она постулирует врожденное знание или врожденные механизмы, ко­торые реагируют на внешнюю стимуляцию, в резуль­тате чего стимул отображает мир в той или иной фор­ме. Тем самым она постулирует двойной мир: физи­ческий вовне и ментальный (психический) внутри. Внутренний мир часто сводят к биологии, в частно­сти, к головному мозгу, который затем продуцирует поведение и является причиной собственных дей­ствий (самокаузальность). Чтобы облегчить это пре­вращение и объяснить его механику, зачастую ис­пользуют аналогии, наиболее распространенной из которых сегодня являются компьютер и компьютер­ные программы. Поскольку дихотомия внутреннего и внешнего — это одна из форм дуализма «душа — тело», возникает ряд вопросов. Тождественен ли ра­зум (душа) головному мозгу? Или же разум являет­ся эмерджентным феноменом мозга, его эпифеноме­ном? Обычно предполагается одна из форм после­днего (см. главу 2, с. 70-72).

Органоцентрические системы неизменно начина­ют свои изыскания с конструктов, таких как нейрон­ные сети и компьютерные программы (когнити-визм), самоактуализация (гуманистическая психоло­гия) и инстинкты (эволюционная психология и психоанализ), интерпретируя результаты исследова­ний в терминах этих же самых конструктов. Все эти системы, за исключением когнитивизма, отводят до-