Смекни!
smekni.com

Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии (стр. 25 из 168)

Хотя бихевиоризм доминировал в американской психологии 1930-х — 1950-х гг., как строгий, так и методологический бихевиоризм в конце концов утратили своих последователей. Бихевиористы обе­щали начать с объяснения простых форм научения у животных. Когда эти принципы научения удалось ясно сформулировать благодаря экспериментирова­нию, они постепенно и последовательно перешли к изучению сложных форм человеческого поведения. К сожалению, обнаруженные ими механизмы науче­ния у животных оказались (а) слишком сложными; (б) вероятно, не соответствующими реальным меха­низмам научения не только по отношению к челове­ку, но и самим животным, вследствие искусственно­сти лабораторных условий; (в) не обязательно при­менимыми к человеку. Интерес бихевиористов к научению у животных базировался на (а) теории биологической эволюции, указывающей на непре­рывный характер развития биологических видов, и на (б) подчеркивании английским эмпиризмом роли опыта, вдохновившего авторов «Декларации незави­симости» на формулировку положения «Все люди созданы равными». Эта формулировка представля­ла собой типично американское кредо, под которым бихевиоризм неявно подписывался и подтверждение которого он намеревался продемонстрировать. Ос­новной недостаток бихевиоризма, возможно, состо­ял в том, что он «сделал психологию отрекающейся дисциплиной, окончательно отступившей перед ли­цом таких сложных типов поведения, как воображе­ние, восприятие, внимание, чувства и другие основ­ные формы человеческой активности» (Kantor, 1969). Кроме того, ментализм, давно и прочно пус­тивший свои корни в культуре, находился лишь под ее поверхностным слоем и не мог постоянно оста­ваться подавляемым.

Неспособность бихевиоризма выполнить свои обещания, наряду с неявным положительным отно­шением к ментализму, явились наиболее важными факторами, приведшими к замене его, за исключени­ем анализа поведения, когнитивной психологией (см. главу 3), продолжившей развивать методологию би­хевиоризма и сохранившей акцент на процессе на­учения. Когнитивизм рассматривает память, воспри­ятие и другие когниции не как поведение, а как пси­хические процессы, родственные компьютерным программам. Он рассматривает эти процессы как внутренние репрезентации внешнего мира (в некото­рых версиях репрезентации рассматриваются не столько как изображения (pictures), сколько как ги-

потетические структуры, являющиеся кодами воспо­минаний, восприятий и т. д.). Таким образом, заме­щение бихевиоризма когнитивизмом привело к воз­вращению (а) дуализма «душа—тело», (б) двойного мира Канта и его врожденных категорий (de­terminers) разума и (в) модели восприятия, отража­ющей линию Плотин—Галилей—Ньютон—Локк— Беркли—Юм—Кант—Мюллер—Гельмгольц.

Фактически дуализм «душа—тело» никогда не ис­чезал из психологии. Хотя в 1930-х — 1950-х гг. он находился в относительно подавляемом состоянии, тем не менее он продолжал присутствовать все это время в методологическом бихевиоризме и, наконец, вновь громогласно заявил о себе практически во всех областях психологии. Стимульно-реактивная модель научения являлась настолько механистичной и огра­ниченной, что исследователи сочли ее неудовлетво­рительной. Однако, в поисках альтернативы, они на­ходили только ментализм. Восхищение компьютера­ми породило новую соблазнительную аналогию разума, и пресловутый маятник качнулся в сторону ментализма. Менталистские конструкции свободно используются в современной психологии, почти не получая критической оценки (Jenkins, 1993).

Выход за пределы бихевиоризма. Одним из пер­вых, кто определил психологическое событие не про­сто как поведение организма или ментальный про­цесс, но как взаимодействие между объектом и орга­низмом, был Фредерик Вудбридж (1867-1940), член факультета естественной философии Колумбийско­го университета. В частности, он отстаивал позицию (близкую к позиции Аристотеля), согласно которой зрение не относится исключительно к организму, но представляет собой «взаимодействие или отношение между организмом и его окружением, осуществляе­мое посредством глаза» (Woodbridge, 1909, р. 368). Нервная система не способна видеть или слышать, отмечал Вудбридж, но она обеспечивает единство (unity) посредством координирования различений органами чувств, и это единство и есть сознание.

Другим ученым, подчеркивавшим роль взаимо­действия «организм—среда» (а не взаимодействия «душа—тело»), вместо представлений о механичес­ких входных и выходных сигналах, был китайский исследователь поведения животных Цин-Ян Куо (Zing-Yang Kuo, 1898-1940). Он был учеником Тол-мена, хотя испытал весьма значительное влияние Уотсона, несмотря на свое критическое отношение к его работам. Он придавал большое значение биоло­гии, но лишь как реализационному или ограничива­ющему, но не определяющему условию поведения животных. Разработанная им система психологии в настоящее время носит название «вероятностно-эпи­генетической психологии» (см. главу 13). Несколь­ко ранее Дж. Р. Кантор (1888-1984) принял во вни­мание контекст («поле») независимых взаимодей­ствий, положив это понятие в основу детально разработанной им системы психологии (см. главу 10), получившей свое полное выражение в виде фор-

60

мальных постулатов и распространенной им на такие виды «интерповедения» («interbehaviors»), как по­знание, ориентировочное поведение, выбор, мышле­ние и т. д. Поскольку его система рассматривает пси­хологическое явление как комплекс отношений меж­ду конкретными событиями, она не нуждается в ментагшстских конструкциях или редукции психоло­гии к активности мозга. Тем не менее мозг, как и дру­гие компоненты биологии организма, получают в ней полное признание в качестве участвующих условий (participating conditions), относящихся к полю, как это имело место в системе Куо.

Система экологического восприятия Джеймса Гибсона (1904-1979), позднее развившаяся в эколо­гический реализм, приобрела в целом сходные (с интербихевиоризмом) характеристики после того, как были отброшены более традиционные конструк­ции этой системы (см. главу 13, § 3).

Оперантный субъективизм Уильяма Стефенсона (см. главу 11) принял интербихевиоризм в качестве своей теоретической базы и обеспечил строгую ме­тодологию объективного изучения субъективности, т. е. точек зрения субъекта. Эта методология откры­вает путь систематическому исследованию так на­зываемых психических (mental) или когнитивных событий, которые так и не смог адекватно объяснить бихевиоризм. Таким образом, была предложена аль­тернатива механистическим компьютерным конст­руктам когнитивизма и статистическим процеду­рам, сводящим на нет уникальность отдельного индивидуума. Общественная психология (см. главу 13) тоже приняла тезис о взаимодействии индивидуу­ма и окружения и приобрела прикладную ориента­цию. Диалектическая психология (см. главу 9) так­же носит интеракционный или биполярный харак­тер и принимает во внимание историю развития и контекст взаимодействий. Русские и китайские ди­алектики отличались более редукционистскими взглядами, сводя психологию к биологии, что было в меньшей степени свойственно другим представи­телям диалектики.

Эти нецентрические подходы вышли за пределы давней традиции, прослеживаемой еще со времен эллинистической Греции15, хотя, как и всегда, у этих современных подходов были свои предшественники. Несмотря на то, что им удалось предложить альтер­нативу как ментализму, так и механицизму, их рабо­ты не получили должного внимания в силу автори­тета традиции — пользуясь метафорой Уильяма Джеймса, великого маховика привычки, — продол­жающей взывать к могущественному духу «разума» и его инкарнации в виде мозга.

Гештальт-психология. Рационализм и эмпиризм столкнулись, когда на сцене появилась гештальт-пси-

хология (не путать с гештальт-терапией Фрица Перл-са, рассматриваемой в главе 4). Гештальт-психологи утверждали, что разум не делится на элементы, даже на такие, которые могут соединяться, подобно хими­ческим элементам, в сложные вещества (как полагал Дж. С. Милль) или объединяться посредством аппер­цепции (как считали Лейбниц и Вундт). Гештальтисты настаивали на том, что разум наделен врожденными способностями, придающими вещам гештальт — целое или паттерн, — что присуще как восприятию, так и мышлению. Например, когда мы смотрим на вещи, мы не видим отдельные пятна, которые должны быть скомбинированы в объект, скажем, дерево. Вместо это­го наши врожденные механизмы соотносят различные компоненты по принципам пространственной близо­сти, сходства и установки (того, что мы ожидаем уви­деть) в единицу «дерево». Научение и решение про­блем состоит не в пробах и ошибках, как полагал Тор-ндайк, но в обнаружении критического компонента решения, который способствует образованию целого. Научение — это достижение инсайта. Вольфганг Ке-лер (1887-1967) попытался подвести под гештальт-организацию физиологическую базу на основе анало­гии с электрическими полями. Он высказал предпо­ложение, что сенсорная стимуляция попадает в зону действия электрохимических полей мозга и реструк­турируется в целостности. Далее, конфигурация сило­вых полей мозга и конфигурация объекта, принадле­жащего миру, соответствуют друг другу во всех своих точках: они «изоморфны» друг другу. В процессе вос­приятия индивид воспринимает эти конфигурации в своем мозге. Здесь, как и в случае Мюллера и Гельм-гольца, перед нами пример биологизации кантовско-го единства апперцепции. Его удвоенный мир пред­стает в виде изоморфизма, а врожденная категориза­ция — в виде гештальт-организации.