Смекни!
smekni.com

Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов, Фрейд Анна (стр. 106 из 111)

458

З.Фрейд

как и в нашем случае, произошла от привязанности к отцу. Является желание быть в лоне матери, чтобы за­менить ее при коитусе, занять ее место у отца. Фантазия возрождения является, вероятно, всегда ослабленной фантазией, так сказать — евфемизмом инцестуозного общения с матерью, анагогическим сокращением его, пользуясь выражением Зильберера (Silberer). Возникает желание вернуться к положению, которое ребенок зани­мал в гениталиях матери, при чем мужчина отождеств­ляется с его пенисам, заменяет его собой. Тогда обе фан­тазии оказываются противоположными, выражающими желание общения с отцом или матерью, в зависимости от мужской или женской установки данного лица. Не исключается возможность и того, что в жалобе и в усло­виях выздоровления нашего пациента объединены обе фантазии, т.е. оба инцестуозных желания. Хочу сделать еще раз попытку перетолковать после­дние результаты анализа по образцу объяснений против­ников: пациент жалуется на свое бегство от мира в ти­пичной фантазии о пребывании в утробе матери и ви­дит свое исцеление только в типичном образе возрож­дения. Это последнее он выражает в анальных симпто­мах в соответствии с преобладающим у него предрас­положением. По образцу анальной фантазии возрожде­ния он создал себе детскую сцену, воспроизводящую его желание в архаически-символических выражениях. За­тем его симптомы сплетаются так, как будто они исхо­дили из такой первичной сцены. Он должен был ре­шиться на весь этот обратный путь, потому что натол­кнулся на жизненные задачи, для разрешения которых он был слишком ленив, или потому что у него было полное основание относиться с недоверием к своей ма-лоценности; он полагал, что таким способом он лучше всего защитит себя от унижения. Все это было бы хорошо и прекрасно, если бы несча­стному в 4 года не приснился сон, с которого начался его невроз; сон, вызванный рассказами деда о портном и вол­ке, и толкование которого делает необходимым предпо­ложение о такой первичной сцене. 06 эти мелочные, но неопровержимые факты разбиваются, к сожалению, все те облегчения, которые нам хотят создать теории Юнга и Адлера. Настоящее положение вещей, как мне кажет­ся, говорит скорее за то, что фантазия о возрождении происходит от первичной сцены, чем наоборот, что пер-

Дополнения из самого раннего детства

459

вичная сцена является отражением фантазии возрожде­ния. Может быть, можно также допустить, что тогда, в 4 года после рождения, пациент был еще слишком мо­лод, чтобы уже желать себе возрождения. Но от этого последнего аргумента я должен отказаться''.

1) Допускаю, что этот вопрос — самый тонкий во всем психоаналити­ческом учении. Я не нуждался в сообщениях Юнга и Адлера, чтобы критически задуматься над возможностью, что утверждаемые ана­лизом детские переживания. — пережитые в невероятно раннем воз­расте! — скорее основаны на фантшиях, сочиненных по поводу бо­лее поздних случаев, и чти необходимо допустить проявление кон-ституционального момента или филогенетически унатедоиинниМ предрасположения во всех тех случаях, когда в анализах находишь влияние детского впечатления на последующую жизнь. Наоборот, ничто не вызывало во мне больше сомнений, никакая другая неуве­ренность не удерживала сильнее от публикации. Я первый открыл как роль фантазии для образования симптомов, так и "обратное фан­тазирование " в детство более поздних наблюдений и последующую сексуализацию этих фантазий — на что не указал бы никто из про­тивников. (См. "Толкование сновидений ". I издание, стр.49, и при­мечание к случаю невроза навязчивого состояния. I9W. стр.164, ^а-mml. Kl. Schrift.111. Folgel. Если я все-таки остался при своих более трудных и менее приемлимых чзгляоах. то это случилось олагч')аря аргументам, на которые наводит исследователя описанный здесь случай или любой другой детский невроз, и которые я здесь предла­гаю на суд читателя.

IX. Выводы и проблемы Не знаю, удалось ли читателю предлагаемого описания анализа составить себе ясную картину возникновения и развития болезни у моего пациента. Опасаюсь, что это скорее не так. Но как мало я обычно ни защищаю ИСКУС­СТВО моего изложения, на этот раз я хотел бы сослаться на смягчающие обстоятельства. Передо мною стояла за­дача, за которую никто еще никогда не брался: ввести в описание такие ранние фазы и такие глубокие слои душев­ной жизни; и лучше уже разрешить плохо эту задачу, чем обратиться перед нею в бегство, которое, помимо всего, должно быть связано с известными опасностями для стру­сившего. Итак, лучше уж смело показать, что не останав­ливаешься и перед сознанием своей недостаточности. Сам случай был не особенно благоприятен. Изучение ребенка сквозь призму сознания взрослого, что сделало возможным получить обилие сведений о детстве, — долж­но было искупаться тем, что анализ был разорван на самые мелкие крохи; это и привело к соответствующему несовер­шенству его описания. Личные особенности, чуждый наше­му пониманию национальный характер, ставили большие трудности перед необходимостью вчувствоваться в лич­ность больного. Пропасть между милой, идущей навстре­чу личностью больного, его острым интеллектом, благород­ным образом мыслей и совершенно неукротимыми поры­вами влечений сделало необходимой очень длительную подготовительную и воспитательную работу, благодаря которой еще больше пострадала ясность. Но сам пациент совершенно не виноват в том, что характер этого случая ставит самые трудные задачи перед описанием. В психоло­гии взрослого нам счастливо удалось разделить душевные процессы на сознательные и бессознательные и описать их с достаточной ясностью. В отношении ребенка это разли­чие почти недоступно нам. Часто не решаешься сам указать, что следовало бы считать сознательным, что -бессознатель­ным. Психические процессы, которые стали господствую-

Выводы и проблемы

461

щими и которые, судя по их позднейшему проявлению, должны быть отнесены к сознательным, все же не были осознаны ребенком. Легко понять, почему сознание не при­обрело еще у ребенка всех характеризующих его призна­ков: оно находится в процессе развития и не обладает еще способностью превратиться в словесные представления. Обыкновенно мы всегда грешим тем, что путаем феномен, как восприятие в сознании, с принадлежностью его к какой-нибудь предполагаемой психической системе, которую мы должны были как-нибудь условно назвать, но которую так­же называем сознанием (система Bw); эта путаница безобид­на при психологическом описании взрослого, но вводит в заблуждение при описании деленной жизни ребенка. Вве­дение "предсознательного" тут тоже мало помогает, пото­му что предсознательное ребенка также мало совпадает с предсознательным взрослого. Приходится поэтому удовлет­вориться тем, что сознаешь все темные стороны вопроса. Само собой понятно, что случай, подобный описанно­му здесь, мог бы послужить поводом для дискуссии о всех результатах и проблемах психоанализа. Это была бы бес­конечная и ничем не оправдываемая работа. Нужно ска­зать себе, что из одного случая всего не узнаешь, всего на нам не разрешишь, и удовлетворшъся тем, что использу­ешь его для того, что он всего яснее обнаруживает. Зада­ча дать объяснения, стоящая перед психоанализом вооб­ще, узко ограничена. Объяснить нужно бросающиеся в глаза симптомы, вскрывая их происхождение; психичес­ких механизмов и влечений, к которым приходишь таким путем, объяснять не приходится; их можно только опи­сать. Для того, чтобы прийти к новым общим положени­ям из того, что констатировано в отношении этих после­дних пунктов, нужно иметь много таких хорошо и глубо­ко анализированных случаев. Их нелегко получить, каж­дый в отдельности требует долголетней работы. В этой области возможен поэтому только очень медленный успех. Весьма естественно, поэтому, искушение "наскрести" у некоторого числа лиц на психической поверхности кое-какие данные, а остальное заменить общими соображени­ями, которые затем ставятся под защиту какого-нибудь философского направления. В пользу такого метода мож­но привести и практическую необходимость, но требова­ния науки нельзя удовлетворить никаким суррогатом11.

1) Нииек ни Stekel'я Ред

462

З.Фрейд

Я хочу попробовать набросать синтетический обзор сек­суального развития моего пациента, при котором могу на­чать с самьхх ранних проявлении. Первое, что мы о ним слышим, это нарушение удовольствия от еды (Esslust), в котором я, на основании опыта в других случаях, однако, без какой бы то ни было категоричности в утверждение, склонен видеть результат какого-то процесса в сексуаль­ной области. Первую явно сексуальную организацию я должен видеть в так называемой каннибальной или ораль­ной фазе, в которой главную роль еще играет первона­чальная связь сексуального возбуждения с влечением к пище. Непосредственных проявлений этой фазы ждать не приходится, но при наступлении каких-нибудь нарушений в этой области должны быть соответствующие проявле­ния. Нарушение влечения к пище — которое может, разу­меется, иметь еще и другие причины — обращает наше внимание на то, что организму не удалось справиться с сек­суальным возбуждением. Сексуальной целью этой фазы мог бы быть только каннибализм, пожирание; у нашего пациента это проявляется как регрессия в более высокой ступени в виде страха: быть съеденным волком. Извест­но, что в гораздо более старшем возрасте, у девушек во время наступления половой зрелости или вскоре после этого, встречается невроз, выражающий отрицание сексу­альности посредством анорексии; ее можно привести в связь с этой оральной фазой сексуальной жизни. На вы­соте пароксизма влюбленности ("я бы мог тебя съесть от любви") и в ласковом общении с маленькими детьми, при чем взрослый сам ведет себя, как ребенок, опять появля­ется любовная цель оральной организации. В другом ме­сте я высказал предположение, что у отца моего пациен­та была привычка "ласковой ругани", что он играл с ре­бенком в волка или собаку и в шутку угрожал ему, что сожрет его. Пациент подтвердил это предположение сво­им странным поведением в перенесении. Как только он, отступая перед трудностями лечения, возвращался к "пе­ренесению", он угрожал тем, что съест, сожрет, а позже всевозможными другими истязаниями, — что было все только выражением нежности. В разговорном языке сохранился отпечаток этой ораль­ной сексуальной фазы: говорят об "аппетитном" любовном объекте, возлюбленную называют "сладкой". Мы вспоми­наем, что наш маленький пациент хотел есть только слад­кое- Сладости, конфеты в сновидении обыкновенно зани-