Смекни!
smekni.com

Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов, Фрейд Анна (стр. 15 из 111)

64

А. Ф^ейд

Hbi взаимоотношений между сверх-Я и объектами, которым оно обязано своим возникновением; мы можем сравнить их с соотношениями, имеющими место в двух сообщающих­ся сосудах. Если усливаются хорошие отношения с родите­лями во внешнем мире, то одновременно усиливаются и притязания сверх-Я и энергия, с которой оно их предъяв­ляет. Если эти отношения ухудшаются, то одновременно слабеет и сверх-Я. Приведем в качестве первого примера совсем малень­кого ребенка. Если матери или няне удается приучить маленького ребенка после первого года жизни отправлять во время естественные надобности, то у нас получается такое впечатление, что ребенок соблюдает это требование чистоплотности не только из боязни или любви к матери или няне, но что у него самого возникает определенное отношение к этому требованию, что он сам радуется сво­ей опрятности и огорчается, если с ним случается несчас­тье в этом отношении. Правда, мы всегда замечаем, что последующая разлука с лицом, которое научило ребенка соблюдать опрятность (временная разлука с матерью или перемена няни) ставит под угрозу это завоевание. Ребенок становится опять неопрятным, таким же, каким он был до того, как его научили соблюдать опрятность; он снова на­чинает соблюдать ее лишь тогда, когда возвращается его мать или когда у него возникает привязанность к новой няне. Тем не менее впечатление, что ребенок предъявлял уже сам к себе требование соблюдать опрятность, не было ошибочным. Это требование существует, но оно только тогда ценно для ребенка, если авторитетное лицо суще­ствует как объект во внешнем мире. Если ребенок теряет связь с объектом, он утрачивает также и радость от испол­нения этого требования. В начале латентного периода соотношения продолжа­ют оставаться теми же самыми. При анализе взрослых мы часто получаем подтверждение того, какие опасные по­следствия для моральной сферы и структуры личности ребенка может им-еть каждое нарушение его привязан­ности к родителял1. Если ребенок теряет своих родителей в силу каких бы то ни было причин, и если они теряют для него ценность как объекты вследствие, скажем, душев­ного заболевания или совершенного им преступного дей­ствия, то он подвергается вместе с тем и опасности поте­рять или обесценить свое частично уже созданное сверх-Я. Из-за этого он не может уже противопоставить своим

Лекция 4. Психоанализа в детском возрасте и воспитание 65 влечениям, требующим удовлетворения, активных внут­ренних сил. Таким образом, можно было бы, пожалуй, объяснить возникновение некоторых дисеоциальных типов и психопатических личностей. Для характеристики этих соотношений, существующих еще и в конце латентного периода, я привожу пример, по­заимствованный мною из анализа мальчика, находящего­ся в периоде, предшествующем половой зрелости. Однаж­ды в начале лечения я спросила его по какому-то поводу, не бывает ли у него каких-нибудь дурных мыслей. Он от­ветил: "Если я нахожусь, например, один дома, и в доме есть фрукты. Родители ушли и не дали мне попробовать этих фруктов. Тогда я все время думаю о том, что теперь я мог бы попробовать их. Но я стараюсь думать о чем-ни­будь другом, потому что я не хочу красть". Я спросила его, всегда ли он может устоять против таких мыслей. Он от­ветил мне утвердительно, он никогда еще ничего не украл. "А если твое желание станет очень сильным,"— спросила я,— "что ты тогда сделаешь?" "Я все-таки ничего не возьму",— ответил он торжествующе,— "потому что я бо­юсь отца". Вы видите, что его сверх-Я достигло большой независимости, которая сказывается в его потребности не стать вором. Когда же искушение становится слишком сильным, он должен призвать на помощь то лицо (т.е. отца), которому обязано своим существованием это требование и от которого исходят предостережения и угрозы наказания. Другой ребенок, находясь в таком же положении, вспом­нил бы, может быть, о своей любви к матери. Эта слабость и зависимость требований детского Я-иде-ала, о которых я здесь говорю, вполне согласуется также с другим наблюдением, которое может быть сделано в любом случае при более близком ознакомлении с ним; ребенок имеет двойную мораль: одну, предназначенную для мира взрослых, и другую — для себя и своих сверстников. Мы знаем, например, что у ребенка в известном возрасте по­является чувство стыда, т.е. он избегает показываться го­лым и отправлять свои естественные нужды в присутствии чужих взрослых людей, а впоследствии также и в присут­ствии близких ему людей. Но мы знаем также, что эти самые дети без всякого стыда раздеваются в присутствии Других детей и что не всегда удается провести в жизнь запрещение ходить вместе с другими детьми в уборную. К своему удивлению, мы можем установить также, что дети брезгают некоторыми вещами только в присутствии

66

'А. Фрейд

взрослых, т.е. как бы под их давлением, в то время как . эта реакция не наступает у них, когда они находятся в одиночестве или в обществе детей. Я вспоминаю десяти­летнего мальчика, который во время прогулки оживлен­но воскликнул, указывая на кучу коровьего помета: "По­смотри, какая странная вещь..." Мгновение спустя он за­метил свою ошибку и густо покраснел. Затем он извинил­ся передо мною: он сразу не заметил, что это такое, в про­тивном случае он никогда не сказал бы этого. Однако, я знаю, что этот же самый мальчик охотно говорит со сво­ими товарищами, не краснея, об экскрементальных про­цессах. Этот же мальчик однажды уверял меня, что, ког­да он находится наедине с самим собою, он может трогать руками свой собственный кал, не испытывая при этом брезгливого чувства. Если при этом присутствует кто-ни­будь из взрослых, то ему даже трудно говорить об этом. Следовательно, стыд и отвращение, эти два важнейших реактивных образования, назначение которых заключает­ся в том, чтобы не допустить к удовлетворению анальные эксгибиционистические стремления, нуждаются даже пос­ле своего возникновения во взрослом объекте для своего ук­репления и активности. Эти замечания относительно зависимости детского сверх-Я и двойной морали ребенка в вопросах, связанных со стыдом и отвращением, приводят нас к важнейшему различию между детским анализом и анализом взрослого пациента. Детский анализ вообще не является приватным делом, касающимся исключительно двух людей, аналити­ка и его пациента. Поскольку детское сверх-Я еще не стало безличным представителем исходящих от внешнего мира тре­бований, поскольку оно еще органически связано с внешним миром., постольку существующие в этом внешнем мире объек­ты играют важную роль во время самого анализа и особенно последней его части, когда речь идет об использовании влече­ний, освобожденных от вытеснении. Вернемся еще раз к сравнению со взрослым невроти­ком. Мы сказали, что при анализе его нам приходится считаться с его влечениями, его Я и сверх-Я; если обстоя­тельства складываются благоприятно, нам не нужно бес­покоиться о судьбе побуждений, выплывающих из бессозна­тельной сферы. Они подпадают под влияние сверх-Я, кото­рое несет ответственность за их дальнейшую судьбу. Кому же мы предоставим решение этого вопроса при детском анализе? Принимая во внимание все вышеприве-

Лекцчя 4. Псчхоанализз в детском возрасте и воспитание 67 • денные выводы и сохраняя последовательность, мы мог­ли бы сказать: лица-и, воспитывающим ребенка, с которым его сверх-Я связано еще очень тесно, т.е. в большинстве слу­чаев родителям ребенка. Не забывайте с какими трудностями связано такое по­ложение вещей. Эти же самые родители или воспитатели предъявляли к ребенку чрезмерные требования и привели его вследствие этого к чрезмерному вытеснению и невро­зу. В данном случае между образованием невроза и осво­бождением от него с помощью анализа нет такого большого промежутка времени, как у взрослого пациента, Я которо­го проходит в течение этого периода все стадии своего раз­вития; таким образом, у взрослого пациента то Я, которое приняло первое решение, и то Я, которое предпринимает теперь проверку его, не являются уже больше идентичны­ми. Родители, которые привели ребенка к заболеванию и которые должны способствовать теперь его выздоровле­нию, являются фактически теми же самыми людьми с теми же самыми взглядами. Лишь в самом благоприятном слу­чае, будучи научены горьким опытом (болезнью ребенка), они готовы смягчить теперь свои требования. Таким обра­зом, было бы опасно предоставить им решение судьбы ос­вобожденных с'помощью анализа влечений. Слишком ве­лико опасение, что ребенок вынужден будет еще раз пой­ти по пути вытеснения, который опять приведет его к не­врозу. При таком положении вещей было бы целесообраз­нее вовсе отказаться от длительной и трудной освободитель­ной аналитической работы. Каков же выход из создавшегося положения? Допус­тимо ли преждевременно объявить ребенка совершенно­летним потому лишь, что он одержим неврозом и должен быть подвергнут анализу, и предоставить ему самому ре­шение важного вопроса, как ему поступить с освобожден­ными от вытеснения влечениями? Я не знаю, какими эти­ческими инстанциями он руководствовался бы, с помощью каких критериев или практических соображений он был бы в состоянии найти выход из этого трудного положения. Я полагаю, что если бы оставить его одного и лишить его какой бы то ни было помощи извне, он нашел бы лишь один-единственный кратчайший и удобный путь: путь не­посредственного удовлетворения. Однако, из аналитичес­кой теории и практики мы знаем, что именно в целях пре­дохранения от невроза нельзя допустить, чтобы ребенок испытал действительное удовлетворение на какой-либо