Глава 4 Патологическое детское развитие
163
сваивает себе все, что всегда приносит удовольствие, и точно так же автоматически предоставляет все вызывающие неприятности внешнему миру Оно соответствует также свойственной возрасту неспособности отличать себя от объекта. Как мы знаем грудной или маленький ребенок обращается с телом матери, как будто бы оно его собственное, играет с ее пальцами, ее волосами не иначе, как при аутоэротике, или предоставляет ей там же самь1м образом свои части тела для игры. То, что маленькие дети могут попеременно подносить ложку к своему рту и ко рту матери, часто неправильно интерпретируется как спонтанно возникающее раннее великодушие В действительности это ничто иное, как следствие отсутствия границ Я. Та же самая путаница между самим собой и объектным миром, которая порождает эту готовность отдавать, делает каждого маленького ребенка, несмотря на его невинность, угрозой чужой собственности. Представление о "моем" и "твоем", которое в последу ющей жизни лежит в основе честности, вначале отсутствует в мире понятий ребенка и развивается очень медленно, отдельными этапами при постепенно увеличивающейся самостоятельности Я. Сначала ребенку начинает принад лежать собственное тело ("Я-тело"), затем родители, потом переходные объекты, заполненные еще смешением нарцисстического и объектного либидо. Одновременно с чувством собственности в ребенке возникает также склон ность всеми силами защищать свое достояние против воздействий извне. Дети понимают, что значит "лишиться", намного раньше, чем они учатся считаться с собственное тью другого Для последнего шага необходимо, чтобы отношения с внешним миром расширились и углубились и чтобы возникло осознание того, что окружающие люди берегут свою собственность не меньше, чем ребенок свою Развитие понятий "мой" и "твой", с другой стороны, недостаточно, чтобы оказать решающее влияние на поведение ребенка; этому развитию противостоят сильные желания присвоения собственности. Оральная жадность, анальногенные тенденции иметь, держать, собирать, ко пить, потребность в фалических символах склоняют к воровству. Воспитательным воздействиям и следующим за ними требованиям СВЕРХ-Я нелегко оказывать противо действие Я и закладывать основы честности. "Жульничает" ли ребенок или нет, т.е. что диагностичес ки и с социальной точки зрения обозначается как "вор",
164
А Фрейд
зависит в итоге от целого ряда положений. Отдельное жульническое действие может основываться на том, что рассматриваемое детское Я запоздало в достижении своей самостоятельности; что объектные отношения между внешним миром и Я недостаточно сформированы; что отсутствует осознание; что СВЕРХ-Я является слишком инфантильным умственно неразвитые и отставшие дети жульничают из-за всех этих причин. Там, где развитие само по себе нормально, ту же самую картину могут создавать временные регрессии в том или ином важном плане. Жульничество выступает тогда временно и исчезает в дальнейшем развитии. Длительные регрессии в каждом из названных отношений приводят к жульничеству как компромиссному образованию, т.е. как невротическому симптому. Там, где ребенок жульничает, потому что его Я не может привести под свое господство нормальные, соответствующие возрасту желания присвоения, это действие является "диссоциальнь1м" симптомом, т.е. знаком недостаточного приспособления к моральным требованиям внешнего мира. Так же, как при лжи, этиологические смешанные образования более часто встречаются на практике, чем описанные выше чистые формы; мы имеем комбинированные следствия задержек в развитии, регрессий и дефектов Я и СВЕРХ-Я. То, что все диссоциальные дети прежде всего обкрадывают мать, может служить доказательством того, что все жульничество в конце концов возвращается к причинному единству "моего" и "твоего", себя самого и объекта. Масштабы тяжести заболевания
Нет сомнений в том, как относиться к происходящим в детстве психическим нарушениям: легкомысленно или серьезно. Во взрослой жизни мы ведем себя в этом отношении прежде всего по трем критериям: 1) по самой картине симптома; 2) по силе субъективных ощущений страдания; 3) по величине нарушений жизненноважных достижений. По понятным причинам ни одна из этих точек зрения не приемлема для детской жизни. 1. До тех пор, пока в рассмотрение входят симптомы, мы знаем, что в годы развития они означают не то же самое, что позже, где мы по ним "ориентируем себя в поставке диагноза" (З.Фрейд, 1916/17, Собр. соч., XI, с. 279). Детские задержки, симптомы и страхи не во всех случаях являются (как бывает позже) результатом патологичес-
Глава 4 Патологическое детское развитие
165
ких влияний, а также часто бывают сопутствующими явлениями нормальных процессов развития. Сколько бы определенная фаза развития ни ставила перед ребенком чрезмерных требований, могут встречаться симптомооб-разные явления, которые - предполагая разумное окружение — опять исчезают, как только осуществится приспособление к новой ступени или будет пройден ее пик. Сколько бы мы ни исследовали, даже такие мгновенные нарушения нелегко понять: они соответствуют предостережениям о уязвимости ребенка; они исчезают часто лишь внешне, т.е. они могут возникнуть путем новых нарушений на следующей ступени; они также оставляют после себя шрамы, которые могут с\ужить исходными пункта- . ми бо\ее позднего симптомного образования. Однако в конечном счете верно, что в детской жизни даже явно серьезные симптомы могут вновь исчезнуть. Фобические избегания, навязчиво невротическая осторожность, нарушения сна и питания нередко отвергаются ребенком, едва только родители обращаются в клинику, просто напросто, если лежащие в их основе фантазии вызывают меньше страха, чем мешающие диагностические исследования. По тем же самым причинам вскоре после начала или во время воздействия изменяется или исчезает симптоматология. Симптоматологическое улучшение означает в итоге для ребенка еще меньше, чем для взрослых. 2. Похоже обстоит дело с субъективным страданием. Взрослые решаются пойти лечиться, если происходящее от болезни душевное страдание превосходит выносимые размеры. Иначе у детей, где фактор страдания сам по себе мало говорит о наличии или тяжести психического нарушения. За исключением состояний страха, которые тяжело переносятся ребенком, они меньше, чем взрослые страдают от своих симптомов. Например, фобические и навязчиво невротические меры, служащие уклонению от страха и неудовольствия, желанны ребенку, и соответствующие им ограничения нормальной жизни больше мешают взросло^ му окружению, чем самому пациенту Нарушение питания и отказ от пищи, нарушения сна, припадки бешенства и т п. с позиции ребенка оправданы и только в глазах матери являются мешающими явлениями. Ребенок страдает от них только, пока окружающий мир препятствует ему проявлять их во всей полноте, и рассматривает затем вмешательство взрослых, а не сам симптом в качестве источника страданий. Даже постыдные симптомы как ночное недержание
166
А. Фрейд
мочи и кала часто рассматриваются самим ребенком как несущественные. Невротические задержки часто ведут к отводу всего либидо от вызывающей страх деятельности и тем самым к ограничению интересов Я, которое скрывает утрату активности и стремления к выгоде. Тяжелее всего пораженные, аутистичные или психотичные или душевно отсталые дети меньше всего чувствуют свое нарушенное состояние; и тем сильнее страдают родители. По другим основаниям также нельзя определить тяжесть психического нарушения. Дети гораздо меньше страдают от своей психопатологии, чем от генетически обусловленных обстоятельств, т.е. от отказов, требований и трудностей приспособления, которые вызваны зависимостью от объективного мира и незрелостью их психического аппарата. В раннем детстве в качестве источников страха и неприятностей действуют неспособность удовлетворить собственные телесные потребности и инстинктивные желания, страхи разлучения, неминуемые разочарования в нереальных ожиданиях; на следующей (эдипальной) фазе это ревность, соперничество и страхи кастрации. Даже самые нормальные дети не долго "счастливы", и не редкость слезы, гнев, ярость. Чем лучше развивается ребенок, тем сильнее аффективно отвечает он на проявления повседневной жизни. Мы не ожидаем также ,что дети естественным образом овладевают своими эмоциями, поддаются их влиянию, осознают их, смиряются с обстоятельствами, подобно взрослым. Напротив, там, где мы находим такую уступчивость, мы подозреваем, что с ребенком что-то не в порядке, и предполагаем органическое повреждение или задержанное развитие Я, или чрезмерную пассивность в инстинктивной жизни. Маленькие дети, без протеста расстающиеся с родителями, вероятно (по внутренним или внешним причинам) либидонозно недостаточно с ними связаны. Дети, которые не рассматривают потерю любви как помеху, могут находиться на пути аути-ческого развития. Где не действуют чувства стыда, отсутствует также развитие СВЕРХ-Я: болезненные внутренние конфликты являются платой, которую каждый индивид должен заплатить за высшее развитие своей личности. Как ни парадоксально звучит: субъективное страдание присутствует у каждого нормального ребенка и само по себе не может служить основанием для патологического развития. 3. Точно так же и третий, решающих для взрослых, фактор нарушения достижений в детской практике обманчив. Как