Смекни!
smekni.com

Хрестоматия по истории психологии Гальперин П.Я. (стр. 13 из 97)

Вне всякого сомнения, такой взгляд на развитие физики ве­рен. Но если обратить меньше внимания на стиль разработан­ных понятий, а больше на их подлинные функции как инстру­ментов познания мира, то окажется, что эти различия вторич­ны: они лишь следствие глубоких расхождений в понимании-отношении между миром и задачей исследования.

1. Аристотелевские представления

а) Их ценностная характеристика. Отделение физики, как и всех других наук, от универсальной матрицы философии и практики происходило постепенно. Аристотелевская физика полна представлений, которые теперь рассматриваются не толь­ко как специфически биологические, но исключительно как цен­ностные (представления). Она изобилует специфическими нор­мативными представлениями, взятыми из этики, которые зани­мают промежуточное положение между ценностными и иецен-постнымп представлениями: высшими формами движения явля­ются круговое н прямолинейное, и оно имеет место только в

небесных движениях звезд; земной же мир наделен движения­ми низших типов. Сходные ценностные различия существуют и между причинами: с одной стороны, есть хорошие, или, так сказать, разрешенные, силы тела, которые .происходят 6т его стремления к совершенству, а с другой стороны, нарушения, связанные со случайностью н с противостоящими силами дру­гих тел.

Такой тип классификации в терминах ценностей' играет очень важную роль в средневековой физике. Она объединяет вместе вещи, имеющие очень слабые или незначащие связи, и разделяет вещи, которые объективно связаны близкими и зна­чимыми связями.

Мне кажется очевидным, что этот крайне «антропоморфиче­ский» способ мышления и до сегодняшнего дня играет важную роль в психологии. Подобно различию между земным и небес­ным, долгое время существовало столь же оценочное разделе­ние психологических фактов — «нормальный» и «патологиче­ский», н это разделяло феномены, которые имеют фундамен­тальную близость.

Не менее важно то, что оценочные понятия .полностью гос­подствуют в теоретическом окружении специальных проблем, во всяком случае, так было до самого последнего времени. Так было до тех пор, пока психология не начала исследовать струк­турные связи (Gestalt) в перцепции, заменив этим концепцию-оптических иллюзий, которая, вытекая не 'из психологических, а из эпистемологических категорий, произвольно смешивает все-эти «иллюзии» и отделяет их от других феноменов психологи­ческой оптики. Психология говорит о «заблуждениях» детей, о «практике», о «забывании», классифицируя группы процессов в соответствии с ценностью их продукта, а не в соответствии с природой психологических процессов. Конечно, психология выходит за пределы классификации только по ценностному ос­нованию, когда она говорит о нарушениях, о более низком или более высоком положении в развитии пли о качестве выполне­ния теста. Со всех .сторон отмечаются тенденции к наступлению-па актуальные психологические процессы. Но едва ли можно сомневаться в том, что мы находимся только в начале этой стадии, что те же самые промежуточные представления, лежа­щие между ценностными и неценностными, которые мы видели в физике Аристотеля, характерны и для таких противопостав­лений, как высокий интеллект и слабоумие или желание и воля. Отделение концептуальной структуры психологии от утилитарных понятий педагогики, медицины и этики достигнуто только частично.

Возможно, и я считаю это вероятным, что вспомогательные понятия, такие, как «правильное» знание в противоположность «ошибочному», могут впоследствии получить законный смысл. Однако если так произойдет, то «иллюзия» должна будет ха­рактеризоваться не эпистемологически, а биологически.

49»

b) Абстрактная классификация. Когда галилеевская и пост-галилеевская физика избавилась от различия между небес­ным и земным и, таким образом, невероятно расширила сферу действия естественных законов, это было связано не только с исключением ценностных понятий, но также и с изменением в трактовке классификации. Для аристотелевской физики при­надлежность предмета к данному классу имела решающее зна­чение, потому что для Аристотеля класс определял, сущность или сущностную природу объекта, и в .позитивном и в негатив­ном отношениях.

Эта классификация часто принимала вид пар противопо­ложностей, таких, как холодный и теплый, сухой н мокрый, и по сравнению с современной классификацией носила застывший, абсолютный характер. В современной количественной физике дихотомические классификации полностью заменены непрерыв­ными последовательностями. Субстанциональные концепции за­менены функциональными [1].

Нетрудно выделить аналогичную стадию в развитии совре­менной психологии. Разделение на интелдект, память п волю восходит к аристотелевской классификации, а в некоторых об­ластях, как, например, в анализе чувств (приятное и неприят­ное), или темпераментов [13], или потребностей [8], дихотоми­ческие классификации типа аристотелевской до сих пор имеют большое значение. Только постепенно эти классификации теря­ют свою важность и уступают место понятиям, которые пытают­ся установить одни и те же законы для всех этих областей и соз­дать общую классификацию на основе функциональных различий.

c) Понятие закона. Классы Аристотеля абстрактно опреде­ляются как общая сумма тех характеристик, которые есть у группы объектов. Это обстоятельство является не просто ха­рактеристикой аристотелевской логики, но значительно опре­деляет его понятия закономерности и случайности, которые кажутся мне столь важными для проблем современной психо­логии, что требуют более подробного исследования.

Для Аристотеля законны, умозрительно понятны те вещи, которые происходят без исключений. Также, и это он особенно подчеркивает, законны те вещи, которые происходят часто. Из класса умозрительно понятых исключены как простая случай­ность те события, которые происходят только однажды, инди­видуальные события как таковые. Действительно, так как по­ведение вещи определено ее сущностной природой, и эта при­рода есть в точности абстрактно определенный класс (т. е. об­щая сумма общих характеристик целой группы объектов), то отсюда следует, что каждое событие как конкретное событие есть случайность, оно неопределенно. Таким образом, в этих аристотелевских классах пропадают индивидуальные различия.

Действительный источник этих представлений может быть в том, что для физики Аристотеля не все физические процессы 50

имеют законный характер, приписанный им постгалилеевской физикой. Молодой физической науке Вселенная, которую она исследовала, казалась содержащей столько же хаотического, сколько и закономерного. Закономерность, понятность физиче­ских процессов была очень узко ограничена. Она присутство­вала только в некоторых процессах, например в движениях звезд, но ее ни в коей мере не было в преходящих земных событиях. Как и -для других молодых наук, для физики все еще было вопросом, подчиняются ли физические процессы за­конам, и если да, то в какой степени. И это обстоятельство очень повлияло на формирование физических представлений, хотя в философских принципах идея всеобщей закономерности уже существовала. В постгалилеевской физике, с уничтожени­ем различий между закономерными и случайными событиями, отпала необходимость в доказательстве закономерности рас­сматриваемого процесса. Наоборот, аристотелевской физике было необходимо иметь критерий, чтобы решить, является ли данное событие законным. Конечно, в качестве такого критерия была взята в основном регулярность, с которой сходные собы­тия происходили в природе. Только такие события, как небес­ные, регулярность или, по крайней мере, частоту которых под­тверждает история, подчиняются закону, и только постольку, поскольку они часты и, следовательно, являются больше чем частным событием — они умозрительно понятны. Другими сло­вами, стремление науки понять сложный, хаотический и неяс­ный мир, ее вера в полную расшифровку этого мира были ограничены лишь такими событиями, которые подтверждались в силу повторения в ходе истории, обладая определенной устойчивостью и стабильностью.

В этой связи нельзя забывать, что подчеркивание Аристо­телем частоты (как основания для закономерности помимо аб­солютной регулярности) представляет, по отношению к его предшественникам, тенденцию к расширению и конкретному применению принципа закономерности. «Эмпирик» Аристотель настаивает, что не только регулярное, но и частое является за­кономерным. Конечно, это только подчеркивает его противопо­ставление частного, индивидуального закономерному, так как частное событие как таковое находится за границами законно­сти и в определенном смысле вне проблем науки. Закономер­ность остается ограниченной теми случаями, когда события повторяются и классифицируются (в аристотелевском абстракт­ном смысле), обнаруживая сущностную природу событий.

Это отношение к проблеме закономерности в природе, кото­рое господствовало 'В средневековой физике и от которого даже такие противники аристотелевской физики, как Дж. Бруно и Ф. Бэкон, отошли только постепенно, имело несколько важных следствий.

Как должно быть ясно из предыдущего текста, коппеттия закономерности носила полностью квазистатистичекий х""як-

".1

тер. Закономерность рассматривалась как эквивалент высшей степени всеобщности, как то, что очень часто происходит одним и тем же образом, как высший случай регулярности и, таким образом, как полнейшее противопоставление нечастому или конкретному событию. Статистическое определение концепции закономерности ясно прослеживается еще у Бэкона, когда он с помощью своей таблицы присутствия старается решить, являет­ся ли данное объединение качеств реальным (сущностным) или случайным. Так, например, он выясняет численную частоту случаев, в которых качества теплого н сухого объединены в повседневной жизни. Статистический метод мышления в ари­стотелевской физике, конечно, менее математически точен, но не менее ясен.