- А зачем? Можем ли мы сообщить что-нибудь такое, что повлияло бы на
коронера и его твердолобых присяжных? Разве наше описание Номера Четыре
имеет какую-нибудь ценность? Нет, позволим им вынести вердикт: "несчастный
случай". И тот вердикт, который им нужен: наш умник поздравит себя с тем,
что первый раунд у Эркюля Пуаро он выиграл. Хотя, думаю, вряд ли мы таким
образом сможем усыпить его бдительность.
Пуаро, как всегда, оказался прав. Тот тип из психолечебницы больше не
появлялся. Даже на дознание, где я выступал в качестве свидетеля, Пуаро не
пошел. Зрителей было мало.
Так как Пуаро, собираясь в Южную Америку, завершил все свои дела, то
теперь большую часть времени он проводил дома. Тем не менее я ничего не мог
из него вытянуть. Он сидел в своем кресле и отмахивался от моих попыток
вовлечь его в разговор.
Однажды утром, спустя неделю после убийства, он спросил меня, не хочу ли
я составить ему компанию и прогуляться за город. Я был рад, ибо считал, что
Пуаро совершенно напрасно не желает воспользоваться моей помощью. Меня так и
подмывало задать ему несколько вопросов, но он не был расположен к беседе.
Даже когда я спросил его, куда мы направимся, он промолчал.
Пуаро нравилось напускать на себя таинственность. Он всегда тянул до
последнего момента. Вот и сегодня, только после того, как мы проехались на
двух поездах и автобусе и прибыли в один из пригородов Лондона, он наконец
объяснил мне, в чем дело.
- Мы сейчас увидимся с человеком, который хорошо знает преступный мир
Китая.
- В самом деле? И кто же он?
- Вы о нем наверняка не слышали - некто Джон Инглес. Он - бывший
чиновник, самый заурядный, сейчас на пенсии. Его дом, говорят, полон
китайскими безделушками, рассказами о которых он изводит всех своих
знакомых. Но, как мне сказали, это единственный человек, от которого я смогу
получить интересующие меня сведения, - Джон Инглес.
Через несколько минут мы поднимались по ступенькам "Лаврового венка" -
так называлась вилла Джона Инглеса, - хотя лично я ни в доме, ни около него
не заметил даже чахлого лаврового кустика. Вероятно, обожающим цветистые
названия провинциалам оно не казалось курьезным.
Нас встретил слуга-китаец, лицо которого напоминало маску, и провел к
хозяину. Джон Инглес оказался высоким широкоплечим мужчиной. У него было
желтоватое лицо и глубоко посаженные глаза, которые отражали отнюдь не
заурядный ум.
Отложив в сторону письмо, которое он читал, мистер Инглес встал, чтобы
нас поприветствовать, после чего снова погрузился в чтение.
- Садитесь, пожалуйста. Хален пишет, что вы хотите кое-что узнать и что я
могу вам помочь.
- Да, мосье, я был бы очень вам обязан, - сказал Пуаро. - Я хотел
спросить вас.., не знаете ли вы что-нибудь о человеке по имени Ли Чан-йен?
- Вот не ожидал, - удивился Джон Инглес. - Где же вы могли услышать об
этом человеке?
- Так вы с ним знакомы? - спросил Пуаро.
- Встречался однажды, - ответил -Инглес. - И кое-что о нем знаю, правда,
не так уж и много. А хотелось бы знать побольше. Никак не думал, что в
Англии еще кто-то о нем слышал. Он великий человек - по-своему, конечно.
Знатного происхождения - потомок мандарина, но не в этом дело. У меня есть
все основания полагать, что он вершит всякие гнусные дела.
- Какие дела?
- Разные. Держит мир в напряжении, дестабилизирует обстановку.
Перевороты, которые иногда случаются то в одной стране, то в другой, не
обходятся без его участия. Некоторые влиятельные люди говорят, что всегда
существуют силы, которым выгодны всякие кризисы.
Возьмите ту же Россию. Там налицо были признаки того, что Ленин и Троцкий
- всего лишь марионетки, подчиняющиеся чьей-то воле. Доказательств у меня
нет, но уверен, что они плясали под его дудку.
- Но позвольте, - запротестовал я. - Не преувеличиваете ли вы? Как может
какой-то китаец сеять смуту в России?
Пуаро недовольно посмотрел на меня.
- Вам, Гастингс, - сказал он, - все, что не соответствует вашим привычным
стереотипам, кажется преувеличением. А я совершенно уверен в правоте этого
джентльмена. Продолжайте, мосье, прошу вас.
- Зачем ему все это нужно, - продолжал Инглес, - сказать не берусь, но
мне кажется, что он страдает тем же недугом, что и многие великие умы
прошлого - от Акбара и Александра Македонского до Наполеона, - жаждой
абсолютной власти и манией величия. Раньше необходимым условием завоевания
власти было наличие мощной армии, теперь же, в наш век, Ли Чан-йен
использует целый комплекс мер. У него свои методы. Я знаю, - продолжал
Инглес, - что огромные средства он выделяет на подкуп и пропаганду. Есть
сведения, что на него работают и многие выдающиеся ученые.
Пуаро слушал с неослабевающим вниманием.
- А в Китае? - спросил он. - Там он тоже имеет вес? Собеседник кивнул.
- Безусловно, - сказал он, - хотя очевидных доказательств на этот счет у
меня нет. Это мои собственные соображения. Я знаю лично всех более или менее
заметных в Китае деятелей, и вот что я вам скажу: те, кто прорвался на
руководящие посты, - на самом деле вполне заурядные личности. Ничего
выдающегося. Они марионетки, которыми управляет умелый кукловод, настоящий
мастер своего дела, и этот мастер - Ли Чан-йен. Сегодня он, в сущности,
правит там бал. Мы не понимаем Востока - и никогда не поймем, а Ли Чан-йен
знает, как там нужно действовать. Не то чтобы он кого-то агитировал. Нет! Он
даже никогда не покидает своего дворца в Пекине. Но время от времени дергает
за нужную веревочку.., да.., или за несколько.., и тут же что-то происходит.
- И нет никого, кто бы ему оказывал сопротивление? - спросил Пуаро.
Инглес подался вперед.
- В последние четыре года это пытались сделать четыре человека, -
медленно сказал он. - Люди сильные, честные, умные... Со временем любой из
них мог бы помешать осуществлению замыслов Ли Чан-йена. - Он умолк.
- Ну и в чем дело? - спросил я.
- Они мертвы. Один из них написал статью, в которой упомянул имя Ли
Чан-йена в связи с беспорядками в Пекине, - через два дня его зарезали на
улице. Убийцу, естественно, так и не нашли. В общем, любое упоминание -
письменное или устное - Ли Чан-йена, намек на то, что это он спровоцировал
какой-то бунт или переворот, приводило этих смельчаков к гибели в считанные
дни. Второй был отравлен, третий умер от холеры - единичный случай, не было
никакой эпидемии, четвертого нашли мертвым в постели. Причину смерти так и
не смогли установить, но врач, видевший труп, рассказал мне, что на теле
были следы ожогов и оно было так скрючено, будто через него пропустили ток
высокого напряжения.
- Но вы уверены, что за всеми этими расправами стоит Ли Чан-йен? -
спросил Пуаро. - Ведь были наверняка какие-то следы...
Мистер Инглес пожал плечами.
- Следы? Да, конечно. А еще я как-то встретил одного молодого, подающего
надежды химика, протеже Ли Чан-йена, и он мне кое-что рассказал. Приходит он
как-то раз ко мне, и чувствую - что-то с ним неладно. Он намекнул мне об
экспериментах, которые он проводил во дворце Ли Чан-йена под его
руководством. А в качестве подопытных кроликов - кули <Кули (кит.) - в Китае
и некоторых других странах Востока неквалифицированный рабочий-туземец.>.
Нервы бедного малого были на пределе, он был в шоковом состоянии. Я
предложил ему остаться, провел в комнату на верхнем этаже... Пусть, думаю,
придет в себя, а завтра его расспрошу... В общем, свалял дурака.
- Как они нашли его? - спросил Пуаро.
- Этого я никогда не узнаю. Я проснулся среди ночи - дом был охвачен
пламенем, я еле спасся. Следствие показало, что пожар вспыхнул на верхнем
этаже, и мой гость сгорел.
По той готовности, с которой Джон Инглес все это нам выкладывал, я
заключил, что он оседлал своего любимого конька. Впрочем, он и сам в конце
концов понял, что чересчур увлекся, и виновато рассмеялся.
- Да, конечно, у меня нет доказательств. Вы, как и все остальные,
наверное, думаете, что это плод моего воображения.
- Напротив, - сказал Пуаро, - у нас есть все основания полагать, что вы
абсолютно правы. Нас и самих очень интересует этот неуловимый Ли Чан-йен.
- Удивительно. Никак не предполагал, что в Англии о нем тоже слышали. Но
вам-то откуда о нем известно? Если это, конечно, не секрет.
- Никаких секретов, мосье. Какой-то человек нашел убежище в моем доме. Он
был в состоянии шока, но ему удалось сообщить достаточно, чтобы вызвать
интерес к Ли Чан-йену. Он упомянул некую Большую Четверку - организацию, о
которой до сих пор никто ничего не слышал. Номер Первый - Ли Чан-йен, Номер
Два - никому не известный американец, Номер Три - также никому не известная
француженка, Номер Четыре - палач-экзекутор, как я понимаю, исполнитель их
приговоров. Это все, что нам удалось выяснить. Скажите, пожалуйста, мосье,
вам знакомо это название - Большая Четверка?
- Да, но не в связи с Ли Чан-йеном... Не могу вспомнить где именно, но
совсем недавно я слышал или читал об этой "четверке" - и при довольно
необычных обстоятельствах. М-м... Да, вспомнил!
Он поднялся и, пройдя через всю комнату, подошел к шкафу. Оттуда он
извлек пожелтевший листок бумаги.
- Вот она. Записка от одного старого моряка, с которым я когда-то
познакомился в Шанхае. Старый кутила и греховодник, теперь, наверное,
законченный пьяница. Это его послание навело меня на подобную мысль.
Послушайте, это же бред алкоголика.
И он принялся читать:
"Уважаемый сэр!
Вы, наверное, не помните меня, но однажды в Шанхае Вы уже оказали мне
услугу. Не поможете ли старому морскому волку и на этот раз? Мне нужна
небольшая сумма, чтобы выехать из Англии. Мне удалось здесь хорошо
замаскироваться, но, боюсь, они меня все-таки вычислят. Эти из Большой