«Власть отвратительна, когда она без присмотра», – написал Борис Орлов в «Новых известиях» (16.10.2002 г.). Кто же должен осуществлять этот присмотр? В России этой функцией всегда была обремена интеллигенция. Размышления на эту тему регулярно появляются на страницах печатных СМИ, что касается ТВ, то там нет даже программ в которых можно было бы обсудить эту проблему.
«Когда-то шахтеры, проверяя, нет ли в забое опасных газов, пускали туда канарейку, птицу, особенно чувствительную к малейшим незаметным для людей изменениям в атмосфере. Художник, говорил Курт Воннегут, это такая сверхчувствительная канарейка, он должен первым реагировать на отравляющие вещества, которые вредят или могут повредить людям.
И главное, не просто реагировать, а предупреждать об опасности. И нести нам, обычным людям, некую гуманистическую идею, некий заряд, который был бы направлен к выпрямлению общества в лучшую сторону. Чтобы общество вспомнило, что есть добро, справедливость и прочее разумное, доброе, вечное. Чтобы осознало, что этому разумному, доброму вечному угрожает серьезная опасность. Чтобы обо всем этом подумали и рулевые общества – власть имущие.
«Что могут сделать деятели культуры для морального оздоровления общества, ослабления конфронтации и межнациональной и межрелигиозной розни?» – такой, в общем-то совершенно простой вопрос задали журналисты «НГ» мастерам культуры. Некоторые ответы потрясают воображение. Например, такие: «Я думаю, что серьезно мы не можем ничего сделать. Снизить в стране уровень преступности за счет количества успешных спектаклей мне представляется делом наивным и несерьезным»; «Это не наше дело, это политический вопрос, которым в таких ситуациях должны заниматься другие структуры. А деятель культуры никак не может повлиять на ситуацию». И т.п. имена можно и не называть… Потому что реакция достаточно типичная. (Хотя, к счастью, не всеобщая). Честно говоря, не знаю, чего здесь больше: простодушной наивности или столь же простодушного расчета.
Известно, что наши мастера культуры любят, чуть что, ссылаться на «весь цивилизованный мир». Так вот, во всем цивилизованном мире цивилизованные мастера культуры выходят на улицы своих цивилизованных городов, дабы выразить свое отношение к тем или иным нецивилизованным, с их точки зрения, действиям государства. Это было во время Вьетнамской войны. Это происходит сегодня, в преддверие нападения США на Ирак…
Начало первой чеченской кампании повергло мастеров культуры в уныние. Но ненадолго. Какое-то время они помолчали. В начале 95-го тишину нарушил призыв к прекращению войны, прозвучавший из уст Григория Бакланова. Однако, не получив ожидаемого ответа, замолчал и он. Ну а уныние, судя по всему, мастеров культуры больше особенно не угнетало. Ибо снова наступила тишина. Так и стоит до сих пор эта мертвая, страшная тишина. При такой тишине особенно отчетливо слышны автоматные очереди, разрыв бомб и фугасов. Слышны крики и стоны ни в чем не повинных людей. Разных национальностей.
…Образ канарейки, реагирующей на отравляющие вещества, убедительный, пожалуй, даже слишком убедительный для нас сегодня. Однако наши «канарейки» не хотят в шахту. Нашим «канарейкам» приятнее думать, что это не их «канареечье» дело». (В. Шохина: «Канарейки не хотят спускаться в шахту» // «Независимая газета», 31.10.2002 г.)
«Тема интеллигенции неисчерпаема. Все великое, все пакостное создано ею. Кто создавал фашизм, а большевизм? Но у нашей интеллигенции случаются и взлеты. Обычно это происходит во времена потрясений. Интеллигенция начинает шевелиться, когда нарастает кризис в обществе, в общественном сознании.
Наша интеллигенция склонна прижиматься к власти, если власть проявляет о ней хоть какую-нибудь заботу, и эти ласки власти воспринимает рабски. Как милость. И уже интеллигенция готова власть расцеловать. Говорит, задыхаясь от восторга, власти ласковые слова. И тут же получает отдачу: ее из дураков переводят в умные. Но вести себя достойно надо всегда: дали тебе кусок, допустили до корыта или нет. Интеллигенция всегда жаловалась, что ей не давали развернуться, и вот после 1895 г. ей сказали: пишите, что хотите, только не врите. Цензура исчезла. И ничего! Вот и получилось, что стоящими были только публикации того, что было написано раньше, до отмены табу. Нового ничего. Получается так, что наша интеллигенция что-то творить может только под прессом. Для этого ее надо угнетать, сажать в лагеря, выгонять из страны.
Наша интеллигенция быстро устает. Утомляется раньше остального народа. Это и понятно – она живет эмоциями» (академик А. Яковлев, «Известия», 1.12.03 г.)
«В нобелевской речи Габриэль Гарсиа Маркес сказал: «Поэтам и нищим, музыкантам и пророкам, воинам и мошенникам – всем нам, детям этой суровой реальности, почти не требуется воображения, потому что главная наша трудность – у нас нет средств для того, чтобы сделать нашу жизнь более правдоподобной». Оспорю нобелевского лауреата. Для того, чтобы проявить правдоподобие, необходимо задействовать воображение. Это доказывает другой писатель (отечественной выделки), пока еще не нобелиат – Василий Аксенов. В романе «Остров Крым» он дал простор своему дару воображения: аксеновский Крым продолжил российскую историю вне революций. И подтвердил (предрек?) – 1991 год.
Но на косу Тузла и украино-российский горячий конфликт ни у Аксенва, ни у других писателей воображения не хватит. Слишком страшно. Никому в мире мало не покажется». (Н. Иванова: «Вражда народов» // «Независимая газета», 14.11.2003 г.)
«Пессимисты говорят, что солнце нашей истории закатилось. Да, исторические и творческие «пики» России позади – имперский и серебреный века, а теперь еще и роль военно-политического протагониста на исторической сцене XX столетия Россия уже отыграла. Носителем и сторонником этого державного сознания остается теперь только ностальгироваться или жить воспоминаниями, как Наполеону на острове Эльба. Но есть и другой путь. Сейчас интеллигенции следует предаться воспоминаниям о будущем, т.е. спроецировать свое славное, даже великое прошлое – вперед. А для этого опять-таки необходимо, чтобы российская интеллигенция, духовная элита общества, заняла в нем то РЕАЛЬНОЕ МЕСТО, какое занимает в человеческом теле голова, а не филейные части, в которые превратились распавшиеся части нашей интеллигенции.
Замечательный испанский мыслитель первой половины XX века Хосе Ортега-и-Гассет, озирая великое прошлое своей страны и проецируя на него ее незавидное современное состояние, назвал свою родину «задворками Европы», и призвал интеллигенцию и власть к «преодолению Испании». Обращение Ортеги к нации, к интеллигенции, к власти не пропало даром: оно дало богатые всходы на всех уровнях социального бытия, начиная с самого верхнего. В 1978 г., посте падения франкистского режима, ставший королем Испании образованнейший человек Хуан Карлос вручал согражданам новую демократическую конституцию, говоря, что отныне она означает «преодоление Испании». Вот мы и ожидаем от главы нашего сегодняшнего государства, что он тоже сумеет сделать нечто похожее, будучи поддержанным объединившейся интеллигенцией». (академик РАЕН М.М. Капустин из новой книги автора «Культура и власть» // «НГ», 27.08.02 г.)
В беседе Ольги Вельдиной с Игорем Шафаревичем в кругу поднятых проблем «проклятого русского вопроса» обсуждалась тема интеллигенции как специфически русского понятия. Признавая существование в России различных типов интеллигенции не только в разные исторические периоды, но и в одно и то же время, Шафаревич отметил, что подобное случалось и в истории других стран.
«Один французский автор описывал этот феномен во время Французской революции, считая его типичным именно для Французской революции. И я был поражен, насколько его характеристика подходит к тому, что было у нас. Он называл подобных людей «малым народом». В этом определении нет никакого этнического смысла. Выражаясь языком биологии, в организме появляются антитела, которые начинают жить не интересами этого организма. Как раковая опухоль, которая какому-то общему плану организма перестает подчиняться. Гумилев называл то же самое явление «химерой». У него, правда, оно носит этнический характер. Он считал, что подобная прослойка людей, противопоставляющая себя интересам народа, возникает в результате смешения двух плохо соединяющихся (некомплементарных) этносов. Но мы видим на примере Французской революции, что такого смешения не было, и поэтому мне кажется, что это скорее социальное явление, чем этническое.
Мы наблюдаем громадное воздействие либеральной интеллигенции, которая как-то сумела всех «перекричать» при помощи разных аргументов. При этом либералы не ставят знак равенства между Европой и Россией, просто народу обещают, что мы будем жить, как они, и всякое другое». (И. Шафаревич, «Литературная газета», № 44, 2003 г.)
Тоскливо звучит впечатление регионального журналиста Игоря Вавилова от посещения им 67-го международного конгресса ПЕН-клуба, куда он был приглашен выступить с докладом на одном из семинаров под названием «Малые языки – большая литература».
«Каждый буквально «тянул одеяло» на себя. Все выступавшие говорили не о литературе, а о величии и уникальности той земли, на которой они родились и живут. Рефреном звучало, что их языки притесняются и в этой связи грядет некая культурная катастрофа и тому подобные ужасы. Представитель же Грузии отличился тем, что уже по истечении отпущенного времени (говорил, что чуть ли не весь мир произошел из Грузии), он, глядя на еврея, изрек, что сейчас взорвет бомбу. «Бомба» была такой: «…Нет языка иврит, потому что «иврит» – это от слова «Иверия», а раз нет языка, то нет и народа, а раз нет народа, значит нет и государства!» Айтматов довольно долго вещал о мифологизированности сознания малых народов, «на огонек» заглянул Битов, но сразу куда-то и удалился. А я не то, чтобы устал или расстроился, но до сих пор меня не покидает ощущение, насколько разобщены даже те, кто занимается в жизни созданием культурных ценностей – писатели, чья задача делать из людей – людей, в конечном счете вполне могут дойти до того, что их микро-культуры начнут соревноваться. Что из этого следует? В лучшем случае сталкивание амбиций и склоки, а в худшем – война». И. Вавилов