Смекни!
smekni.com

Эхо теракта: вопросы с ответами и без… (стр. 6 из 176)

Как демонтировать эту прочно сложившуюся медиальную ксенофобскую конструкцию? Как оценить степень деформации общественного национального сознания по отношению к окружающему иннациональному миру? Как отразился сложившийся в федеральных СМИ образ российских этносов в этнокультурном сознании самих этносов? И самый главный вопрос – почему нарушается конституционное право на получение и участие в информации граждан Российской Федерации – представителей этнорегионов?

Монстр ксенофобии пришел в СМИ. Это очевидно. Безусловно, отчасти он порожден политико-идеологической конъюнктурой. Назрела крайняя необходимость защитить общество от недобросовестного манипулирования общественной психологией. И здесь, прежде всего, необходим диалог, где принимаются во внимание голоса и мнения других сторон при рациональном включении в тексты СМИ элементов других культур, ибо можно любить или ненавидеть другие культуры, принимать или не принимать их ценности, но игнорировать их – значит расписаться в неспособности к поликультурному профессионализму, в маргинальности профессиональных целей и задач или, что еще хуже, в предумышленном разрушении собственного Отечества.

В своем исследовании мы решили остановиться в большей степени на кавказофобии как наиболее характерном для современных российских СМИ проявлении национализма. Круг мониторинга умышленно ограничен материалами федеральных печатных и электронных СМИ, потому что именно из Центра в регионы транслируются основополагающие, базовые установки. Так уж сложилось исторически, что и созидание, и разрушение идет на российское пространство из Москвы, поэтому мы сосредоточили свой анализ только на центральных изданиях и каналах, большая часть которых является общественной трибуной, а, следовательно, именно они должны начать диалог общества и власти, центра и регионов, столичной и региональной прессы по выработке национальной идеологии, а на ее основе национальной идеи, где будут учтены интересы каждого россиянина, независимо от его этнических характеристик. Очень интригующе звучит в этой связи один пассаж из интервью Глеба Павловского, признанного ведущим кремлевским политтехнологом. Оценивая перспективы партий в парламентских выборах, относительно «Яблока» он заметил: «Яблоко» имеет ценностную позицию. Оно связано с одной из коренных для России, хотя опасных традиций – русским либерализмом. Последний анархичен и не столько противопоставлен «авторитарной позиции, а ортогонален государственности». Ценностная обособленность либерализма в России коренится в психологической антигосударственности русского человека, его недоверии и противопоставленности властям. К «Яблоку» же в поисках безопасности обычно подтягиваются иноверцы. Это обеспечивает «Яблоку» твердые 5-7% на федеральных выборах, думаю, на очередных будет так же» («Консерватор», № 1, 2003 г.)

Пожалуй, в немалой степени материалы мониторинга будут полезны для регионов, так как большое количество центральных изданий не доходит до многих российских городов и весей, где слабо представляют, какой образ России создается усилиями центральной прессы. Мы очень надеемся, что представленные в сборнике материалы помогут российской журналистике ощутить ответственность за осуществление конструктивного межнационального диалога в пространстве российской культуры.

Особую благодарность хочется выразить профессору Иосифу Михайловичу Дзялошинскому, директору Института гуманитарных коммуникаций. Пять лет назад участие в руководимом им проекте «Российская пресса в поликультурном обществе: толерантность и мультикультурализм как ориентиры профессионального поведения», руководителем которого он являлся, придало нам, региональным тележурналистам, уверенность в том, что национальные проблемы можно и нужно решать, и есть люди, которые воспринимают Россию как красочную этническую и конфессиональную полифонию. Это было очень важным для меня осознанием, так как, переехав в Москву из Кабардино-Балкарии, будучи по образованию культурологом, имея опыт работы на телевидении в качестве главного редактора ГТРК КБР, я по наивности обратилась ко всем ведущим телекомпаниям, предлагая эксклюзивный материал по Северному Кавказу, разослала проблемные статьи в газеты, пыталась вести переговоры с депутатами, занимающимися национальными вопросами. Повторю – по наивности, вспоминая реакцию на мои предложения, которую только сейчас я могу объяснить, прожив в Москве пять лет и изучив официальную и общественную градацию мнений и позиций по национальным проблемам.

Эта книга появилась благодаря содействию Союза журналистов России и лично секретаря Союза Павла Гутионтова, инициировавшего создание Центра этнопроблематики, объединившего этнических журналистов, специалистов по национальным вопросам, региональных ученых, – тех, кто хорошо знает состояние дел в этнорегионах и может внести свой вклад в объединение усилий столичной и региональной журналистики в уменьшении шовинистических умонастроений и в противостоянии экстремизму.

Эхо теракта: вопросы с ответами и без…

Много вопросов задало себе российское общество после трагедии на Дубровке. Первое, что волновало, как так могло произойти в центре Москвы? Куда смотрели правоохранительные органы, где, в каком месте страны случится следующий теракт? Какой газ применяли? Почему после штурма не было достаточного количества врачей, медикаментов? Можно ли было по-другому спасти заложников? Почему не взяли усыпленных шахидов живыми, чтобы устроить над ними публичный суд? Планировалось ли заранее, что все заложники будут отравлены? Почему же все-таки террористы не успели себя взорвать, ведь по свидетельству очевидцев, у них было предостаточно времени это сделать?

Наиболее полно первые тревожащие общество вопросы о случившемся на Дубровке сформулировала газета «Версия», обращая их к власти и силовым структурам:

25 вопросов газеты «Версия» (18-24 ноября 2002 г.)

Журналисты газеты «Версия», не одобряя принятые Государственной думой и поддержанные Советом Федерации поправки к законодательству, ограничивающие деятельность журналистов в освещении контртеррористических операций, тем не менее готовы их выполнять. В то же время мы считаем, что права журналистов задавать вопросы соответствующим органам никто не отменял. В связи с этим и желанием вести дальнейшее расследование обстоятельств операции в театральном центре на Дубровке, опираясь на профессиональные консультации сотрудников силовых структур, мы и задаем нижеследующие вопросы:

1. Кто отвечал за спасение заложников после штурма? Не непосредственно за организацию медпомощи, а за координацию действий врачей? Кто в оперативном штабе отдал приказ вызвать врачей только в 7 часов 13 минут?

2. Газ, который Минздрав определил как фентонил, был подан в зал в 5 утра, однако заложников стали выносить на улицу два часа спустя, и большая часть из них были мертвы (зафиксировано на видео). Почему никто не просчитал, что за это время от неоказания помощи люди, получившие огромные дозы газа, просто умрут?

3. Почему в моргах родственникам погибших заложников выдали свидетельства о смерти с невнятными формулировками о причине смерти?

4. Кто принял решение о патрулировании моргов, в которых находились тела заложников? Зачем там постоянно дежурили сотрудники ФСБ?

5. На сегодняшний день в списке пропавших без вести заложников 7 фамилий. Проясните ситуацию.

6. Кто отдал приказ заместителю начальника ЦОС ФСБ Сергею Игнатченко говорить о том, что террористы расстреляли двух заложников, чем вынудили штаб начать штурм?

7. Кто в оперативном штабе вечером 25 октября (накануне штурма) принял решение о введении аккредитаций для журналистов, работающих на месте событий? И кто отменил это распоряжение спустя полчаса?

8. Кто отвечал за выставленное вокруг ДК оцепление?

9. Понес ли он наказание за смерть Ольги Романовой, проникшей через оцепление и погибшей от рук террористов?

10. Кто в оперативном штабе отдал приказ рассаживать пострадавших при штурме заложников и тела погибших в автобусы, а не в «скорые»? Почему в этих автобусах почти не было врачей?

11. ФСБ утверждает, что угроза подрыва здания театрального центра была реальной. Почему не эвакуировали жителей близлежащих домов? Или в оперативном штабе знали, что такой угрозы не было?

12. Почему информация о погибших появилась только в 13 часов, когда перед журналистами выступил заместитель министра МВД Владимир Васильев?

13. Почему целую неделю после штурма многие родственники погибших не могли найти своих ни в больницах, ни в моргах? (Ведь они предоставили все необходимое для поиска – подробные приметы, фотографии).

14. Подтверждаете ли вы информацию о том, что с заложников была взята подписка о неразглашении? Кто отдал такой приказ? Зачем это было сделано?

15. Почему все террористы (даже спящие) были застрелены? Не помешает ли это следствию?

16. Кто в ФСБ и МВД был наказан за проникновение вооруженных террористов в Москву?

17. У нас есть информация, что ориентировка на террористов была разослана по подразделениям МВД еще 10 октября. По другой информации, ориентировок было три – 5, 10 и 20 октября. Вы подтверждаете этот факт? Почему не были приняты соответствующие меры?

18. Кто несет личную ответственность в силовых структурах за предотвращение подобных терактов? Руководитель департамента по борьбе с терроризмом, руководитель Управления ФСБ по Москве и Московской области, другие лица?

19. Почему взрыв автомобиля около «Макдоналдса», случившийся за несколько дней до теракта, был вначале расценен в ГУВД как «криминальное» происшествие, а не теракт (как это оценивает ГУВД сейчас и сообщает о прямой связи организаторов взрыва у «Макдоналдса» с террористами, захватившими театральный центр)?