Утверждая, что современный социальный и государственный организм без экстремизма (исключение: терроризм, массовое уличное насилие) существовать не может, автор рассматривает экстремистские политические проявления как средство поддержания здорового общественного тонуса, потому что он напоминает о существовании тех проблем, которых истеблишмент не хочет замечать.
«Ведь экстремизм, если бы мы попытались дать ему определение, – это стремление разрешить институциональные проблемы внеинституциональным (или часто очень контринституциональным) способом, и потому его миссия – побуждать институты, всегда склонные к самодовольству и стагнации, к самосовершенствованию. Но все это хорошо в тех странах, где власть, состоящая как и везде, из людей достаточно ограниченных, не проявляет излишней гибкости в обсуждении фундаментальных общественных принципов, где власть исходит из того, что нельзя убивать людей за другой цвет кожи, нельзя отнимать собственность, где власть скована столь омерзительной для русских мыслителей политкорректностью. В России сложилась ситуация неустойчивого равновесия, одной из черт которой является существование экстремизма без мейнстрима, маргиналов без истеблишмента, бунтарства без того, против чего направлен бунт. И потому российский экстремизм, левый и правый, – в принципе не может иметь никакого креативного потенциала. Он не станет отправной точкой для upstream, только для downstream» (Д. Шушарин)
Марк Урнов, председатель правления Центра политических технологий, считает, что врагов народа у россиян нет. Российское общество сегодня достаточно терпимо, так что вряд ли стоит говорить о наличии в массовом сознании сколько-нибудь четкого образа внутреннего врага. Антисемитизм в России не выходит за рамки «европейских стандартов», при этом он ссылается на Сеймура Липсета, автора термина «стабильная демократия», который считал, что, если распространенность бытового антисемитизма не превышает 10%, это не подрывает демократических процессов. Широкое общество идею «врага по национальному признаку» отвергает. Нелюбовь москвичей к лицам кавказской национальности существует на уровне «бухтения». Отношение к американцем колеблется, но россияне относятся к ним лучше, чем американцы к нам. Тревогу скорее вызывает бездействие властей в ответ на поведение националистических группировок, например, скинхедов. «Любые организованные манифестации крайних радикалов возможны только в условиях, когда они ощущают себя безнаказанными», – считает Марк Урнов («Консерватор», № 2, 2003 г.)
Иную точку зрения на этот счет высказывает А. Колесников.
«Удивительное дело: оказывается, самого главного русского вопроса – еврейского – вроде как больше не существует. Согласно данным последней переписи населения, евреев в России всего 230 тысяч. Три стадиона среднего размера. Еще более интересно другое: евреев нет, а еврейский вопрос все-таки остался, равно как антисемитизм и даже – для особо продвинутых – антисионизм. «Протоколы сионских мудрецов» еще стучат в сердца патриотов, а «Россию для русских» заказывает более статистически значимое число россиян, нежели общее количество евреев.
<....> Еврейская карта тоже не исчерпала себя. До той поры, пока бывший советский народ продолжает, согласно социологическим исследованиям, осуждать тех, кто покинул Россию и репатриировался в Израиль, пока во всех бедах обвиняется «еврейский компрадорский капитал», окончательным решение еврейского вопроса можно считать исключительно в количественном отношении. Что касается количественной стороны, можете даже протестировать самого себя: если вам кажется, что все вокруг вас евреи и все голосовали за СПС, значит вы по профессии или журналист, или крупный капиталист – то есть этнико-профессиональное меньшинство… (А. Колесников: «Окончательное решение» // «Известия», 12.01.2004 г.)
Что опаснее для страны – красное прошлое или коричневое будущее? Этим вопросом задаются многие здравомыслящие люди в России. И будет неблагоразумно для нашего общего будущего не прислушаться к голосам тех, кто достаточно жестко обозначил современную ситуацию в России. Даже при всей разности политических платформ и гражданских позиций, полифонию оценок сегодня объединяет общая тревога.
«Мы потихоньку фашизеем. Национализм захлестывает Россию. Сегодня почти любая выпивка кончается разговорами о «черных». Вот и мое патриархальное Репино все ощетинилось на Кавказ. Разговор только на эту тему и идет – «хачики» скупили это, «хачики» скупили то. Рестораны – их, рынки – их, стройплощадки – их. А суть ненависти в том, что все эти бесчисленные молдаване, украинцы, азербайджанцы, армяне умеют и хотят работать… Местные же хотят ходить пьяными, праздными, за что и получать деньги.
Да, национализм захлестывает Россию, и самое печальное, что сегодня зачинщиком этого дела является интеллигенция (по профессиональной принадлежности).
Интеллигенты, миленькие мои, давайте уже поймем, что мы делаемся расистами. В том числе и благодаря кино. Какой образ русского человека слеплен сегодняшним отечественным кинематографом? Убийца, жулик, мафиози, бандит, о котором на всякий случай отзываются уважительно. Иначе могут и навестить. А чтоб я над простым российским человеком заплакал, так ведь нет этого. Не любите вы и его, презираете. Да и денег за такое платят меньше.
…Фашизм в Германии начался не на улице, а в Академии художеств». (А. Герман «Мы потихоньку фашизеем» // «Новая газета», 25-27 ноября 2002 г.)
«Идеология авторитаризма, болезненного национализма и милитаризма все шире проникает в СМИ, систему образования, культуру.
Фашизм никогда не был торжеством воинствующих подростков, это всегда движение озверевшего среднего класса. Но фашизм – то не только лом, крушащий демократию, это и средство заблокировать рождение полноценного гражданского общества. Поэтому постепенное приучение России к бесправию, безмолвию, ксенофобии, культу насилия и «простых решений» может сработать потом, когда объективный ход социально-политических процессов приведет к появлению новой демократической оппозиции, когда затрещат по швам бюрократические абстракции в виде «партий власти», «виртуальных элит», казенных профсоюзов. И вот тогда у правящих государственно-монополистических группировок может возникнуть соблазн сделать еще один «правый поворот» – от «управляемой демократии» к «управляемому экстремизму.
Фашизм приходит, когда равнодушная пресыщенная демократия отказывается реагировать на болевые точки.
Мы не знаем, когда начнут произрастать обильно засеваемые семена российского фашизма, но выступить против ползучей фашизации страны надо уже сегодня» (Е. Ихлов: «Тихие шаги фашизма» // «НГ», 1.08.2002 г.)
Через два года после прогноза Е. Ихлова принципиально иной взгляд на эту проблему высказал ведущий полосы «Тенденции» Лев Пирогов на страницах «Независимой газеты».
«Последние пару месяцев средства массовой деградации, как никогда, озабочены проблемой «русского фашизма...
…«Это все потому, что у нас нет гражданского общества!» – чешут бороды телевизионные «аналитики». Неужели правда нет? Счастье какое. Меня как ярого государственника его отсутствие вполне бы устроило. Но не будем преждевременно радоваться. Определимся с понятиями.
…Фашизм же (при всей его исторической несостоятельности и нравственной ущербности, но без кавычек) – это культ личного подвига, культ героя, культ сверхчеловека с одновремненным равнодушным, либо агрессивным презрением к «маленькому человеку» и его проблемам.
Культ подвига – это сильно, особенно для мальчишек. С этим трудно бороться. Поэтому вся послевоенная культура измученной фашизмом Европы была мобилизована на борьбу».
Здесь же состоялась дискуссия на тему: «Что такое «обыкновенный фашизм» и почему нам его навязывают?» при участии музыкального критика Андрея Горохова, медиаменеджера Елены Носовой, историка Романа Ромова и самого Льва Пирогова. Приведем некоторые цитаты из дискуссии.
«…в настоящее время произошла следующая подмена: фашизмом стали называть просто принципиальность и последовательность, настаивание на своей позиции и проведение ее в жизнь. Оттого и хозяин в селе оказывается Пиночетом-фашистом. Потому что он отказывается делать скидку. А гражданское общество – это вампирический вопль о скидке»
«…фашизм – это общество, которое признает, что главные проблемы именно так и решаются – благодаря тому, что находятся люди, не валяющие дурака, а ставящие на кон свою собственную жизнь…»
«... «антифашистский» пафос нынешних идеологов связан с решением впоглне конкретной задачи – дискредитировать в общественном сознании идеал волевого усилия. Сформировать национальный «комплекс вины», как в посленацистской Германии. Внушить мысль, что действие, если оно не направлено на корысть и удовольствие, невозможно. Зачем это им – другой вопрос, однако они это делают. Что им можно противопоставить, когда нет ни народной войны, ни государственного строительства? Когда уже два поколения сторчались от безделья на наркотиках и поп-музыке»
«…проверка простая: способен нынешний фашист на реальную кровную месть? Способен направить «ЗИЛ» с взрывчаткой на позицию врага? Если да – то почему мы об этом не слышим? Если нет, то в России не существует никакого фашизма. Прямым действием занимаются, кажется, только ребята и девчата из НБП, у них есть уже и реальные мертвецы, и реально сидящие в тюрьмах, и покалеченные на всю жизнь. И они, я не сомневаюсь, куда более спокойные, позитивно настроенные, искренние и человеколюбивые люди, чем все наши культурологические фашисты» («НГ», 11.03.04 г.)
«Национализм, ностальгия по-настоящему твердой руке и реально затянутым гайкам, оказывается единственным, при этом фактически официально благословленным выходом для недовольства.
Сегодняшние либерал-интеллектуалы наступают на те же грабли, что и их представители сто лет назад. Только тогда, в конце XIX – начале XX века либеральные писатели справедливо оправдывали народовольческих эсеровских бомбистов, а нынешние взялись воспевать «возрождение в Чечне Российской Армии». Заканчивают и те, и другие одинаково – ужасом перед грядущим хамом» (П. Арчвадзе «Либеральный экстремизм» // «Новая газета», № 40, 2002 г.)