Во-первых, эти привилегии символичны, «они носят заведомо компенсационный характер, тогда как преимущества большинства лишь усиливают его политическое доминирование. Еще важнее, что преимущества большинства (70-80% населения страны), пусть даже чисто символические, сразу же выводят этнический фактор в число основных социально стратификационных политических и социальных стратегий общества. В таких условиях и речи не может быть о развитии единой гражданской идентификации для членов всего социума. Исторический опыт показывает, что любые попытки предоставления особого статуса большинству неизбежно приводили к росту авторитаризма, диктатуре. Вспомним опыт Германии (ставший уже классическим), признавшей арийскую расу полноценней всех остальных».
Но есть у этнического большинства и другая, как нам кажется, очень важная функция, реализация которой пока не просматривается. Прежде всего, призвание быть эталоном для меньшинства во всех сферах общественной жизни: соответствовать избранной роли «старшего брата». Этот привычный для русского народа образ памятен нацменьшинствам еще со времен СССР. Только этническое большинство (оно же электоральное) способно возглавить процесс продвижения идей модернизации в обществе, и тут мы, безусловно, согласны с Эмилем Паиным. Но что происходит на самом деле? «Высокая этническая толерантность русских и практически всеобщее владение русским языком всех народов России еще недавно, казалось бы, давали основание для прогноза сравнительно безболезненного развития гражданской нации в стране. Но в том-то и состоит одна из проблем России, что процесс перехода от этнонигилистического сознания этнического большинства, характерного для условий империи, к национальному стал развиваться в направлении, противоположном ожидаемому» (Э. Паин).
В этой связи возникает несколько вопросов. Претендуя на звание государственнообразующего, какие общественные идеалы может русский народ предложить другим: равенство перед законом, защиту от бюрократии, социальное и экономическое благополучие? В чем привлекательность русской национальной идеи для инородцев? Почему национализм русского народа расценивается как мобилизующий фактор самоидентификации, а активность инородцев воспринимается как этнический сепаратизм? Между тем, этот инородческий национализм базируется на желании (требовании) политического участия в жизни государства, желании реальной действенности общенациональных гражданских институтов. История свидетельствует, что когда государю нечего предложить своим подданным, он начинает в основу своей политики закладывать религиозный националистический миф, как это сделал в свое время Александр III, идеи которого на стыке столетий реанимировал его сын Николай II. Именно тогда генерал А.Н. Куропаткин создал известный труд «Россия для русских» (задачи для русской армии в 3-х томах, СПб, 1910 г.).
Подводя итоги года, председатель дискуссионного политического клуба интеллигенции «Московская трибуна» Владимир Илюшенко небезосновательно констатировал:
«Градус ксенофобии в нашем обществе зашкаливает за нормальные пределы. Национализм, расизм и мотивированные ими действия приобрели угрожающие масштабы. В обществе практически отсутствует нетерпимость по отношению к межнациональной ненависти. Безумная миграционная политика способствует ее нарастанию. Отдельные государственные деятели (например, губернатор Краснодарского края Ткачев) при молчаливом согласии федерального Центра открыто натравливают русских на представителей национальных меньшинств и призывают к их депортации.
Правоохранительные органы, призванные бороться с ксенофобией, сами зараженные ей. В стране легально действуют многочисленные партии и организации нацистского типа. Свободно продаются и распространяются газеты, журналы и книги, разжигающие национальную и религиозную вражду.
Власть попустительствует нацистам, зачастую прямо покровительствует им, а иногда и воспитывает под своим крылом.
Некоторые влиятельные фракции власти рассматривают нацистские организации и их боевые отряды как свой резерв. В случае форс-мажорных обстоятельств (резкий экономический спад, массовые волнения, учащающиеся теракты и пр.) этот резерв можно с успехом использовать, тем более что для многих высокопоставленных и рядовых функционеров нацисты идейно и социально близкие. Другое дело что потом эти боевики могут быть рассеяны и ликвидированы, как это произошло в свое время со штурмовиками Рема. Уже сейчас происходит скрытый государственный переворот. Радикальные национал-патриоты напряженно ждут исхода событий и готовы принять в них самое активное участие. Демографические процессы, происходящие в нашей стране, не дают повода для оптимизма. Через одно-два поколения национальный и религиозный состав населения резко изменится, чего не желают учитывать творцы нашей национальной политики». (В. Илюшенко, «Новая газета», 7-10 августа 2003 г.)
Одно из предупреждений, которое делает В. Илюшенко, превращение России в авторитарное государство, за которым может последовать «вползание ее в нечто фашизоидное, в какую-то дикую традиционалистскую архаику, которая, скорее всего, закончится катастрофой. Но главная наша беда – размывание нравственных ценностей, замена их либо политической целесообразностью, либо традиционалистскими мифологемами типа «Москва – третий Рим», «народ-богоносец» или «особый путь России».
В завершении главы хотелось бы напомнить строки Бориса Окуджавы, написанные в 1988 году, ибо истинное назначение великой поэзии, помимо прочего, – умение заглядывать в будущее, помня о прошлом и трезво оценивая настоящее.
Давайте придумаем деспота, чтоб нами он правил один
От возраста самого детского и до благородных седин.
Давайте придумаем деспота, придумаем, как захотим,
Потом будет спрашивать не с кого, коль вместе его создадим.
И пусть он над нами куражится и пальцем грозится из тьмы
Пока, наконец, не окажется, что сами им созданы мы.
Бесланcкая трагедия как послесловие...
Когда исследование содержательной и идеологической наполненности российского дискурса за два года прошедшие после «Норд-Оста» было подготовлено к печати, случилась еще более страшная трагедия в осетинском городе Беслане. Этот чудовищный по количеству погибших детей теракт взорвал не только северокавказский социум. Он катализировал доселе вялотекущие общероссийские протестные настроения, активизировав «верхи» и «низы» одновременно. Диагноз, поставленный обществу Бесланом, объединил различные, доселе непримиримые партийные платформы, отдельных общественных и политических лидеров, экспертное сообщество и т.д. «Страна погружается в апатию и общенациональную депрессию», – утверждение Сергея Лескова можно обозначить лейтмотивом основного количества публикаций.
«По социологическим опросам, первые ценности нашего современника – безопасность, семья, здоровье, образование. В прежние времена такой круг притязаний считался мещанским, постыдным. Но уход в личную жизнь стал неизбежен просто потому, что 15 лет надежд на взлет и возрождение привели к безрадостному выводу: судьба России – в унылом движении по кругу. Конкурентоспособность страны, из-за чего и затевалась перестройка, постыдно низка – 70-е место, как было доложено на последнем Всемирном экономическом форуме. Сами ничего путного сделать не можем, инвесторы нас боятся, по коррупции мы Парагвай и Гану обогнали. Разорвать заведенный порядок не получается, и эпоха «застоя» кажется лучшим временем в жизни страны» («Известия», 11.09.04 г.)
Еще более жесткий диагноз озвучил президент фонда «Индем» Георгий Сатаров на страницах «Новой газеты» (№№ 78-83), подчеркнув, что умышленно изменил своему традиционному отстраненно-аналитическому стилю: «…когда политики боятся говорить правду и называть вещи своими именами, когда журналисты не «жгут глаголом сердца людей», приходится брать за перо экспертам». Одновременно Г. Сатаров отмечает, что оценка «слабой России, возглавляемой слабым президентом» не полностью авторская. Сходные определения давались в выступлениях Ю. Латыниной, О. Крыштановской, В. Рыжкова, С. Коршунова, М. Краснова, М. Федотова, А. Филиппова, А. Илларионовна, Р. Туровского и многих других. «Итак, диагноз: Россия сегодня переживает три взаимосвязанных кризиса. Они подстегивают друг друга и резко дестабилизируют ситуацию в стране, угрожая не только благополучию, но и целостности». Это тупик авторитарной модернизации, кризис управления, политическая гиперинфляция. Все это вместе создает условия для широкого политического объединения общественных неполитических организаций, бизнеса, СМИ и даже политических технологов.
«Навязав нам тему «войны с международным терроризмом», Кремль изъял из повестки дня Чечню, коррупцию, растущее имущественное расслоение, наркотики, рекордную смертность на дорогах, туберкулез, вырождающуюся систему образования, недоступную большинству медицину, ополчившуюся против граждан России правоохранительную систему, уничтожающий реальную экономику предпринимательский климат, гибнущих в армии от холода и издевательств детей, разгул политического экстремизма, изуродованные демократические институты, и прежде всего выборы, абсолютный бедлам в исполнительной власти… Я всего лишь повторил то, о чем еще пишут в газетах мои сограждане и коллеги, но о чем уже невозможно услышать на государственных телеканалах или из уст президента и его клики.