Смекни!
smekni.com

Эхо теракта: вопросы с ответами и без… (стр. 17 из 176)

И, пожалуй, лишь Асламбек Аслаханов, чеченец, депутат Госдумы, – только он ходил прямо к террористам, невзирая на то, что лично для него это могло закончиться совсем плачевно: ведь он – генерал МВД и «федерал» в чистом виде в представлении тех, кто захватил «Норд-Ост» в плен. Но Аслаханов ходил, несмотря на собственных маленьких детей дома… Ходил, и все тут. И это тоже факт истории.

А где были остальные? Этот Малик Сайдулаев? Умар – тоже забыла, как звучит фамилия, и тратить время на то, чтобы вспоминать, не желаю… Имею в виду того самого богатого Умара, который вроде хозяина гостиницы у Киевского вокзала в Москве… И Гантамиров еще? И Хаджиев? И пр., и др., и восемь дыр…

Все – вплоть до Кадырова, вокруг которого так вьется большинство московских чеченцев, когда он прилетает в Москву из Грозного, что это наводит на дурные размышления о материальной заинтересованности обеих сторон. Кадырова, который теперь, на старости лет, покрыл себя таким несмываемым позором, оценив свою собственную жизнь в 50 жизней ни в чем не повинных зрителей «Норд-Ост» (напомню: террористы пригласили к себе Кадырова, главу Чечни, назначенного Путиным, и на него, единственного из всех возможных переговорщиков, предложили обменять 50 заложников, а Кадыров не пошел, впоследствии пояснив, что «не знал»)…

Чеченцы в эти 57 часов шептались по углам. И все. И этого было преступно мало. И Кадырова даже не осудили, не убедили войти в историю спасителем пятидесяти женщин и детей. Так называемая диаспора почти в полном составе ушла в подполье – на 57 часов. И часть из нее вышла из этого подполья только в Копенгагене.

Лично на мой вкус: получилось дурно. Не по-людски. Хотя, возможно, я очень ошибаюсь, и мне последует упрек, что, мол, чеченцы – и тогда, и теперь – панически боятся последствий, что озабочены выживанием в еще более резко ощетинившемся против них обществе, и т.д. и т.п.

Да, все так. Но получается какой-то прейскурант. Значит, есть паника большей цены? И меньшей? Значит, диаспора в тот-то момент не чувствовала, что еще более панически боялись своей почти неминуемой смерти заложники и что для сотни с лишним (мы так и не знаем, сколько это – «с лишним») из них 57 часов ежеминутной подготовки к смерти были последними часами их жизни, и именно поэтому мы сегодня бываем на бесконечных похоронах, где у священников садятся голоса, потому что даже опытные голосовые связки батюшек такого количества заупокойных служб подряд не выдержали бы…

Так есть ли смысл учитывать ТОТ страх чеченской диаспоры? Ответ понятен: смысла нет. Так что, извините, но отбрасываю в сторону такую вещь, как страх. Боялись все без исключения. Включая тех, кто штурмовал, и тех, кого штурмовали. И значит, вернемся на исходные: почему чеченцы повели себя в эти 57 часов именно так, а не иначе?

Потому что струсили. Массово струсили перед собственным молодым поколением, превратившимся в бескомпромиссных радикалов. Отползли. А может, и побрезговали. Стали «выше». И оказались ниже.

И это – тоже факт нашей истории. Миф о беспримерном бесстрашии нации остался в ТОЙ ЖИЗНИ, до 23 октября 2002 г.

В Чечне идут беспрерывные зачистки. Люди мучаются, людям так плохо, как раньше. Села блокированы. Зона за шлагбаумом «Чечня» опять превратилась в полигон.

Не многим хотя и лучше и по эту сторону шлагбаума.

А. КОЛЕСНИКОВ: «Яблоки на елках» / «Время MН», 31.10.2002 г.

…События на Дубровке закончились. Забудьте. Обыватель возвращается к телевизионному экрану, воспитавшему в нем крайнюю степень равнодушия. Политики с облегчением погружаются в привычные разборки. На повестке дня – очередные слухи о перекройке правительства, назначении единственного вице-премьера, о «совершенствовании» федерального выборного законодательства по башкирскому сценарию. Но это уже совсем другие истории, о которых сейчас, с учетом масштаба произошедшей в стране трагедии и ее последствий, как-то даже неудобно упоминать.

<…> Нас ожидает массовый расизм, а эта политическая угроза посерьезнее аппаратных подковерных разборок в треугольнике «администрация – СПС – «Яблоко».

<…> Власть сознательно не занималась профилактикой расизма, ксенофобии, антисемитских и антикавказских настроений. А теперь и подавно бросит это делать: все законодательство, регулирующее политический экстремизм, в том числе и свежий профильный закон, окончательно превратится в мертвое или полумертвое право. На проявления ксенофобии будут отвечать примерно следующим образом: ну что же вы хотите, людей можно понять. Или наказывать за хулиганство, телесные повреждения и т.д. (собственно, так и делали по сию пору…)

Е. ПАХОМОВА: «Московский Кавказ наказан рублем» // «Московский комсомолец», 30.10.2002 г.

После трагедии на улице Мельникова Москва буквально кишит милиционерами, проверяющими документы у приезжих. Наметанным глазом сотрудники ППС выдергивают из толпы азербайджанцев, грузин, таджиков… Далее – всех, чьи лица не подпадают под понятие «коренной москвич». И которых теперь иначе как «черными» многие москвичи уже не называют.

<…> После трагедии на улице Мельникова в сердцах кавказцев поселился страх. Но пока небольшой, с горошину. Они знают, что в и без того негативно настроенном к ним городе усилен паспортный режим. Они боятся выходить на улицу и ездить в метро. Но зов бизнеса сильней голоса разума.

<…> – Да, до всех этих событий мы были «лицами кавказской национальности». А теперь мы – «террористы»… – говорит азербайджанец Пайрам, в прошлом капитан-лейтенант ВМФ СССР, а теперь просто торговец на Киевском рынке. – Ну скажите: вы когда-нибудь видели, чтобы террористы на рынке торговали?..

<…> Самой дурной славой в Москве пользуется среди кавказцев Черкизовский рынок. По признанию многих опрошенных торгашей, не дай бог попасть в тамошнее отделение милиции.

– Деньги там трясут почти со всех торговцев. А если еще менты почувствуют, что у тебя есть деньги, – будьте уверены, вытряхнут все, – говорили корреспонденту «МК». – Но никакого «усиления режима» после теракта нет. Как грабили людей, так и грабят.

– Документы после теракта стали проверять чаще? – спрашиваю.

– В городе – да. Раньше раз в неделю проверяли, а теперь – почти каждый день. Раньше с нас брали по 50 рублей, а теперь – минимум 200 просят. Главное – доехать до рынка. Тут нас не трогают, – отвечают торговцы с Дорогомиловского рынка.

– Придираются сейчас по-страшному. Даже если регистрация есть, – говорит азербайджанец Ариф. – Говорят, например: рубашка у тебя грязная – плати! И плачу. А что делать? Для милиции сейчас – золотые времена. Я столько в жизни не наторгую…

А. ПЛУТНИК: «Пора создать музей террора» // «Время MН», 30.10.2002 г.

<…> Нет, не стоит, по-моему, возобновлять спектакли на этой сцене. Не стоит. Так случилось, что сама жизнь, а может, сама смерть, потребовала в силу обстоятельств, оказавшихся непредвиденными, перепрофилировать это помещение.

<…> Нам надо понять, что подувший от «Норд-Оста» ветер – это ветер истории. Музей террора мог бы стать не просто зарубкой на память обществу, склонному к беспамятству. Он мог быть хранилищем современной памяти – о вчерашнем дне, который, кажется, забывается многими быстрее, чем древние века. Памяти о том, как все было на самом деле, а не в чьей –либо угодливой интерпретации. Это были бы истории об искренних заблуждениях и необратимо обманутых людях. О бессмысленной жажде смерти и извращенном представлении о героизме, о не имеющей оправдания жестокости фанатиков к безвинным жертвам и к себе самим. О защищенности и беззащитности общества перед лицом тех, кто пытается свести счеты с государством. Отдельный зал можно бы посвятить реакции властей на различные эпизоды этой истории террора – от самого первого слова до принятых мер и окончательных выводов. От Черномырдина до Путина. Цена попустительства и цена твердости – что ближе к «оптимальному варианту». Путь рассудит история… Но ведь забудем выслушать ее, если продолжим получать эстетическое наслаждение в помещении на Дубровке после его влажной уборки.

В. НИКИФОРОВА: «Прикрылись спецназом» // «Правда», 12-13 ноября 2002 г.

ДЕНЬ советской милиции всего лишь десятилетие назад был одним из любимейших праздников всей Советской страны. Почти как 8 Марта. Но узурпировавшие власть после антиконституционного переворота в августе 1991-го с особым усердием топчут все, что любили советские люди.

Так вышло и с милицейским праздником. То балаганное шоу, что устроили на всех телеканалах 9 и 10 ноября, ничего, кроме горечи, вызвать не может даже у самих стражей правопорядка. Апофеозное же мероприятие в Кремлевском Дворце съездов (правда, назначение этого здания старались проглотить даже ведущие концерта), еще раз продемонстрировало всему свету бездуховность, нравственную глухоту политической «элиты» государства.

Еще десятками гибнут солдаты и мирные жители в Чечне (да и в других городах), еще не высохли слезы у родственников погибших во время захвата Театрального центра (в советское время – Дворца культуры шарикоподшипникового завода). Да ведь не всех еще похоронили... А тут в роскошном зале – пляски полуголых «сливок». И сидел, смотрел и слушал шеститысячный зал с руководителями государства, депутатами Госдумы (о, сколько там было речистых радетелей за народ!), «сенаторами». И никто – никто (!) не встал, не возмутился и никто не попросил остановить «праздник» и взойти прямо на места работы героев праздника, в милицейские подразделения.

Это надо было сделать не только потому, что бандитизм, терроризм не укрощены, а потому, чтобы подбодрить тех, кто в открытую борется с ними, кому действительно нужна поддержка. Это надо было сделать, потому, чтобы объединить народ и помочь ему выстоять. Нет, прикрылись спецназом, спасшим заложников в Театральном центре, и забыли о беде.

М. ЗАДОРНОВ: «Предлагаю сажать фотороботов» // «Новая газета», 4 – 10 ноября 2002 г.