Первертированный мазохист воспринимает плохое обращение как наказание, другие же мазохисты всегда испытывают чувство вины; оно может также использоваться в качестве алиби и оправдания собственного мазохистского поведения.
Таким образом, стремление к удовольствию, желание установить отношения с любимым объектом и потребность в наказании разве что в пограничных случаях связаны с понятием мазохизма в том значении, в к каком оно употребляется в повседневной жизни. Подходит ли оно здесь? В психоаналитической практике мы постоянно сталкиваемся с непреодолимым желанием мазохиста извлекать удовольствие из своего страдания и унижения, приписывая их чужой воле и воспринимая их как наказание. Следует ли эти столь часто встречающиеся мазохистские черты рассматривать в качестве одного из проявлений, возникших вторично из фундаментальной склонности, направленной против удовлетворения, самосохранения и самоуважения? Можно ли считать эту склонность основой мазохизма? В таком случае более сложные формы должны были бы происходить из дополнения к либидинозному содержанию, эротизации чистой агрессивности, изначально направленной против самого субъекта, и из смешения влечений, в котором основной элемент выводился бы из влечения к смерти. Мнения психоаналитиков по этому вопросу разделились. Можно легко прийти к взаимопониманию относительно компонентов мазохистского поведения, которые мы только что перечислили, и даже относительно различных частных аспектов этого поведения, которые проявляется в процессе психоанализа. Однако остается расхождение во взглядах на значение отдельных компонентов, а также на природу и происхождение каждого из них. Является ли данный элемент первоначальным или производным, обязательным или случайным, целью или средством? Особенно остро стоит вопрос, целесообразно ли выделять дальнейшие компоненты, и если да, то какие.
Мы хотели бы напомнить основные этапы развития фрейдовской теории.
В работах «Три очерка по теории сексуальности» (1905) и «Влечения и их судьба» (1915) Фрейд изображает мазохизм в качестве конституирующего элемента сексуальности. Он рассматривает его как зеркальное отражение садизма и впервые раскрывает связь между этими внешне противоположными тенденциями: «Сначала следует выразить сомнение, появляется ли он (мазохизм) первично и не возникает ли он скорее вследствие преобразования садизма» (V, 57). На этом этапе Фрейд исключал возможность первичного мазохизма. Подобным же образом он группирует в пары и другие противоположные тенденции, в частности активность—пассивность и мужское—женское; он подчеркивает родство пассивности и женского поведения с мазохистским поведением по отношению к сексуальному объекту. По своей направленности на тело субъекта и по своему происхождению это мазохистское влечение одновременно связано с нарциссизмом, поскольку субъект идентифицирует себя с садистским объектом.
Когда в работе «"Ребенка бьют"» (1919) Фрейд в теме фантазий об избиении вновь рассматривает мазохизм как метаморфозу садизма, он приписывает эту метаморфозу бессознательному чувству вины из-за сексуального подчинения отцу (XII, 208). Фактически эти фантазии выражают вытесненное желание быть любимым отцом,
484
которое в результате регрессивного движения превратилось в желание быть им избитым; это относится и к девочкам и к мальчикам, но если мальчик в своем воображении изменяет пол наказывающего родителя — его должна избивать мать, — то девочка подобным же образом изменяет свой собственный пол и превращается в зрительницу: избивают не ее, а маленького мальчика. Выражение стремления к наказанию осуществляет компромисс, позволяющий уменьшить чувство вины, связанное с инцестуозными желаниями, и в определенной степени от него освободиться, поскольку наказующая мать наделяется мужскими атрибутами. Таким образом, Фрейд описывает мазохизм как форму проявления эдипова комплекса.
Уже в работе «Введение в нарциссизм» (1914) Фрейд чувствовал необходимость согласиться с Ференци в том, что при определенных условиях либидинозные влечения могут вновь обернуться на субъекта и направиться на Я, которое в результате само становится объектом либидо. Позднее, в «Печали и меланхолии» (1917), «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) и «Я и Оно» (1923), Фрейд возвращается к концепции мазохизма, перестраивает ее и включает в свою метапсихологию. Сверх-Я, этой нововведенной инстанции, Фрейд приписывает функцию ин-тернализации агрессивности через идентификацию и дальнейшего обращения ее на Я. Одновременно он вводит понятие влечения к смерти, которое определяет как источник центробежной агрессивности, и, основываясь на этом положении, разрабатывает новую теорию влечений.
И наконец, в «Экономической проблеме мазохизма» (1924) он использует эту новую концепцию для объяснения истоков мазохизма. Последний для Фрейда является уже не производным феноменом, а первичным влечением, всем тем, что сохраняется в организме от влечения к смерти, всем, что не направлено на внешний мир. К нему добавляется вторичный мазохизм, возникающий из обращения агрессии на субъекта, и только его можно наблюдать непосредственно. Фрейд признается, что ему прежде не хотелось признавать наличие потребности в страдании, ставящей под вопрос принцип удовольствия. Чтобы преодолеть это затруднение, Фрейд выдвинул гипотезу о трансформации влечения к смерти под влиянием либидинозных влечений. Он выделяет четыре формы вторичного мазохизма:
1) эрогенный мазохизм как «свидетель и остаток той стадии развития, в которой возникает столь важный для жизни сплав влечения к смерти и эроса» (XIII, 377). Этот сплав должен образоваться в том возрасте, когда ребенок еще не может испытывать никаких сильных чувств, даже боли, не переживая при этом и удовольствия;
2) женский мазохизм; «характерное для женщин психосексуальное поведение», которое перенимают многие мужчины. Важную роль в нем играет чувство
вины;
3) инфантильный мазохизм; под ним понимается возобновление отношений детской подчиненности с целью удовлетворить пассивную потребность ребенка в заботе и зависимости. Такое поведение описано еще Ференци;
4) моральный мазохизм, выступающий как постоянная потребность в наказании и внешне лишенный сексуального характера, но в действительности являющийся следствием оживления так называемого обратного эдипова комплекса. Речь идет о регрессивной ресексуализации морали: Сверх-Я склонно вновь превратиться в отца, объект пассивной любви. Это означает, что человеку присуща тенденция обращаться с самим собой так, как прежде с ним обращались родители. Потребность в наказании Фрейд объясняет мазохизмом Я, противопоставляя его садизму Сверх-Я. Здесь Фрейд описывает мазохизм, как бы завуалировано он ни проявлялся, как либидинозное стремление (пассивное, женственное, моральное). В более поздних работах, таких, как «Конечный и бесконечный анализ» (1937) и «Торможение, симптом и страх» (1926), показано влияние навязчивого повторения и
485
импульсов саморазрушения в чистом виде, но не отрицается возникающее при этом удовольствие. Желание страдать, быть пассивным, женственным или убить себя рассматривается как исходное и нередуцируемое, но всегда связанное с получением в качестве награды удовольствия, что подтверждает инстинктивный характер этого типа поведения.
В более поздних работах, посвященных проблеме мазохизма, в зависимости от того, присоединяются авторы к этой гипотезе или нет, то есть признают они концепцию влечения к смерти или ее отвергают, можно выделить два основных направления. Некоторые считают ненужным исходить из метапсихологических оснований для того, чтобы должным образом дать определение мазохизму, но мы не можем полностью разделить эту точку зрения.
Среди авторов, которые не используют понятие влечения к смерти или отвергают его, прежде всего следует упомянуть Нахта (Nacht 1938). Он усматривает сущность мазохизма в возвратном обращении агрессивности субъекта самого на себя, инверсии, возникающей из страха подвергнуться нападению со стороны внушающего угрозу объекта или оказаться им покинутым. То есть речь идет о производной садизма, у которого, в соответствии со схемой влечений и их судеб, заимствуется инстинктивная энергия. Удовольствие, получаемое первертированным мазохистом, объясняется догенитальной регрессией. Также и за поведением морального мазохиста (мужчины) просматривается гомосексуальная фиксация на отце. Все это соответствует той стадии фрейдовского мышления, которая отражена в работе «Ребенка бьют» (1919).
Вклад Нахта заключается в введении термина «органический мазохизм», которым он описывает подлинное, пронизывающее всю личность аффективное состояние, «которого можно достичь только через страдание». Соответствующий тип характера возникает не в результате эдипового развития, а гораздо раньше. На этой стадии в силу массивных фрустраций создается аутоагрессивная организация (см. также статью Я. Бастиаанса в т. II). Нахт делает акцент на развитии страха и объясняет, каким образом в процессе дальнейшей дифференциации в развитии ребенка из страха возникает чувство вины. Он не рассматривает агрессивность как составную часть влечения к смерти; более того, он рассматривает агрессивность не столько как влечение, сколько как следствие страха, фрустрации и агрессии извне, выстраивая цепочку: фрустрация — агрессивность — страх — мазохизм. Тем самым агрессивность представляется скорее жизненным рефлексом, реакцией, но не влечением как таковым, а мазохизм —■ соответственно неудачной попыткой защититься. Этот подход отдаляет нас от более поздней теории Фрейда, хотя с точки зрения происхождения теории мазохизма мы оказываемся к ней даже ближе.