Здесь становится очевидным, насколько трудно судить о ценностях. Разумеется, само по себе стремление к достижениям не является плохим, но, с другой стороны, сегодня многие понимают, что в определенных обстоятельствах оно может быть крайне неблагоприятным и даже опасным. Все зависит от того, какое место оно занимает в целостной личности.
Далее, было установлено, что помимо вытеснения существуют и иные формы, с помощью которых Сверх-Я (или, выражаясь иначе, интернализированные запреты и заповеди родителей, а также детские устремления к идеалу, исполнению желаний) может изменять инстинктивные желания (см. также статью П. Цизе). Для психоаналитика совершенно ясно, что желание-влечение или желание-фантазию нельзя сделать несуществующим, как бы этого ни хотели. Его можно удалить лишь из сознания и символически перенести отдельные инстинктивные побуждения на другую цель, чего сам субъект не замечает. Другими способами удержать инстинктивное вне сознания являются: интроекция, проекция, идентификация, изоляция, отрицание, обращение в противоположность, обращение против собственной персоны, отречение, расщепление, регрессия, смещение, сгущение, символизация или фантазирование, сублимация, интеллектуализация, альтруистическая уступка, использование заместителя, ролевая игра и некоторые другие. Прежде всего возникают реактивные образования, которые одновременно используют целый ряд таких механизмов. Так, наряду с вытеснением регулярно происходит символизация и/или сгущение и смещение. Все эти механизмы стали называться в психоанализе со времен Фрейда защитными механизмами. Анна Фрейд (см. подробную статью о ее жизни и творчестве в т. III) систематизировала их в своей знаменитой работе (А. Freud 1936).
Все эти защитные механизмы представляют собой функции Я. Эти функции Я не являются только патологическими и не служат только Сверх-Я. Они являются скорее чрезвычайно важными и полезными функциями научения, приспособления, обретения себя и эмоционального мышления. Ведь чувства — это не только переживания настроения, с их помощью тем или иным образом понимается и оценивается ситуация. Это я и называю эмоциональным мышлением, поскольку эмоции могут вести также к умозаключениям. Эти выводы, однако, не являются причинно обоснованными, как при логическом мышлении, а основываются на чувственных связях (Mayer 1959).
Таким образом, Сверх-Я связано и с миром влечений и с функциями Я. Влияние, оказываемое на жизнь влечений, затрагивает одновременно и соматические процессы, поскольку инстинктивные влечения всегда связаны с процессами, происходящими в теле. Поэтому психоаналитическая теория всегда также имеет отношение к психосоматике (Loch 1972). То, каким образом изменяются первоначальные инстинктивные желания называют в психоанализе также судьбой влечений. Связь с функциями Я состоит в том, что последние должны использоваться для подавления влечений. В соответствии с этим чрезмерное задействование функций Я при патологических явлениях приводит к нарушениям Я. Столь бросающаяся при этом в глаза слабость является все же не выражением недостатка энергии, а результатом использования для защиты функций, которые в таком случае уже не могут целесообразно использоваться иначе.
507
Говоря о Сверх-Я, мы имеем в виду то известное каждому обстоятельство, что человек в течение своей жизни создает идеалы (идеал-Я и Я-идеал). Иначе говоря, человек ассимилирует ценностные представления, действующие в качестве цензор-ной инстанции. Все те инстинктивные побуждения и желания-представления, которые противоречат представлениям, относящимся к этим идеалам, регистрируются как подлежащие отклонению. Эти инстинктивные побуждения либо сдерживаются соответствующими способностями Я, защитными механизмами, либо изживаются непосредственно. Таким образом, Сверх-Я воздействует на функции Я и косвенно на инстинктивные побуждения. Точно так же создается препятствие для проникновения неприятных представлений в сознание. К их числу принадлежит и большинство содержаний Сверх-Я! Именно столь действенные заповеди и запреты родителей являются большей частью вытесненными. Возможно, причина этого состоит в том, что в противном случае в результате критического осмысления стала бы очевидной бессмысленность многих усвоенных еще в детстве ценностей. Часто даже бывает так, что человек в сознании отвергает и осуждает идеалы и методы воспитания своих родителей и тем не менее точь-в-точь следует этим же самым идеалам и обращается со своими детьми точно так же, хотя теоретически от этого отказывается. Здесь, как и в большинстве случаев, Сверх-Я действует на бессознательном уровне. Мы могли бы это пояснить следующим образом: подобно тому, как бессознательны движения при ходьбе, так же непроизвольно осуществляются и многие душевные привычки.
Чтобы идеалы Сверх-Я могли действовать, необходима, разумеется, выраженная аффективная установка (как я это называю) по отношению к ценностным представлениям, благодаря которой пробуждается соответствующая энергия, а инстинктивные побуждения не просто воспринимаются как запретные, но могут быть эффективно преобразованы. Поэтому вполне понятно, что подавление инстинктивных побуждений не всегда удается в течение долгого времени и, несмотря на все защитные меры, влечение может все же вырваться на волю.
Фрейд констатировал, что ребенок, фрустрированный в своих желаниях, обращается к действиям, которые он назвал галлюцинациями. Фрейд не имел в виду известный симптом шизофрении, хотя и он тоже может здесь иметь место, а просто хотел сказать, что ребенок начинает воображать желаемое. Трудно сказать, обладают ли рудиментом этой способности также и высшие животные. Здесь имеется в виду, однако, совершенно особая человеческая способность, а именно способность нечто вообразить. Эта проблема тщательно разрабатывалась Линке (Lincke 1971с, 1971b), который излагает ее в рамках психологии Я.
Первые представления об этом восходят к Ференци (Ferenczi 1926), подробно описавшему процессы интроекции, проекции и идентификации. Быховски, польский аналитик, проживающий в Нью-Йорке, позднее исследовал эту область еще более детально (Bychowski 1956). Своеобразным процессом является уже то, как ребенок подражает высказываниям, жестам и особенностям поведения послужившего образцом родителя, что не всегда доставляет ему радость. Часто воспроизводится как раз ошибочное, непрактичное или бесполезное поведение. Вспоминается шиллеровский Валленштейн: «Как он откашливается, как он сплевывает — все вы в точности у него переняли». Однако гораздо важнее те процессы, которые, будучи усвоенными ребенком, изменяют его личность или влияют на формирование характера.
В своей работе «Печаль и меланхолия» Фрейд в 1916 году впервые подробно представил эту проблему, а именно как благодаря идентификации с объектом любви можно избежать переживания разлуки. При этом сам он ссылается на уже представленные исследования и рассуждения Ференци (Ferenczi 1909). Постоянно обмениваясь результатами исследований с Ференци и Абрахамом (Abraham
508
1912), Фрейд все далее продвигался в изучении этих процессов. Свой вклад в эту работу внесли также Фенихель (Fenichel 1926), Эдер (Eder 1929), Джонс (Jones 1926), М. Кляйн (Klein 1962), Нунберг (Nunberg 1925), Штерке (Stärke 1929) и Штерба (Sterba 1932). Фенихель определяет процесс идентификации как «изменение Я», при котором приобретаются качества, которые прежде были обнаружены у объекта. Еще Ференци выявил здесь защитный механизм: слишком слабая личность ребенка пока еще не способна защититься и вместо этого «испуганно идентифицируется». В дальнейшем Анна Фрейд (А. Freud 1936) назвала это идентификацией с агрессором.
Таким образом, маленький ребенок, если ему не удается защитить себя, приспосабливается из страха, поскольку аффекты взрослых слишком сильны и бурны. В таком случае ребенок бессознательно перенимает нечто из поведения взрослых. Мичерлих (Mitscherlieh 1958) описал это как процесс запугивания.
Так, дети перенимают страхи, не сознавая, что это не их собственный страх, а матери или отца. Таким же образом перенимаются и определенные защитные реакции. К примеру, пациент жалуется на пристрастие его матери к условностям, не замечая, что сам постоянно проявляет то же самое свойство. Привычки в еде, в общественном поведении, отказ от влечений, самопожертвование, стремление к успехам и т.д. столь рано перенимаются в качестве составной части Я, что действуют подобно черте личности; и только в анализе может открыться, что речь здесь идет об изменении Я, которое можно аннулировать.
На способности что-либо вообразить, с чем-либо себя идентифицировать и таким образом вобрать это в себя как часть себя самого основано в дальнейшем развитии и наше мышление. Об этом Бион написал трудную для чтения, но очень важную книгу (Bion 1962). Мышление есть не что иное, как игра с подобными образами фантазии, которые мы также называем представлениями. Насколько творческой может быть такая игра, в деталях описывает нам Винникотт (Winnicott 1974). Образ, который мы себе «пред-ставляем», становится доступным; с тем, что находится перед нами, можно что-то сделать. Фрейд называл эту деятельность «пробным действием».
Человек для своих галлюцинаций, фантазий или представлений нуждается в некоторых образцах. Просто необходимо связать их с чем-то знакомым. Этого, впрочем, ждет и читатель от нас, тех, кто пишет. Чтобы объяснить что-то новое, мы должны связать его с уже известным. Знакомое превращается у ребенка и, разумеется, также у взрослого в образ, или, как говорят аналитики, интроецирует-ся. Тем самым оно не остается чем-то внешним по отношению к человеку, чем-то пережитым, но становится чем-то и внутри него самого. Эти феномены в психоанализе называются интроектами. В начальной стадии развития психоанализа их называли также имаго, внутренними образами.