Балинт подтверждает свой тезис о том, что значение отдельных работ Ференци в самом начале было недооценено (что нашло свое выражение и в истории публикаций) следующими примерами: «Название самой первой работы Ференци, той самой, с которой в 1908 году, несколько месяцев спустя после первой встречи с Фрейдом, он выступил на 1~м Психоаналитическом конгрессе, было: "Психоанализ и педагогика". По каким-то причинам при жизни Ференци эта работа была опубликована только на венгерском языке... И хотя в психоаналитической литературе фактически это была первая работа о воспитании, ее проигнорировали и предали забвению... Примечательно, что его выступление на 2-м Международном психоаналитическом конгрессе постигла та же участь. Несмотря на то, что именно Ференци занимался организацией Международного психоаналитического объединения и именно ему принадлежит первый проект Устава, который был принят затем лишь с небольшими изменениями, все же., его доклад был опубликован лишь на венгерском языке... И только в 1927 году эта работа вышла в полном объеме... в первом томе «Основ»... Является фактом, что и о ней мало кто помнит» (Соч. I, XV—XVI) 17. Эти примеры можно было продолжить: выступление Ференци под названием «Доклад перед судьями и прокурорами», сделанное в октябре 1913 года, наряду с работой по педагогике 1908 года, его самой значительной попыткой «применения» психоанализа, а также его единственная работа по психоаналитической культурологии, основные положения которой узнаются во фрейдовских работах, написанных соответственно на четырнадцать и девятнадцать лет позже18, появились только в 1922 году в «Популярных лекциях»; Балинт же их в свое собрание сочинений не включил.
Помимо писем Ференци (переписка между Фрейдом и Ференци не была опубликована из-за вмешательства семьи Фрейда) неопубликованными остались также его дневники и стихи (в стиле Гейне), о существовании которых мы узнаем только из различных биографических очерков, посвященных Ференци.
171
СОЦИАЛЬНЫЕ НЕДУГИ — СОЦИАЛЬНОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ПСИХОАНАЛИЗА — ПСИХОЛОГИЗМ
Специфическим достижением фрейдовского просвещения было то, что невротические нарушения по типу истерии, врожденные «причины» которых тщетно выискивала господствовавшая тогда физикалистски и «психофобно» (О I, 93) ориентированная медицина (если только вообще не объявляла эти симптомы «симуляцией» ), трактовались как социальные недуги, как неадекватные и неподвластные сознательному Я автоматические реакции, которые приобретаются в процессе неправильной социализации и которые могут быть изменены в результате специально организованной разговорной психотерапии. Новая психоаналитическая психология являлась, по сути, биографически ориентированной. Любая биографически ориентированная психология предполагает, однако, понимание той социальной матрицы, в которой происходит социализация индивида; не только понимание семейного микросоциума, но и макросоциума, в который включен этот микросоциум, — понимание того, как последний (в качестве устаревшей формы жизни) противостоит первому, и вместе с тем понимание исторически определенной формы (внесемейного) сообщества. Поэтому уже самые ранние психоаналитические публикации Фрейда выходят за рамки описания болезни, этиологии и терапии и нацелены на «метапсихологию» двоякого рода: на модель психического аппарата и на модель культуры, которая в качестве (соответственно представленного) макрокосмоса включает в себя микрокосмос индивидуальной душевной жизни. Фрейд рассматривает «культуру» со стороны «душевных основ» 19, то есть ограничивая свой взгляд одновременно критически и психологически. Поначалу культура представляется только как задрапированный фон теории неврозов, как культурно преобразованное естественное «окружение», которое накладывает отпечаток на душевный аппарат индивида и от которого последний должен защищаться. По мере того как дифференцировалось фрейдовское понимание развития индивида (и функционирования его психического «аппарата»), освещенный со стороны «душевных основ» силуэт культуры также приобретает свой профиль. Критика культурной сексуальной морали (1908), толкование тотемизма и табу инцеста (1912—1913), объяснение психологии масс (1921) явились важнейшими этапами разработки в рамках критики религии функционалистской теории социальных институтов («Будущее одной иллюзии», 1927), которая была дополнена в работах о неудовлетворенности культурой (1930) и Моисее как основоположнике монотеизма (1937— 1939).
Ференци, в трудах которого вытеснение и невроз характеризовались прежде всего как социальные феномены (О III, 22 и 426), у которого обнаруживаются интересные аналогии между психологией и политикой 20, который делал основной акцент на роли социальных компонентов в этиологии неврозов2I и относился к пионерам, применявшим психоанализ в педагогике, криминологии и социологии (ср.: О III, 431), за исключением двух статей по критике культуры (1908, 1913), явно испытавших на себе влияние фрейдовских идей относительно общественной сексуальной морали (1908), не написал ни одной работы по критике религии и общества. Фрейдовское «Будущее одной иллюзии» и дополняющее его сочинение «Недомогание в культуре» не нашли никакого отклика в его работах. Создается даже впечатление, что он, собственно говоря, был далек от политики: в отличие от Фрейда политические события не оставили никаких следов в его трудах. Похоже, что к великой войне с ее жертвами он относился с холодностью естествоиспытателя, наблюдающего за игрой природы (ср. его работы о так называемых военных неврозах). (Правда, в ставших недавно известными его письмах есть места, которые
172
позволяют сделать выводы о появлении у него более развитого чувства политической реальности.) Интересы Ференци были устремлены не на теорию культуры и не на реконструкцию древней истории человечества, а на реконструкцию «истории» органической жизни, свидетельства которой известны нам в виде влеченийии механизмов удовлетворения влечений у живого существа, и прежде всего у такого живого существа, как человек.
Фрейд, возродивший в среде терапевтов идею бессознательной продукции (отчуждения) и рефлексивного усвоения, идущую от идеалистов-диалектиков классического периода (Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля), трактовал новую психологию как естественную науку23. Естественнонаучное инкогнито нового учения о душе делало его слепым к социальной обусловленности и функции общества и освобождало его от психоаналитического психологизма. Фрейдовская теория культуры — как и его антропология, учение о психическом аппарате, — является общей, а исторически специфические черты проникли в нее непроизвольно и остались непонятыми. Перспектива, в которой индивиды в процессе онтогенеза усваивают «культуру», является перспективой разобщенных особей, сообщество которых образуется как бы исподволь, через отношения обмена. Социальный мир открывается им как внешняя природа (от которой он их защищает и с которой их связывает) через страдание. Две эти переплетенные друг с другом внешние сферы выступают для страдающих индивидов — и для теории Фрейда — как инвариантные, как «природа», как ананке (судьба), о которые разбиваются фантазии-желания и в отношении которых требуется аутопластическое приспособление.
Психоаналитическая теория терапии исходит из того, что снимает с пациентов невольный статус объекта и вводит их в действие в качестве авторов, способных к ревизии своей жизненной истории. Метод провоцирует понимание того, что управляет пациентом, оставаясь непонятым. Поясняющие толкования врача чередуются с понимающим принятием таких толкований со стороны самих пациентов. Насколько этот идеолого-критический опыт 24 отвечает двухтактному псевдоестественному характеру невротического образования, настолько мало психоаналитическая теория удовлетворяет природному двухтактному характеру социального мира. Она либо приписывает (пессимистически) его институты внешней природе, либо не признает их (опрометчиво-утопически) в качестве инструментов удовлетворения влечений. В этом недочете проявляется номиналистический импульс, который объединяет психоанализ с (натуралистическим, но еще не историческим) материализмом.
Ференци видел во фрейдовском психоанализе научно-историческую корректировку физикализма, «психофобная» программа которого в сфере психологии и биологии оказалась стерильной (ср.: О I, 278), а в сфере медицины — односторонней. В аналогизирующих метаниях между естественнонаучным наблюдением и объяснением и интроспективным толкованием, между физикализмом и психизмом (онтогенетически выражаясь, между проекцией и интроекцией) он видел единственный сообразный с реальностью научный метод, а в «утраквизме» — верную «научную политику» (О IV, 161—162) 25.
Фрейд учитывал общественно-научный характер терапии и психологии неврозов, не только дополнив психоаналитическую теорию социализации (онтогенеза) теорией древней истории человечества (филогенеза), но и разработав другую ее часть, критическую теорию культуры. Ференци напротив, будучи выраженным физикалис-том, не удовольствовался фрейдовской максимой о том, что психическое во возможности следует объяснять психическим (О IV, 95), но попытался в пограничной области психологии и биологии («биоанализе»), а также в пограничной области психологии и органической медицины завоевать для психоанализа новые провин-