173
ции. Основываясь на «феноменах истерической материализации», он приступил к работе над психоаналитическим объяснением и терапией патоневрозов, тиков, психозов и, наконец, эпилепсии и паралича. Этот «психоаналитический империализм» (Dupont 1972, XVI) позволил Ференци — вместе с Георгом Гроддеком — стать основателем психоаналитически ориентированной психосоматической медицины.
Ференци как-то писал, что на долю психоанализа выпала задача «разрушить мистику» (О II, 49). Мистификаторской казалась ему прежде всего тенденция, когда определенные факты или факторы поспешно провозглашались в качестве «последней данности» и тем самым отрезался путь для дальнейшего их анализа и соотнесения (О IV, 30). Одним из первых против разложения и релятивизации гени-тальности, предпринятых Фрейдом, Ференци и Ранком, против реабилитации парциальных влечений, впервые позволяющей увидеть социальный смысл «примата гениталий», характерным образом выступил фетишизировавший генитальность Вильгельм Райх26 — сначала для легитимизации новой «техники», а затем для проповедования новой религии природы. Желание не прерывать раньше времени аналитическое толкование побудило Ференци к тому, чтобы такие загадочные факты природы, как, например, копуляция, интерпретировать в качестве симптомов эволюционно-исторических травм и попыток самоисцеления живых существ, то есть трактовать их прщюАно-историчеаси. Сколь прозорлив он был в истории природы, столь же слеп в истории общества. «Социальное применение» психоанализа он прокламировал в четырех работах, самой значительной из которых является первая — доклад «Психоанализ и педагогика», прочитанный на конгрессе 1908 года, аргументация которого была дополнена в прочитанном пятью годами позже «Докладе перед судьями и прокурорами». Дополнением этому слркат два написанных в 1919 и 1928 годах сочинения под названием «Психоанализ и криминология».
Доклад Ференци на конгрессе 1908 года по обилию идей можно назвать гениальным. Впервые провозглашенные в нем тезисы на протяжении полувека (вплоть до работ Герберта Маркузе), пожалуй, являлись ведущими в дискуссии о связи психоанализа и (теории) общества. Ференци начинает с введения понятия ненужного «дополнительного подавления» 27, ответственность за которое он возлагает на господствовавшую в то время педагогику, которая «пестует... вытеснение» (О III, 11). Вытеснение есть самоотрицание, современное воспитание — это воспитание «интроспективной слепоты» (там же, 19). «Можно подумать, что этот институт является целесообразным, поскольку он как бы автоматизирует социально целесообразное мышление и делает бессознательными антисоциальные или асоциальные устремления, предотвращая тем самым их вредное воздействие. Однако психоанализ доказывает, что такого рода нейтрализация асоциальных тенденций нецелесообразна и неэкономична» (18). Чрезмерное вытеснение освобождает силы влечения, которые дают пищу «культу авторитета», «судорожному цеплянию за изжившие себя общественные институты» (О III, 11 и 12; соотв. ПЛ, 111), за все то, что Маркузе позже назвал «психическим термидором» (Marcuse 1957, 47). «Сегодня все общество не-вротично», — говорит Ференци, и единственным целительным средством против «общественной болезни» лицемерия, являются, пожалуй, «непредвзятое проникновение в истинную и всецелую природу человека» и недогматическая педагогика, которая должна считаться с таким воззрением (22). «Тенденцию нашего общества к аскезе» он называет «странной и противоестественной» (19). «Только благодаря тому, что морализаторское воспитание невротизирует здоровых людей, становятся возможными такие отношения, когда за словами об отцовской любви могут скрываться явно эгоистические наклонности, когда под лозунгом облагодетельствования народа пропагандируется тираническое порабощение индивидуальной свободы, религиозность отчасти почитается как лекарственное средство против страха смерти,
174
отчасти как разрешенная форма взаимной нетерпимости и когда, наконец, в области сексуальности никто не желает открыто признавать того, что он сам втайне делает» (20). На возражение, «не разрушат ли освобожденные от своих оков эгоистические влечения все творения тысячелетней культуры человечества? Есть ли замена категорическому императиву морали? ...на эти безапелляционные и не допускающие объяснения догматические принципы...» он отвечает осторожно, ссылаясь на Фрейда: терапевтическое разъяснение ведет к тому, что вытеснение устраняется через сознательное осркдение. «Внешние отношения, образ жизни едва ли нуждаются в изменении» (20—21). Культура и государство, однако, являются не целью, а средством. В 1913 году в том же контексте, что затем и у Фрейда в «Будущем одной иллюзии» (1927), он говорит: «Возможно, из-за этого будет утрачена часть авторитета, однако только та часть, которая раньше или позже сама себя разрушит... Но это приведет к новому устройству, где в расчет будут приниматься не только интересы отдельного
властителя» (ПЛ, 112—113).
Ференци высказывает важный тезис: «Освобождение от ненужного внутреннего принуждения, наверное, было первой революцией, давшей человечеству действительное облегчение» (О III, 12—13); оно позволяет освободиться от ненужного внешнего принуждения, является общественной предпосылкой для «внутренней революции» за пределами рефлексии. Человека, достигшего достаточного самопознания, он описывает как стоика, подвергнутого обрезанию (21); он не в состоянии указывать путь к обществу будущего, свободного от ненужного вытеснения, лицемерия, догматизма и авторитаризма. Педагогические реформы необходимы, но не предполагают ли они внутренне освобожденного человека (в роли учителя) (12—13)? Либеральные защитники негативной педагогики (О III, 348) грезят о «справедливой среде»: «Должна ведь быть где-то между анархизмом и коммунизмом, между беспредельным проявлением индивидуальности и социальной аскезой разумная индивидуально-социалистическая «справедливая среда», которая наряду с интересами общества заботится об индивидуальном благе, вместо вытеснения влечений культивирует сублимацию влечений и тем самым прокладывает прогрессу спокойный путь, застрахованный от революций и реакций» (ПЛ, 112). К этой идиллической мечте относится важная диалектическая мысль из одной более ранней работы: «И люди не будут переживать также столь интенсивного удовольствия — ведь им не надо будет преодолевать таких колоссальных препятствий, — зато им достанется безоблачное бытие, не терзаемое днем чрезмерной боязливостью, а ночью — страшными сновидениями» (О III, 17).
Наряду с требованием психоаналитической педагогики Ференци выступил с требованием разработки психоаналитической криминологии и криминальной терапии, которые имеют «в любом случае... больше шансов на успех, чем варварская строгость надзирателей или благостное утешение тюремных духовников» (Соч. I, 197,199; О III, 401, 407). Только психоаналитический подход и основанная на нем методика лечения могут как в общественном мнении, так и у органов, осуществляющих исполнение приговора, «нейтрализовать столь вредный элемент удовольствия от наказания, что само по себе ничуть не меньше способствовало бы возможности душевного «возрождения» нарушителя и его приспособлению к общественному порядку» (Соч. I, 299).
Однако «психоаналитическая ревизия социологии», которую постулировал Ференци (Соч. I, 297), сводилась к ее субъективизации. Ему казалось, что исторические материалисты вместе с медицинскими физикалистами выступали единым фронтом «фанатиков объективности» (О III 424) и им еще только предстоит «открытие души» (О III, 95—96). Именно Ференци рке в 1913 году свел социологию к (прикладной) психологии; Фрейд в своих лекциях 1933 года (XV, 194) только повторил
175
за ним это. «Если смотреть с более высокой и более общей точки зрения... учение о праве, равно как и учение об обществе, является, по сути, лишь прикладной психологией...» (ПЛ, 103). Тем самым были распахнуты двери психоаналитическому психологизму, в развитие которого внес вклад и сам Ференци 28. «Социальные проблемы можно разрешить лишь через раскрытие истинной психологии человека; спекуляции об одних только экономических условиях никогда не приведут к цели» (О I, 116). В высказывании о «спекуляциях» речь идет о (критической) науке, изучающей экономические условия. И тем не менее в словосочетании «одних только» имеется намек на возможность взаимного дополнения обеих дисциплин. /
Ференци обычно говорит об общественном строе, культуре, принципе реальности (ср., напр.: О III, 408). И все же именно этот истинный психолог, крайне радикально сформулировавший цели психоаналитической терапии, указывает в различных работах также на тот пункт, где восстановленная, обостренная способность к испытанию реальности заставляет экс-пациентов отречься от парализующей, нецелесообразной аутопластики вытеснения и симптомообразования и искать в социальной действительности возможности к аллопластическому изменению (О IV, 220). Это проявляется в следующей несколько необычной формулировке: «Только то глубокое исследование всей индивидуальности, то полное самопознание, которое достигается благодаря психоанализу, способно парализовать влияния среды, существующие с самого детства..» (ПЛ, 110; курсив Г. Д.). Если не приписывать психоанализу магические способности, то этот тезис противоречит теории Ференци, признающего лишь один инвариантный принцип реальности, который приспосабливает слабых индивидов к суровости и жестокости природы и природного общества29 Сверх-Я есть внутрипсихический репрезентант испытанной на себе внешней силы (родителей и всех их преемников). Это — страж как интроспективной слепоты, так и той, что примешивает к природному принуждению дополнительное принуждение, сохраняющее устаревшие отношения недостаточности, привилегий и силы. Это страж социального статус-кво в индивиде, бессознательный и подцензурный противник сознательного Я, органа познания. Поэтому, по мнению Ференци, только обращаясь к «технической» проблеме — то есть к проблеме отвязывания пациента от аналитика, — «можно положить конец, по крайней мере временно, разного рода Сверх-Я, а значит, и Сверх-Я аналитика. Ведь в конечном счете пациент должен освободиться от всякой эмоциональной привязанности, если она превосходит разум и собственные либидинозные тенденции. Только такого рода разрушение Сверх-Я может привести к радикальному исцелению...» (О III, 394). И от этого поистине революционного положения Ференци, великого «техника» психоанализа, которое было смягчено им же — по совету неизвестного заботливого критика — в приложении к работе «Эластичность психоаналитической техники» (1928) 30 — и которое Т. В. Адорно справедливо назвал тормозом психоаналитически инаугурированной критики Сверх-Я из соображений «социального конформизма» 31, уже нельзя было больше отказаться.